Властитель души и тела - Тия Дивайн

– Надеюсь, – осторожно ответила Дженис. – Но я никогда не любила так сильно, чтобы это имело хоть какое-то значение. О большинстве моих поклонников можно с легкостью забыть.

– Он способен соблазнить даже тебя. Такова сила его обаяния.

Дженис так не думала, однако в словах Джулии ей почудилось что-то похожее на дурное предзнаменование, даже вызов, и она не долго думая ответила:

– Тогда, может, мне следует попытать счастья среди тех претенденток, которые готовы разделить с графом новый этап его жизни.

– Дорогая моя, дорогая…

Дженис замерла.

Голос принадлежал матери, которая, внезапно появившись в дверях, заторопилась к дочерям.

– Ну разве это не удивительно? Я как раз размышляла о том же! Как хорошо мы понимаем друг друга. Вы обе обладаете всеми необходимыми качествами, однако ваши характеры отличаются, как день и ночь. И то, чего не удалось добиться мягкой и нежной Джулии, сможет сделать ее более агрессивная и задиристая сестра.

Джулия поглубже зарылась в подушки, когда их мать опустилась на другой конец дивана.

– Я все это время пыталась объяснить твоей сестре, что для такого человека, как граф Уик…

– Такого чудовища, как граф Уик, – со злостью перебила ее Дженис.

Мать девушек с недоумением приподняла брови.

– Ты не должна так думать, если твои намерения в отношении графа даже наполовину серьезны. Но ты же так не думаешь, не правда ли?

– Я не знаю. – И Дженис действительно не знала, как относиться ко всей этой истории.

Но одно она сознавала совершенно ясно – жажда мести не отпускала ее, и здесь ей представлялся прекрасный шанс отомстить за сестру. Но их мать не должна ничего об этом знать. Так же как и Джулия. Во всяком случае, до тех пор, пока сама она не поймет, насколько сильно могут расстроить Джулию ее намерения.

– Я много раз пыталась объяснить Джулии, что такому мужчине, как Уик, нужна своевольная и независимая женщина, которая бы ни в чем ему не уступала. Ас девушками вроде Джулии, с их мягким характером, ему очень легко стать грубым и деспотичным. Он бы все время подавлял ее. А потом ее красота и молодость увянут и… – Быстро взглянув на младшую дочь, она решила не заканчивать свою мысль. – Что касается меня, то я искренне благодарна графу Уику за его мудрое решение не подвергать Джулию подобному испытанию и отказаться от брака с ней, пока все не зашло слишком далеко. Но я не могу убедить твою сестру в том, что он поступил так из деликатности и из лучших побуждений, а главное, в том, что их союз стал бы настоящей катастрофой и принес обоим одни несчастья.

– Чудовище и… деликатность? Мама, имя этого человека и твои слова о нем – вещи несовместимые! Он настоящее животное, которое рыщет вокруг до тех пор, пока не учует самку, готовую пасть к его ногам. И что происходит потом? Он просто использует ее, получает свой кусок плоти, а затем бросает, устремляясь к новой жертве. А ты говоришь о тонкости чувств! Да он отвратительная скотина…

– О нет, ты не права, – с неожиданной силой воскликнула Джулия. – В нем совсем нет животной страсти, может быть, только в конце… – Ее голос оборвался. – Но Уикни когда не был грубым, даже тогда… он просто… ушел…

– О Господи, – с отвращением произнесла Дженис. – Я умываю руки. Пусть Джулия продолжает оплакивать это чудовище, а он – совращать других глупых гусынь, не знающих, что такое осторожность.

Дженис поднялась, однако практичная мать задержала ее.

– Граф в любом случае женится, – сказала она. – И одна из этих глупых гусынь, как ты изволила выразиться, станет его женой и разделит с ним его состояние. Почему бы тебе не стать ею?

Дженис охватил ужас. Неужели ее мать думала об этом всерьез?

Не важно, что она сама недавно подумывала о том же. Однако ее желание наброситься с кулаками на этого мерзавца весьма отличалось от практицизма матери, которая видела для них шанс даже в самом неподходящем варианте, предпочитая не замечать плохое. Несмотря на все произошедшее с Джулией и на скандальную репутацию графа…

Дженис отвернулась – ее мать просто ничего не знала: ни о непристойных слухах и сплетнях, ни о степени развращенности и гедонизма, до которой этот монстр докатился еще до его несостоявшейся помолвки с Джулией.

И сейчас она, конечно, даже представить себе не могла всю глубину его порочности, которая стала основной темой для пересудов, обсуждаемой исключительно шепотом, да и то в основном девушками на выданье, их перепуганными мамашами да негодующими вдовами, которые приходили в ужас от легендарных похождений графа. Безусловно, их мать даже не подозревала ничего подобного, иначе бы она не считала Дженис подходящей кандидатурой в спутницы графу.

Но потом Дженис вдруг ясно осознала, что никакие пороки графа никогда не затмят одной простой вещи, столь дорогой для материнского сердца: раз уж мужчина намерен жениться, обладает годовым доходом в пятьдесят тысяч фунтов и способен оплатить епитимью карманными деньгами, все остальные его качества уже не имели никакого значения.

Пороки Уика не смущали мать девушек, ибо, по ее мнению, мужчина всегда останется мужчиной, а женщинам вечно приходится расплачиваться за это.

Дженис взглянула на младшую сестру, которая, сжавшись в комочек, лежала на кушетке и пыталась скрыть слезы.

Но только не в этот раз. Вот если бы Джулия тоже дала ей свое молчаливое согласие… О, тогда бы она могла строить свои планы, чтобы отомстить за ее поруганную честь. И тогда Уику пришлось бы заплатить за все.

Глава 2

Однако одно дело мечтать о мести вообще и совсем другое – обдумывать конкретные шаги по воплощению своего плана в жизнь. Жеманные девственницы были не по части Уика. И никто из друзей Дженис, сплетничающих напропалую о скандальной новости, не видел графа в обществе какой-нибудь худосочной бледной Венеры, не обладающей ни умом, ни стилем, ни светскостью.

Или же он просто в очередной раз закинул удочку?

Что-то здесь было не так, решила Дженис, расположившись за столом во время ужина, вслед за которым шла традиционная игра в карты. Все разговоры на любых светских мероприятиях крутились исключительно вокруг личности графа, что было неудивительно, учитывая неожиданную смену его матримониальных взглядов.

Сам Уик хранил молчание. Слухи и предположения возникали исключительно из слов, случайно оброненных графом в кругу друзей, которые потом передавали их своим друзьям, и так до тех пор, пока новость не распространялась, как пожар.

Но никто не отваживался расспрашивать самого Уика. А он тем временем вел обычную светскую жизнь, посещая балы и приемы, где с холодным презрением на лице разглядывал в лорнет молодых девушек, словно те были стадом овец, предназначенных для заклания.