Алгоритм любви - Безелянская

Дай стать мне лирой, как осенний лес,

И в честь твою ронять свой лист спросонья.

Устрой, чтоб постепенно я исчез...

(Пер. Б. Пастернака)

"Что это? - воскликнет читатель.- Откуда это стремление к буре и желание покоя? Раздвоенность души?!"

Поэт Константин Бальмонт нашел точное объяснение природы его гения: "Шелли в продолжение всего своего существования на земле был в каком-то идеальном возбуждении; он всегда как бы помнил о другом, более красивом мире, откуда он пришел, и с изумлением смотрел вокруг себя, стараясь в этом новом воплощении увидеть сквозь призму своей мечты, воспоминания угасшего лучшего дня и рассвет нового золотого века".

И люди, сталкивающиеся с ним по жизни, не могли не чувствовать, что перед ними необычный человек. "Среди товарищей-школьников,- вспоминает один из современников,- он считался каким-то странным существом. В то время как все кричали и шумели, он уединенно следил за своими призрачными мыслями, обособленный от других миром своих живых фантазий".

"Божественный Шелли",- говорили женщины.

"Безумный Шелли",- возражали мужчины.

Его ангелоподобная красота действовала обезоруживающе. И невозможно лучше поэта Бальмонта словами описать его портрет:

"Прекрасное существо с большими голубыми глазами, достигавшими в минуты возбуждения необыкновенного блеска, с волосами нежными, как пряди шелковистой паутины, с красивыми руками, созданными для красивых движении, с лицом, напоминающим не мужчину, не женщину, но существо с другой планеты, с походкой легкой, как движение призрака, дух, заключенный в земной оболочке..."

В поэме "Адонаис", написанной в 1821 году и посвященной памяти поэта Дж. Китса, он и сам признается: "Призрак средь людей". Не случайно Бальмонт вынес в заголовок эти слова в своем эссе о Шелли.

А каково людям общаться с "призраком", даже столь прекрасным? Соприкосновение с ним не делало их счастливыми. А был ли счастлив сам Шелли? Да и возможно ли счастье для поэта?..

За день до своей смерти Шелли пророчествовал: "Если завтра я умру, знайте, что я прожил дольше, чем мой отец. Мне 90 лет". Так мог сказать только очень уставший человек. А ему не исполнилось и тридцати. А может быть, он действительно пришел к нам с другой планеты?!..

Влюбчивый по натуре, Шелли обожал женщин, поклонялся им как возвышенным, неземным существам. Свое отношение к любви поэт выразил в "Философии любви":

Ручьи сливаются с рекою.

Река стремится в Океан;

Несется ветер над землею,

К нему ласкается туман...

. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .

Целует ночь морские струи,

А землю - блеск лучистый дня.

Но что мне эти поцелуи.

Коль не целуешь ты меня.

(Пер. К. Бальмонта)

Первый любовный опыт был горьким. По окончании школы в Итоне Шелли влюбился в свою родственницу Гарриет Гров. Родители в восторге от намечавшегося союза. Но тут роковую роль сыграли атеистические взгляды юноши. Набожная Гарриет не захотела мириться с религиозным отступничеством возлюбленного. Вот ведь как бывает!

Помолвка расстроилась. Шелли потрясен. Но он получил то, что хотел, ибо, отрекаясь от Бога, он таким образом отрекся и от "успокоения, от него исходящего".

Не исключено, что именно это обстоятельство наложило отсвет на все последующие поступки поэта. Образ Гарриет преследует его, и Шелли совершает ошибку, осложнившую его собственную жизнь и сломавшую жизнь его новой избраннице. Шелли женится на Гарриет Вестбург, девушке, носящей имя его первой возлюбленной и чертами лица ее напоминавшей.

Создается впечатление, что реальность жизни, в которую, казалось бы, Шелли погружен, на самом деле не существует для него. Он создает свою реальность, плетет ее из мимолетностей и ощущений сиюминутных, не задумываясь о последствиях. А жизнь, не приспособленная для мечтаний и мечтателей, больно бьет.

Гарриет Вестбург была подругой его сестры. Она принадлежала к другому социальному сословию: ее отец - торговец. Шелли это мало заботило, но баронет Перси Шелли, его отец, не мог допустить подобного мезальянса. Да и господин Вестбург был не в восторге от выбора дочери. Молодые поженились вопреки воле родителей и, как пишет дореволюционный биограф Шелли Н. Дубинский, это была "самая несчастнейшая из женитьб".

Молодые бежали из дома и обвенчались в Эдинбурге. Шелли 19 лет, Гарриет - 16. Жизнь сразу и больно ударила по иллюзиям молодоженов: "злой тиранический мир чувствует слишком большую потребность в деньгах". А их-то и не было. К словам Шелли можно добавить, что "тиранический мир" требовал большую волю к жизни, умение противостоять ему. А они не умели ничего. Гарриет не имела не малейшего представления о ведении домашнего хозяйства, а Шелли - о том, как заработать деньги. Правда, юноша был непривередлив. При первых же приступах голода шел в булочную за хлебом. Отсутствие обеда его не смущало: "Пудинг - предрассудок".

