Колесница - Даниил Хотьма

Корнет шумно выдохнул с чувством выполненного долга.

– И гражданка без фамилии. Изгнана по особому ходатайству бургомистра Трепенина. – веско добавил председатель.

Уцепиться мыслями за происходящее становилось всё сложнее. Ракель неподвижно и молча стояла под пристальным взором председателя, но внутри у неё всё тряслось. Вот оно, спасение – только показалось и ушло прямо из-под носа.

– Как же так? – возмутилась женщина из Канцелярии. – Разве можно двоих сразу?

– Можно-можно. Прецеденты были. – Невеляк ударил в колокольчик в знак конца заседания. – Последнее слово для изгоев. Желаете высказаться, Назар Леонович?

– Желаю. – уверенно гавкнул корнет. – Ошибку свою признаю, но по-другому поступить не мог. Службу я нёс исправно и жалеть ни о чём не собираюсь. А ещё... ещё сапоги ваши – говно. Лучше уж босиком.

Окончив свою речь, корнет начал неуклюже разуваться – кандалы на руках несколько осложняли дело. Весь зал успел оценить грязные красно-коричневые бинты, что покрывали его истёртые ступни. Стенографистка сидела в замешательстве – фиксировать, или нет?

На этом представление не закончилось. Первый сапог взлетел в воздух, шлёпнулся о потолок и упал перед трибуной замертво. Когда о стену ударился второй, Ракель уже не скрывала своей улыбки. Рядом с таким долбоёбом и умирать не страшно.

– Что ж, учтём. – прокашлявшись, ответил председатель. – Передадим пожелание куда следует. Ваше слово, Ракель Митриевна.

– Я хочу сказать... хочу сказать, простите, но у меня так не получится. – Ракель указала на брошенный сапог. – Мне жаловаться не на что. Жила нормально, не хуже других...

От усталости Ракель не слышала и половины из своей речи. Она просто вываливала в уши членов Канцелярии суетливые, бестолковые фразы, а те глядели на неё. Внимательнее всех глядел опальный жандармский офицер – в нынешних условиях единственный напарник, попутчик, собрат по несчастью. Можно долго размышлять, годится ли на эту роль человек, склонный к тупому героизму и метанию башмаков, но одно Ракель знала точно. Вдвоём будет гораздо проще распаковать отцов подарок.

3. Отцов подарок

Щёлкнул рубильник, гулко завыл генератор, под потолком гаража ожили трескучие лампочки. В тусклом электрическом свете оставленные инструменты напоминали музейные реликвии, которым теперь суждено вечно пылиться под стеклом.

Ракель в сотый раз пробежалась взглядом по стеллажам и полкам, прекрасно осознавая бессмысленность своих действий. Всего не унести, необходимое давно упаковано в багажник, а остальное – пропади пропадом. Одежда подобрана самая практичная: плотный дорожный комбинезон поверх сорочки, сапоги-вездеходы, пылезащитные очки, водительские перчатки.

Поначалу казалось, что к назначенному времени не успеть – хлопот невпроворот, ещё и оторопь после заседания никак не сходила. Но всё изменилось после сдачи документов. Личную карточку грубо вырвали из рук вместе со статусом гражданки, и вместо обиды Ракель почувствовала приятную лёгкость – по общинному дому ходили страшилки, будто изгоев обязательно клеймят раскалённой кочергой, как раньше.

Дела пошли, как по списку. Получить положенные припасы на неделю. Попрощаться с девочками на фабрике, пореветь хором. Заглянуть в прачечную за вещами. Наведаться в ближайший кабак в поисках тётки Софьи – не найти её. После душа психануть и намазаться дорогим кремом из запаса. Долго подбирать бельё. И, конечно, привести в чувства машину.

Папуля был одержим идеей путешествия по Пустырю. Не то на случай Изгнания, не то из-за матери, не то просто так – со скуки. Ночами в гараже кипела работа. Отец таскал отовсюду запчасти, вёл беседы со стариками, выменивал полезные книги. Ракель припоминала названия: «Введение в технологию металлосварки», «Топлива и их свойства», «Двигатель внешнего сгорания».

В особом приглашении Ракель не нуждалась – всё равно в общинном доме из интересного оставалась только вспышка оспы. Ей тогда было немного – двенадцать-четырнадцать, и вся помощь в сборке ограничивалась опциями «Эля, подай ключ» и «Эля, не мешай». Но по винтику, по детальке чудо-машина ковалась из хлама на глазах у Ракель, пока однажды отец не сказал заветное «всё». Готово. Получившееся нечто выглядело как плод любви телеги и поезда, но отец нарёк его более престижно – локомобиль на паровой тяге.

Уголь был затарен впрок, и начался долгий период подгонки и прокатки. Транспорт показывал себя отлично. В разы мощнее, чем цепная велоповозка, но при этом не такой прожорливый, как бензомашина. Отец накатался вдоволь и со временем реже возвращался за руль. Он поддерживал механизмы в исправности, продолжал говорить о большом путешествии, но так на него и не решился. Не успел.

Ракель подняла глаза к потолку, поморгала. Когда слёзы подсохли, она сверила стрелки на часах и выглянула наружу.

Корнет Порытинский прибыл ровно к восьми, минута в минуту. Лицом посвежел после госпиталя – теперь хоть на человека похож. При новом мундире, с дорожным мешком и шпагой на перевязи, торчащей из-под шинели. Из общей картины выбивалась только обувь – старые спортивные кеды.

– Тапки не по уставу, офицер. – дразнила Ракель.

– Да знаешь, как обидно. – жаловался опальный. – Китель казённый хорош, шинель тоже, а башмаки – как есть говно. На самом важном проворовались, трутни кабинетные.

– Здорово ты их на заседании. Я чуть прямо там не заржала, правда... в общем, вот. – Ракель скрылась за дверью гаража и вернулась с новенькой парой сапог в руках. – Носи на здоровье. Не хочу, чтоб твои мозоли нас тормозили.