Суворов - Константин Симонов

3. ОДИНОЧЕСТВО

По крайним улицам без света,Стараясь проскочить скорей,В столицу въехала каретаБез гайдуков и фонарей.Солдат, стоявший у заставы,Ей путь загородил штыком,Намереваясь по уставуДознаться, кто в ней седоком.Но кучер с козел наклонилсяИ что-то на ухо шепнул:Солдат с пути посторонилсяИ молча взял на караул.Минуя караульный пост,Карета быстро поскакалаСперва через Торговый мост,Потом вдоль Крюкова каналаИ с громом стала у крыльца.Два денщика, согнувши спины,Из дверец вынесли перинуИ, взяв её за два конца,Пройдя вдоль тёмных коридоров,Внесли в покой. Под простынёйВ жару, простуженный, больной,Закрыв глаза, лежал Суворов.Он, застонав от боли, ПрошкуКостлявым пальцем поманил,Чтоб тот бельё переменилИ в кресла посадил к окошку.

Суворов при смерти. С утра,К нему слетевшись, как вороны,Шныряют в доме доктора,Прогуливаются шпионы;А ближние зайти не смеют,Боясь немилости двора.Один лишь Прошка вечераС ним коротает, как умеет.Прозябнув, съёжившись в комок,Больной укутан в две шинелиУже которую неделюНикак согреться он не мог.То одеялом и платкомПрикроет Прошка, то к затылкуИз-под шампанского бутылкуПрижмёт, наливши кипятком,То руки, синие, как лёд,Себе за пазуху положитИ держит ночи напролёт,Как будто отогреть их может.Но как ни грей их, всё равно —Что пользы в том, когда наружуВесь день отворено окноИ в комнате такая стужа…«Скорей закрой окно!» — «Да чтоВам померещилось! Окно?Чай, с осени на все засовыУж заколочено оно.»И Прошка пальцем сколупнётКусок замазки с зимней рамыИ в доказательство упрямоЕё показывать начнёт.«Да, показалось… Но откудаТак дует ветер, словно с гор?Ещё альпийская простудаНе отпускает до сих пор.Метель кружится по отрогам,Того гляди, сметёт на дно…Пока не поздно, ради бога,Закройте кто-нибудь окно!..»И чтобы не сердить больного,Придётся Прошке встать к окнуИ, створку отодрав одну,Тотчас её захлопнуть снова.«Ну вот, как будто и теплей,Теперь совсем другое дело…Да кипятку в бутыль подлей,Что б кровь в висках не холодела».Сейчас тряхнуть бы стариною,Воды черпнувши из Невы,Вдруг нестерпимой, ледяноюОбдаться с ног до головы.Клин клином вышибить! Но где тамКогда не шевельнуть рукой,Когда, небось, уж гроб с глазетомДавно заказан в мастерской!Всё можно взять у человека:Чины, награды, ордена,Но та холодная страна,Где прожил он две трети века,И синие леса вдали,И речки утренняя сырость,И три аршина той земли,Скупой и бедной, где он вырос,Земли, в которую егоВдвоём со шпагою положат,—Её ни месть, ни плутовство,Ничто уже отнять не сможет.Среди хлопот, обычных делОн редко замечал природу,Но вдруг сегодня захотелК песчаному речному бродуПодъехать на рысях в жаруИ жадно воду пить из горсти;Или, к своим оброчным в гостиС ружьём забравшись поутру,Из камышей пальнуть по уткам;А коли на дворе зима —По новгородским первопуткамСкакать в лесу, чтоб бахромаС ветвей за шиворот, чтоб телоКололо снегом, чтоб лиса,Как огненная полоса,Вдруг за стволами пролетела…Разжечь костёр, чтоб вдруг в дымуВспорхнула вспугнутая галка…Всё это вовсе ни к чему —Да умирать уж больно жалко!И, Прошку с толку сбив, теперь.Когда все щёлочки заткнули,Он просит, чтоб открыли дверьИ окна настежь распахнули.«А помнишь, Прошка, в ИзмаилеКак ты горячкою хворал?» —«Ещё б не помнить! Был в могиле,Да бог раздумал, не прибрал».—«Ты вспомни, Прошка, ты, похоже,Почти, как я, болел в те дни:Я рук не подниму — ты тожеНе мог поднять их с простыни,И кости у тебя болели,И лоб, как у меня, потел…И уж не думал встать с постели,А помирать всё не хотел.Сперва садился на кровать,Потом ходил, держась за стену…Вот так и я, глядишь, опятьИ встану и мундир надену…Что плачешь? Думаешь, не встать?Сам знаю — время в путь-дорожку.Начнёт за окнами светать,Один, как перст, ты будешь, ПрошкаДа разве ты один такой?Пересчитай полки и роты —Как только выйду на покой,Все будут без меня сироты…»Но Прошка, привалясь к стене,Не выдержав ночей бессонных,Уже дремал и монотонноПоддакивал ему во сне…И ни души кругом… Ну, что же,Пока ты важный господин,Так все готовы лезть из кожи,А умирать — так ты один…Он поспешил глаза смежить,Чтоб не прочли в последнем взореБезумную надежду жить,Людское, будничное горе.

Вдоль долгих улиц гроб несли.На бархате ряды регалий,Оркестры медным шагом шли,Полки армейские шагали.Чтоб этим оскорбить хоть прах,В эскорт почётный, против правил,В тот день заняв их на смотрах,Полков гвардейских не дал Павел.Ну, что ж! Суворов, будь он жив,Не счёл бы это за обиду;Он, полстолетья прослужив,Привык к походному их виду,Он с ними не один редутВзял на веку. И, слава богу,За ним в последнюю дорогуАрмейские полки идут.

1938–1939