Когда цветут реки - Лев Рубинштейн

— А серебро возрастает в цене?

— Ведь и нам надо платить, о, мудрейший из старых людей! Американцы в Шанхае продают товары только за серебро.

— Хорошо, мы подумаем и о серебре, — благодушно объявил Ван Чао-ли.

Он собирался уже предложить гостям отдохнуть, но поэт, который как будто скучал во время разговоров о торговле, вдруг оживился.

— Захочет ли мудрейший ответить на мой ничтожный вопрос? — сказал он. — Я хотел бы узнать, не было ли в этой округе людей, которые говорили о том, что все китайцы должны владеть одинаковыми участками земли?

— Не было, — удивленно отвечал Ван Чао-ли.

— Не говорил ли кто-нибудь о том, что маньчжуры — иностранные завоеватели и что они грабят и унижают народ Поднебесной Империи?

Ван Чао-ли нахмурился.

— Если б кто-нибудь из моих детей осмелился сказать подобные слова, я приказал бы начальнику стражи надеть ему на ноги колодки и отвезти в город — к моему брату, окружному начальнику.

— Но это могут быть не ваши дети, а приезжие или пришлые люди из южных провинций.

— Мы давно не видели таких.

У поэта, по видимому, не было больше вопросов. Хозяин приоткрыл чашку с чаем. Это значило, что он сейчас не хочет больше разговаривать.

За бамбуковой занавеской стоял Ван Ю с восковой свечой для зажигания трубок. Он все слышал, но мало понял.

Во всяком случае, его очень радовало, что хозяин, кажется, поладил с купцом. Это значило, что никто не будет щипать его до завтрашнего дня.

Мальчик высунул голову в окошко и сделал своему приятелю Ван Линю условный знак, что он может удрать из дому вечером.

2. Дождя нет

Инь-лань держала в руках котел. У нее скатилась крупная слеза и упала прямо на донышко.

— В прошлом году мы продали серьги моей матери. Теперь надо заложить котел. В чем будем варить пищу?

Ван Ян хмуро сидел в углу на корточках.

— Мудрость женщины и шорох листьев, — пробурчал он, — одинаково полезны.

Самое счастливое существо в семье был Ван Хэ, слепой старик. Он блаженно спал, накурившись опиума после долгого перерыва. В сущности, вся его жизнь, с тех пор как он потерял зрение, состояла в ожидании очередного приезда Фу. Купец привозил с низовьев реки темно-коричневые куски япяня — опиума, и целые месяцы Ван Хэ курил, спал и был счастлив.

Фу ездил в деревню не напрасно: на низовьях он покупал у американских контрабандистов ящики с опиумом из английских колоний. Он вез эти ящики вверх по реке в деревни Хубэя и Сычуани[7], а в обмен вывозил оттуда шелк и рис, которые у него покупали те же американцы и англичане. Торговля была выгодная, а глухие деревни, на среднем Янцзы так привыкли отдавать шелк и рис за темно-коричневые куски, что встречали Фу, как избавителя. Они рады были отдать огромное количество коконов за несколько кусков, без которых нельзя жить. Ван Ян разорился из-за отца. Он брал опиум у Фу целыми ящиками в долг, униженно кланяясь и благодаря за доверие. Клочок земли у него был маленький, урожая едва хватало, чтобы покрыть долг. И, когда приходило время расплаты, закладывались веши. Особенно в последнее время, когда Фу стал требовать расплаты деньгами.

А в этом году — засуха, и урожай погиб. Слишком много солнца. Вода на рисовых полях уходит в землю или испаряется, как из кипящего котла. Не хватает никаких человеческих сил, чтобы подкачивать на поля речную воду. Рисовая рассада сохнет и желтеет. А яички бабочки-шелковицы потемнели, и червячки из них вылупились не черные, а красноватые. Они мало едят и мрут сотнями.

Пробовали молиться богине Гуань-инь, которая управляет дождями. Пробовали брать железную табличку из святого колодца. Табличка должна была вызвать дождь. Но ни богиня, ни табличка не помогли. Земля продолжала сохнуть и трескаться. Вдобавок все водяные помпы принадлежат Ван Чао-ли, а он не дает ими пользоваться бесплатно.

Приходится идти к Чжан Вэнь-чжи, к владельцу закладной конторы, нести ему котел. Еще возьмет ли… Зачем ему котел? В последнее время он дает деньги только под заклад части урожая. А ведь половина урожая и так принадлежит Ван Чао-ли.

И как обойтись без котла? В чем варить картошку с соленой репой — единственную пищу семьи Ван Яна в течение долгих месяцев?

Семья у Ван Яна не маленькая. Конечно, хорошая семья — благословение неба. Но у него только один мальчик: Ван Ю, которого «отец» взял к себе в услужение в усадьбу. Второй мальчик — Ван Цань умер трех лет от роду от неизвестной болезни. У него сильно вздулся живот, и он умер. Прорицатель сказал, что его унес злой дух.

Есть еще один член семьи — это Гань-цзы. О ней отец говорит не иначе, как смущенно потупившись, потому что она девочка. Но от девочки тоже бывает польза: ранней весной Ван Ян впрягает ее вместе с женой в соху, и они тянут ее, согнувшись и обливаясь потом. Так они делают борозды для риса.