В сущности, они были детьми. И когда наступил момент, то они расстались так же непонятно, как и сошлись. Скорее всего то, что они приняли за любовь, рассеялось как туман. Наступило прозрение. Оказалось, что дело не в социальном неравенстве, о котором не уставали твердить родители, а в отсутствии духовной близости. "Все, кто знает меня" должны понимать, что спутницей моей жизни станет та, кто умеет чувствовать поэзию и разбираться в философии. Гарриет - породистое животное, но она ни на что подобное не способна".

Проницательный читатель понимает, что подобные мысли возникли не вдруг. Да, действительно, эти слова сказаны Шелли в момент очень драматичных обстоятельств.

Однажды, прибыв в Лондон, Шелли посетил своего старого знакомого, книгоиздателя Уильяма Годвина, автора "Исследований о политической справедливости". Этот трактат вызвал в свое время восторг Шелли, и он считал Годвина своим учителем. Поэт и прежде бывал в доме Годвина, но на этот раз ему представили дочь Годвина Мэри и ее сводную сестру Клер. Разговорам не было конца - о революции, поэзии, свободной любви... Вскоре Клер поняла, что все красноречие юноши обращено к Мэри.

В 1796 году Уильям Годвин познакомился с Мэри Уолстонкрафт, автором книги "Защита прав женщин". Она была одной из основательниц феминистского движения. Через десять дней после рождения дочери Мэри Уолстонкрафт умерла, и Годвин назвал девочку в честь матери - Мэри. В 1801 году он женился вторым браком на вдове Клермонт, у которой были дочь Клер и сын Чарльз. Потом у них родился сын Уильям.

Девочки были очень разными, но жили дружно. Они были привязаны друг у другу, но между ними всегда стоял Шелли. На исходе жизни Мэри призналась своей невестке: "Она была проклятием моей жизни с того дня, как мне исполнилось три года". Да, Клер была далеко не ангелом. Она любила Байрона, родила от него дочь. Но злые языки утверждали, что это дочь... Шелли. Мэри гневно протестовала, услышав, что Клер была любовницей Шелли: "...я бы скорее умерла, чем повторила столь низкую ложь". Байрон же относился к этому по-другому: "Она не мой ребенок, она ребенок мистера Шелли". Но воспитывал ее как свою дочь. Надо сказать, что Шелли обожал Аллегру и не скрывал этого, утверждает его биограф И. Уоллес в книге "Любовницы, героини, мятежницы", приводя следующие строки поэта:

Игрушка, милее которой

Благозвучная Природа не сотворила.

Серьезное, нежное, буйное, но доброе создание...

К сожалению, девочка действительно оказалась "игрушкой". Байрон поместил ее в недорогой пансион, где она и умерла в пятилетнем возрасте. Именно Шелли выпала горькая участь сообщить об этом матери.

Клер прожила долгую жизнь. Она боготворила Шелли, охотно рассказывала о нем. Она ненавидела Байрона, не простила ему смерть дочери. И еще маленькая подробность. Ее племянница записала: "Клер погребена, как и желала, с маленьким платком Шелли..." Но это в будущем.

А мы с вами вернемся к тому периоду, когда они молоды, у них вся жизнь впереди. Они влюблены. Их беседы становятся все продолжительнее и все уединеннее. В них все меньше слов о политике, все больше о любви...

Она как свет фантазии живой.

Меж тысячью зеркал она блуждает,

В земле глубокой, в тверди голубой,

Сквозь бездну призм изменчиво блистает,

Безбрежный мир исполнен ей везде,

О ней во тьме звезда поет звезде...

(Пер. К. Бальмонта)

Но Шелли женат, у него дети. И Мэри это знает. Слово за ней. И она его скажет. Удивительно, как в этом действе проявилась ее суть, нерв ее творчества. Забегая вперед, скажу, что Мэри осталась в истории мировой культуры не как жена Шелли. Знаменитой ее сделал роман "Франкенштейн, или Современный Прометей". Так вот - первое свидание и объяснение Мэри обставила в духе своего мрачноватого романа.

Это произошло перед могилой ее матери на кладбище при церкви св. Панкратия. Можно себе представить, в каком экстатическом состоянии находился Шелли, сам склонный к мистике!

Итак, сомнений нет - он любим. "Никакими словами не передать даже отдаленнейшее представление о том, каким образом она развеяла мои заблуждения,- пишет он другу.- Высокий, торжественный миг, когда она призналась в любви к тому, чье сердце давно и тайно принадлежало ей..."