Журнал Наш Современник №12 (2004) - Журнал Наш Современник

Национал-радикалы, вовсю уже правившие бал в республике, тем не менее были не способны официально застолбить власть и потому согласились на то, что первым президентом Беларуси станет не самый волевой и авторитетный человек, чиновник до мозга костей — тогдашний премьер-министр Вячеслав Кебич. Но к  удивлению многих, в том числе и Кремля, который безоговорочно поддерживал Кебича, первым президентом Беларуси стал Александр Лукашенко. Во втором туре он получил более 80 процентов голосов избирателей.

Принятая Конституция позволяла ему “царствовать”, но никак не работать во благо страны. В обстановке, которая к тому времени царила в республике и вокруг нее, когда бандитизм, грабеж, право сильного подменяли закон и носители этого “закона” беззастенчиво требовали своей доли, считая что сирым и слабым не место на земле, противиться этому беспределу значило поставить на кон свою политическую судьбу. Лукашенко решил идти именно этим трудным путем. Для этого прежде всего надо было консолидировать белорусское общество: объединить всех — и сильных, и слабых, и верящих, и уже потерявших всякую веру — людей во имя создания страны, которая действительно была бы свободной и независимой, в которой царили бы гражданский мир и порядок. Потому не проходит и года со дня избрания на президентский пост, как Лукашенко инициирует свой первый референдум.

Смена символов

На всенародное обсуждение выносятся четыре вопроса. Первый из них звучит так: “Согласны ли Вы с приданием русскому языку равного статуса с белорусским?” Положительно на этот вопрос ответят 83% голосовавших. За второе предложение об изменении Государственного Флага и Герба РБ выскажется 75,1% участников референдума. Действия президента, направ­лен­ные на углубление экономической интеграции с Российской Федерацией, поддержат 83,3% пришедших к урнам для голосования. И, наконец, на вопрос: “Согласны ли Вы с необходимостью внесения изменений в Конститу­цию РБ, предусматривающих возможность досрочного прекращения полно­мо­чий Верховного Совета Президентом РБ в случаях систематического или грубого нарушения Конституции?” — “да” ответят 77,7% голосовавших на рефе­рен­думе 14 мая 1995 года.

Вынося на референдум эти вопросы, Лукашенко, конечно же, понимал, что не все в Беларуси примут их однозначно. Однако даже в самом страшном сне ему не могло привидеться, что сама идея всенародного обсуждения жизненно важных для страны вопросов вызовет такой ожесточенный гнев и отпор не только со стороны парламента, испугавшегося лишиться толики своей власти, не только со стороны вкусивших первые плоды своего “исключи­тельного права” националистов и тех иностранных хозяев жизни, что решили погреть руки на распродаже Беларуси, но прежде всего со стороны так называемой творческой интеллигенции. В России она получила название либеральной, в Беларуси — национальной. Но по сути и там и здесь она была насквозь космополитична, продажна, завистлива, с презрением относилась к народу, рядом с которым жила и интересами которого прикрывалась. Особенно ожесточенно и консолидированно эта публика выступила против придания русскому языку — наравне с белорусским — статуса государственного.

Это уже потом, через 7—10 лет, по пути признания русского языка вынуждены будут пойти власти Киргизии, начнут на этом “играть” рвущиеся к власти молдавские и украинские кандидаты в президенты, но тогда это был не просто вызов националистам, а “самое настоящее преступление”. Осо­бенно шумные истерики устраивали по этому поводу члены Союза писателей Беларуси, который они переименовали в Союз белорусских писателей. К тому времени, давно уже творчески исчерпав тему Отечест­венной войны, которая собственно и сделала некоторых из них известными в Великом Союзе, они откровенно проституировали, “откликаясь” в своих неисчислимых стихах и романах “на все важнейшие вопросы”, которые ставили перед ними идеологи ЦК, как местного, так и союзного. Теперь, понимая, что в рыночных условиях их местечковым “шедеврам” не останется места, они сделали ставку на языковую резервацию, и прежде всего на отказ от великой советской, да и классической русской литературы.

