Мужчина для досуга - Светлана Бестужева

Все оказалось легче легкого: он спрятался в нише коридора и дождался, когда обе его будущие жертвы войдут в комнату. Потом подошел к двери и некоторое время прислушивался: разговор нормальный, не агрессивный, значит, все идет по плану, накладок быть не должно. Знакомый звук включенного компьютера, рулада заработавшего монитора. Еще несколько минут и…

Он беззвучно повернул запор в двери комнаты, заблокировав ее снаружи. И столь же бесшумно, сколь быстро пошел к грузовому лифту, чтобы спуститься на нижний этаж к выходу. Он не слышал, да и не желал слышать ни приглушенных криков, ни стука в запертую дверь, около которой недавно стоял. И знал, что больше никто вообще ничего не услышит: не зря столько времени было потрачено именно на выбор помещения.

Чувства жалости в нем не возникла ни на секунду. Будь его воля, он просто удушил бы их или отравил, но коль скоро возникла такая удачная со всех точек зрения возможность избавиться сразу от двух раздражителей… Он и на этот раз победит, сомнений быть не может.

А победителей, как известно, не судят.

В квартире, разумеется, царил «маленький раскардаш». Но я решила этим пренебречь. Главное, чтобы по креслам и диванам не валялось нижнее белье, а постель была более или менее аккуратно застелена. На письменном столе у меня всегда творческий беспорядок, в просторечии бардак, а пыль я вытираю только когда кто-нибудь из наиболее остроумных гостей пишет на экране телевизора «Наташка-неряшка». О том, что творится под тахтой и шкафами, лучше не думать. Да я и не думаю… почти.

Нет, я вовсе не патологическая неряха. Прежде меня можно было упрекнуть скорее в маниакальной чистоплотности: я искренне считала, что по субботам нужно натирать полы и протирать все стекла в квартире, а малейшее пятнышко на плите или сантехническом оборудовании уничтожалось мною мгновенно и ожесточенно – как классовый враг. Но после смерти мужа и вынужденного переезда меня словно подменили, к тому же новую квартиру я тихо ненавидела и никак не желала признать ее родным домом. За год так и не привыкла к этой однокомнатной спичечной коробке. И не хотела привыкать.

Телец по знаку Зодиака, я всегда была слегка помешана на жилье, его комфортности, уюте. Вещи в дом подбирала крайне придирчиво, ориентируясь не столько на цену, сколько на прочность и элегантность. Ну и на цвет, конечно: красный и синий исключались в принципе, а вот краски земли, зелени и даже желто-оранжевая гамма осеннего леса были просто необходимы для душевного равновесия, как и живые цветы в вазе. Пусть три ромашки – но настоящие. А уж если появлялись розы, это становилось настоящим праздником. Попадавшие в мою прежнюю квартиру всегда говорили, что у нее есть душа – и не ошибались, потому что в ее убранство я действительно вложила душу.

А в этой… Она мне была неинтересна. На ремонт, даже косметический, не было прежде всего сил, а уже потом денег. Обставила я ее тем, что осталось после разгрома прежней квартиры, то есть тем, что не могло быть продано или без чего просто нельзя было обойтись. Тахта, письменный стол, гардероб, два разрозненных кресла и стеллажи с книгами. Телевизор стоял на кухонной тумбочке, причем так, что смотреть его было неудобно отовсюду. Занавески висели на оставшейся от прежних хозяев «струне» и ни красоты, ни гармонии в интерьер не вносили. И даже та часть квартиры, что могла бы стать ее украшением – огромная застекленная лоджия, с утра до вечера залитая солнцем, – превратилась в свалку, где и к окнам-то подойти было невозможно из-за громоздящихся тут и там коробок, свертков, так и не распакованных ящиков со всякой утварью, и так далее, и тому подобное.

Впрочем, Андрей оказался достаточно воспитанным человеком и ограничился замечанием насчет того, что у меня очень уютно. Пусть лицемерие останется на его совести, хотя после столичного метрополитена и особенно стандартно-загаженного подъезда «хрущобы» мои апартаменты могут показаться вполне даже пристойными. По контрасту, так сказать.

Я пошла на кухню заваривать чай, а гостю предложила пару минут поскучать без меня. А поскольку в прокуренной комнате можно было повесить топор средней величины, открыла дверь на лоджию – проветрить. Но скучать не пришлось никому. Ровно через минуту Андрей возник в дверях кухни.

– Наташа, можно вас на минуту?