Но главное занятие Инь-лань и Гань-цзы — это червяки. Из-за этих червяков обе они не едят лук и чесноку и моют руки каждый раз, перед тем как войти в червоводню.

Эта священная червоводня — чистое, залитое солнцем помещение, в котором на бамбуковых полках лежат бумажные листы с мелкими яичками. Полки там бамбуковые, потому что бамбук не имеет запаха, а черви вообще не выносят никаких запахов и даже не любят громких разговоров. Инь-лань и Гань-цзы разговаривают в червоводне вполголоса и прикрывают рты ладонями.

Червячки капризны. Чтобы яичкам было тепло, Инь-лань молится перед грубым изображением богини червячков, и просит ее, чтобы все было хорошо.

Из яичек вылупливаются червячки. Их кормят листьями шелковичного дерева. Чтобы выкормить это небольшое количество червей, нужна тонна листьев.

Проходит тридцать два дня.

К потолку червоводни подвешиваются слабо связанные пучки соломы, и на каждый из них сажается целая пригоршня червяков.

И вот солома начинает оплетаться тончайшими серебристо-серыми нитями. Инь-лань и Гань-цзы смотрят на них с благоговением. Пять дней ткется эта тонкая паутина. Женщины ходят кругом на цыпочках.

Ткется шелковый кокон. Червячки — это будущие личинки бабочки-шелковины. Серебристо-серые нити — это драгоценный шелк-сырец. Его распарят в горячей воде — и во всех деревнях на Янцзы загудят древние, крепкие станки, на которых производится размотка шелка. Это кропотливая, долгая работа. Тяжелые, великолепные, затканные узорами шелковые материи для членов императорского дома в Пекине ткутся в тех же деревнях и маленьких городишках на ручных станках.

Как говорят мудрены: «Время и терпение превращают шелковичное дерево в шелковое платье».

Но плохо, когда люди зависят от червячков. Плохо, когда червячки родятся красноватыми и не хотят есть…

А на площади, возле кумирни, разложил свои товары Фу. Он сидит под зонтиком, в очках, важный, как чиновник, среди мешочков с темно-коричневыми кусками опиума. Ему подносят с поклоном последние запасы шелка. Он с кислым видом взвешивает их и протягивает в обмен мешочек, два мешочка…

Крестьянин смущенно кланяется. Он хотел бы получить еще мешочек. Фу отрицательно качает головой.

— Япянь повысился в иене, — объясняет он. — Не так-то легко его сюда доставить. Я рисковал жизнью из-за вас. Моя жизнь стоит дорого.

Крестьянин униженно подтверждает, что жизнь Фу стоит очень-очень дорого, но все-таки он хотел бы еще один мешочек. Ведь это на весь год.

— Все дорожает, — строго говорит Фу. — Я не чиновник, не генерал, не помещик. Я купец. Я плачу за все своими деньгами и получаю барыш. Я и так слишком добр. Следовало бы брать с вас не шелком, а деньгами.

— Денег нет, почтенный господин…

— Я знаю. Отойди и не попрошайничай! Больше не дам. Ты и так мне должен.

Это правда. Все должны Фу. Все просят об отсрочке..

— Мы всем должны! — ворчит Ван Ян. — Мы должны Фу, мы в долгу у «отца» Ван Чао-ли. Долги растут, растут и налоги.

Инь-лань всхлипывает. За ней начинает плакать и Гань-цзы. Даже свинья, которая живет под лавкой в той же комнате, подхрюкивает самым грустным образом.

— Ван Чао-ли предложил мне стать его арендатором. Он дает мне буйвола.

Инь-лань посмотрела на Ван Яна:

— И ты согласился?

— Я отказался. Я хочу работать на земле моих предков. Ты хочешь, чтобы я стал похож на Ван Аня?

Ван Ань — кабальный арендатор. Он живет с семьей в бараке у Ван Чао-ли. Все это за долги — и не за свои, а за долги его покойного отца.

Отец его попросил как-то у Ван Чэо-ли взаймы десять даней[8] шелковичных листьев до апреля. Ван Чао-ли вместо листьев дал ему денег, но расписку взял на листья. В апреле шелковичные листья стоили уже в четыре раза дороже, и долг учетверился. Денег у отца Ван Аня не было, и договор переписали на рис до октября. Но в октябре рис подорожал почти вдвое; удвоился и долг. Ван Чао-ли больше не хотел и слушать об отсрочках и забрал землю отца Ван Аня по самой дешевой расценке. Но всей земли несчастного не хватило на то, чтобы покрыть долг. С горя старик умер, а долг его перешел по наследству к Ван Аню и его семье. Теперь Ван Ань не может уйти из барака, пока не будет выплачен его долг, который все время растет. Ван Ань считается «неисправным должником». Он не имеет права переступать порог дома хозяина и при разговоре с ним обязан стоять на коленях. Долг у Ван Аня громадный, и вряд ли он сумеет выплатить эти деньги за всю свою жизнь. Вернее всего, что этот долг перейдет впоследствии к его сыновьям.