Эти настроения “национальных гениев”, увенчанных советскими орденами и медалями, званиями народных писателей и поэтов, с истерикой стал декла­ри­ровать самый заслуженный и, пожалуй, самый способный из них — писатель Василь Быков. Герой Социалистического Труда, лауреат Ленинской и Государст­венных премий, он, видимо, вознамерился получить еще и Нобелев­скую премию. Его амбиции подогревались слухами, что вслед за миллионным нобелевским гонораром Михаила Горбачева, который тот получил за уничтожение своей страны, следующую Нобелевскую премию должны дать писателю одной из бывших советских республик, чтобы “морально поддержать их авторитет”. И первым в этом ряду якобы стоит он — Василь Быков. Но не в пример безграмотным советским идеологам и критикам, нобелевские судьи, как выяснилось, не разделяли восторгов по поводу творчества Быкова. Тем не менее  притязания  белорусского писателя “на Нобеля” будут продолжаться все последующие годы, вплоть до самой его смерти в 2003 году. К тому времени Быков уже окончательно сделает ставку на политику, а точнее — на оголтелую борьбу с Лукашенко (за что получит премию Березовского “Триумф”), а защита белорусского языка станет знамением этой борьбы.

Кстати, другой “народный” Нил Гилевич, который это звание получил за стихи, восславляющие дружбу, интернационализм и, конечно же, партию и комсомол, накануне обсуждения в парламенте вопроса о языке в редакции президента вопил, что “это ляжет позорным пятном и проклятьем на Верхов­ный Совет”, членом которого он являлся.

Та же истерия раздувалась и вокруг предлагаемой смены символов госу­дар­ства — флага и герба. “Исторический” бело-красно-белый флаг, который по сути никогда не был флагом белорусского государства (до Октябрьской революции это “государство” существовало разве что в воспаленных фанта­зиях националистов и близких к ним “историков”), был запятнан кровью и грязью в годы Отечественной войны. Под мрачной сенью его белорусские эсэсов­цы, полицаи и прочие предатели-коллаборационисты помогали немецким фашистам не только уничтожать своих земляков, но и граждан других оккупированных стран Европы. Не случайно, когда тот же Василь Быков во время праздно­вания 9 Мая с группой отъявленных националистов попытался подойти с этим “полицейским” флагом к знаменитому памятнику Победы на Круглой площади Минска, ветераны войны стали стеной, не позволив им этого сделать.

Лукашенко предложил заменить введенный фашиствующими национа­листами флаг на традиционный красно-зеленый стяг республики с националь­ным орнаментом. Он выступил и за отказ от узаконенного националистами герба “Погоня”, который был идентичен гербу Литовской республики. Дураш­ли­вые популяризаторы “Погони”, как, например, ставший “яростным белорусом” сынок бывшего секретаря обкома партии Сергей Наумчик, пудрили мозги людям всяческими историями. Однако за их болтовней стояли откровенные притязания националистов во главе с лидером БНФ Зеноном Позняком на “белорусский город Вильно и Виленский край”. Лукашенко предложил вер­нуться к прежнему гербу республики, убрав с него масонский символ — звезду.

“Голодовки” в обнимку с холодильником

Но, пожалуй, наибольший взрыв негодования националистов вызвало даже не намерение Лукашенко путем референдума изменить статус уже разложившегося изнутри Верховного Совета и добиться права роспуска его, а стремление президента спросить у народа, что тот думает о поддержании братских отношений с Россией, о восстановлении разорванных экономи­ческих связей для развития взаимовыгодного сотрудничества. Сразу же со всех колоколен зазвучали истеричные вопли о “покушении на суверенитет и незави­симость” Беларуси, началось откровенное запугивание людей, типа того, что наших хлопцев пошлют в Чечню и другие горячие точки, где “расей­ская імперыя” ведет свои бесконечные войны. А осуждение белорусским президентом Беловежских соглашений и предложение о денонсации их трактовались как решение Александра Григорьевича стать застрельщиком собирания порушенной Великой Родины. Это заставило всю мировую закулису обратить свой холодный взор на Лукашенко. Белорусская оппо­зиция, и так никогда не являвшаяся самостоятельной, была поставлена под жесткий контроль (а заодно и на денежное довольствие) западных спецслужб.

Но ни бесчисленные “заявления”, “протесты”, “обращения” к мировым лидерам, над которыми в поте лица трудилась “творчая інтэлігенцыя”, ни многотысячные демонстрации, митинги не могли уже остановить приближающийся референдум. Народ после долгой “демократической” вакханалии, которая добивала страну, готовился дать свой вразумительный, четкий ответ. Тем не менее даже Лукашенко до конца не верил, что все эти вопросы можно будет вынести на референдум. Нескончаемые перепалки по этому поводу продолжались в Верховном Совете, в который для объяснения, уточнения, поисков компромисса несколько раз вынужден был приезжать президент. “Законность” проведения референдума без конца обсуждал враждебно настроенный к нему Конституционный суд. Под сомнение ставилось все, вплоть до даты проведения.