«За минуту не успеете», – вертелась у меня на языке старая-престарая, еще студенческая хохма, но я взглянула в лицо своего нового знакомого – и мне почему-то расхотелось шутить. С таким лицом, наверное, хорошо работать распорядителем в крематории: сосредоточенно-отрешенное, мрачно-деловитое. Скажем так: не располагающее к улыбкам и веселью. Впрочем, возможно, он именно в ритуальном агентстве и работает, если не церемониймейстером, так хранителем праха.

– Что случилось?

– Не знаю. Пойдемте в комнату… пожалуйста.

Я и пошла – как баран на бойню. Или овца. Загипнотизированная, замечу, овца, потому что взгляд моего гостя подействовал на меня прямо-таки магнетически и мне в голову не пришло поступить как-то иначе. И откуда я взяла, что у него ласковые глаза? Во взгляде кобры и то, должно быть, больше нежности. К тому же я – что уж там греха таить – немного испугалась. Но в комнате ничего экстраординарного не происходило. Андрей кивнул в сторону двери на лоджию и спросил:

– Что вы там храните?

Я пожала плечами. Если честно, мне самой это было невдомек. А признаваться в том, что устроила там гибрид чулана с помойкой, как-то не хотелось.

– Да так, неразобранное… не очень нужное… Все руки не доходят да и сил нет: после переезда неважно себя чувствую. А почему вы спрашиваете?

Андрей протянул руку в направлении лоджии, и в руке у него что-то запищало. Сначала мне показалось, что в комнату залетел средних размеров комар, но потом дошло, что писк какой-то неживой.

– На лоджии-то у вас источник радиации, – скучным голосом сообщил мой гость. – Фонит что-то. Слышите, дозиметр сигналит. Я подошел к двери, а он как запищит.

– Вы что, постоянно ходите с дозиметром? – светски-учтиво осведомилась я. – Следите за чистотой окружающей среды?

Я несла очевидную чушь, но лишь потому, что никак не могла собраться с мыслями и определить свои ощущения. Сказать, что я растерялась, – значит ничего не сказать. На ночь глядя впустила в дом незнакомого, в общем-то, мужика, похоже, не без странностей… Но радиоактивная лоджия – это уже было что-то из области фантастики, причем вряд ли научной.

– Я достаточно часто хожу с дозиметром, – все тем же скучным голосом отреагировал Андрей. – И, как видите, не всегда зря. Разрешите я попробую установить причину этого… фона.

– Попробуйте, – согласилась я, уже совершенно ошалев.

– У вас есть резиновые перчатки?

С таким же успехом он мог попросить у меня пожарную каску. Или бронежилет. Зачем, во имя всего святого, мне могут понадобиться резиновые перчатки? Да, элегантные женщины всю домашнюю работу делают только в них, но я давно уже не элегантная, если вообще женщина.

Андрей, видимо, понял, что задал бестактный вопрос, поэтому лишь вздохнул и достал из кармана нечто, оказавшееся тонкими и прозрачными пластиковыми перчатками. Не человек, а ходячая санитарно-эпидемиологическая станция: сначала дозиметр, потом перчатки. Интересно, что будет следующим номером? Баллончик с дезинфицирующей жидкостью? Или шприц с сывороткой против бешенства?

– Простите, – обратилась ко мне «санэпидстанция», – здесь довольно темно. Может быть, настольная лампа?..

Пять минут спустя, держа на весу оную лампу, я тупо наблюдала, как мой гость обыскивает лоджию, делая дозиметром какие-то круги и ломаные линии. Жужжание то затихало, то усиливалось, пока наконец не обнаружился квадрат, где звук был почти стабильным. Источник его, судя по всему, находился в стоящем на лоджии старом диване, о котором я почти забыла. Почти…

– Давно у вас этот… экспонат?

Экспонат действительно был тот еще. Образец мебельного дизайна середины шестидесятых годов, не приобретший со временем ни благородного изыска старины, ни хотя бы очарования примитива да еще год простоявший на неотапливаемой лоджии, диван мог впечатлить любого человека, даже со здоровой нервной системой. Почему-то сей одр был очень дорог моему покойному мужу. Единственная вещь, с которой он не пожелал расстаться, когда мы, сделав ремонт в нашей с ним квартире, обставили ее практически заново.

То есть квартира была моего мужа, меня он туда прописал только после свадьбы, но я как-то сразу почувствовала себя дома. Возможно, потому, что у меня впервые в жизни была там своя собственная отдельная комната, где я и работала, и спала. Муж не менее счастливо и независимо существовал в другой комнате и основное время проводил на этом самом диване в горизонтальном положении. Днем. Ночью же, наоборот, садился к письменному столу и писал. Не стану обременять читателя неудобоваримыми терминами, скажу только, что мой супруг был доктором философских наук и что его тексты я так и не научилась понимать, несмотря на проведенную им среди меня лекционно-образовательную работу.