Печать Иуды - Роллинс Джеймс

Все трое подбежали к Оскару и посмотрели вниз.

Светящийся край «молочного моря» лизал борт судна. Из глубины показалась большая тень. Это была здоровенная тигровая акула длиной больше шести метров. Перевернувшаяся кверху брюхом, она все еще судорожно извивалась, бессильно раскрывая пасть. Светящаяся вода пенилась вокруг нее, меняя цвет молока на сочный алый цвет красного вина.

Вдруг Сьюзен осознала, что это не вода пенится вокруг туши акулы, а сама ее плоть, которая бурлит, распадаясь на куски. Акула быстро пошла ко дну, однако по всему молочно-белому морю на поверхность стали всплывать новые тела, еще бьющиеся в предсмертных судорогах или уже мертвые: дельфины, морские черепахи, множество рыб.

Эпплгейт в страхе отшатнулся от ограждения.

– Похоже, эти бактерии питаются не одним только планктоном.

Повернувшись к Сьюзен, Грегг прошептал:

– Сьюзен…

Молодая женщина не могла оторвать взгляд от жуткого зрелища. Несмотря на ужас, она как ученый была заинтригована происходящим.

– Сьюзен…

Наконец она обернулась к мужу, недовольная тем, что он ее отвлекает.

– Ты же плавала с аквалангом, – объяснил Грегг, указывая на море. – В этой воде. Весь день.

– Ну и что? Все мы погружались в воду. Даже Оскар не упустил случая немного поплавать.

Муж избегал смотреть ей в глаза. Он не мог оторвать взгляд от запястья Сьюзен, которое та ожесточенно чесала. Бывало, что гидрокостюм натирал ей кожу. Однако, увидев в глазах Грегга тревогу, Сьюзен тоже посмотрела на запястье. Кожа там была покрыта красной сыпью, которую она расчесала еще больше.

У нее на глазах на коже расцвели огненно-красные волдыри.

– Сьюзен…

Молодая женщина изумленно ахнула:

– О господи…

Но она уже знала жуткую правду.

– Это… это уже во мне.

Заражение

Глава 1

Черная мадонна

1 июля, 10 часов 34 минуты

Венеция, Италия

За ним охотились.

Стефано Галло торопливо пересек открытое пространство площади. Утреннее солнце уже успело раскалить каменные плиты мостовой, и многочисленные туристы спешили укрыться в тень или забивались в магазин мороженого, приютившийся под сенью собора Святого Марка. Однако целью Стефано был не этот высокомерный символ Венеции с его монументальным фасадом в византийском стиле, массивными бронзовыми конями и взметнувшимися в небо куполами.

Даже эта благословенная святыня не могла предложить ему убежище.

Оставалась только одна надежда.

Проходя мимо собора, Стефано ускорил шаг. Заполонившие площадь воробьи взлетали у него из-под ног, а он шел прямо на них, не обращая никакого внимания на испуганную суету. Теперь можно было не заботиться о том, чтобы не привлекать к себе внимание. Его уже обнаружили. Едва ступив на площадь, Стефано сразу же увидел в толпе молодого черноглазого египтянина с ухоженной бородкой. Их взгляды встретились. Теперь на египтянине был темный костюм, плотно облегавший его широкие прямые плечи. В первый раз он представился Стефано студентом-археологом из Будапешта, действовавшим от имени его старого друга и коллеги из Афинского университета.

Египтянин пришел в археологический музей в поисках одной древней реликвии, не представляющей особой ценности. Обелиска, вывезенного из страны. Египтянин стремился при финансовой поддержке своего правительства вернуть обелиск на родину. Он принес с собой солидную сумму, банковские пачки новеньких купюр. Стефано, один из музейных хранителей, был не прочь принять такое щедрое подношение; растущие как снежный ком счета за лечение его жены грозили вынудить их расстаться со своей скромной квартирой. И в том, чтобы принять эту секретную выплату, не было ничего зазорного; на протяжении вот уже двух десятилетий египетское правительство выкупало вывезенные из страны сокровища из частных коллекций и оказывало давление на музеи, требуя вернуть в страну национальное достояние.

Поэтому Стефано согласился, пообещав сначала доставить реликвию. В конце концов, ну что такое какой-то маленький, ничем не примечательный каменный обелиск? Согласно прилагающемуся научному паспорту, он уже почти целое столетие пролежал в ящике. И его краткое описание, вероятно, объясняло, почему это произошло: «Мраморный обелиск без надписей, обнаруженный при раскопках в Танисе, предположительно относящийся к периоду Нового царства (26-я династия, 615 год до н. э.)». В нем не было ничего необычного и любопытного, если только не вдумываться в его историю. Обелиск принадлежал к коллекции одного из музеев Ватикана, а именно Григорианского египетского музея.

Непостижимо, каким путем он попал в подвалы археологического музея Венеции.

Затем вчера утром Стефано получил вырезанную из газеты заметку, которую доставил курьер в конверте, запечатанном сургучом с единственным оттиснутым на нем символом:

Греческой буквой «сигма».

Стефано до сих пор не понимал смысла печати, но он прекрасно понял всю важность вложенной в конверт вырезки. Одна-единственная статья из номера трехдневной давности с сообщением о трупе неизвестного мужчины, обнаруженном на побережье Эгейского моря. Разбухший труп с перерезанным горлом плавал в воде, изрядно обглоданный угрями. Судя по всему, его выбросил из подводной могилы особенно сильный шторм. По анализу зубов в убитом был опознан тот самый коллега Стефано из Афинского университета, который якобы направил к нему египтянина.

Он был убит несколько недель назад.

Потрясенный Стефано действовал поспешно, без раздумий. Сейчас он прижимал к груди тяжелый обелиск, завернутый в мешковину, с остатками колющей тело соломы, в которой тот лежал в ящике.

Стефано похитил обелиск из ящика, понимая, что тем самым ставит под удар себя самого, свою жену и всю семью.

У него не было выбора. Вместе с пугающей газетной статьей в запечатанном конверте находилась короткая записка, без подписи, очевидно выведенная в большой спешке неразборчивым женским почерком. Предостережение. То, что сообщалось в ней, казалось невозможным, невероятным, однако Стефано проверил все сам. И это оказалось правдой.

Он бежал, чувствуя, как на глаза наворачиваются слезы, борясь с подступившим к горлу клубком.

Выбора нет. Обелиск не должен попасть в руки египтянина. С другой стороны, Стефано не желал взваливать на себя эту ношу дольше необходимого. Его жена, дочь… он мысленно представил себе распухший труп своего греческого коллеги. Неужели та же самая судьба уготовлена его близким?

«О, Мария, что я натворил?»

И есть только один человек, который сможет забрать у него эту ношу. Тот самый, который прислал конверт, предостережение, запечатанное греческой буквой. В конце записки были указаны место и время.

Стефано уже опаздывал.

Он оглянулся. Египтянин растворился в бурлящей толпе туристов.

Снова развернувшись, Стефано торопливо прошел через тень от колокольни Святого Марка. Когда-то давно высокое сооружение из кирпича служило сторожевой башней в порту, с которой были видны все причалы. Хотелось надеяться, что башня защитит его сейчас.

Цель, к которой спешил Стефано, находилась на противоположном краю пьяццетты[3]. Впереди возвышался величественный Дворец дожей, в котором с четырнадцатого столетия жили правители Венеции. Двухуровневая колоннада в готическом стиле манила, обещая спасение среди истрийского гранита и веронского мрамора.

Прижимая драгоценную ношу к груди, Стефано торопливо пересек улицу.

Ждет ли его таинственная незнакомка? Возьмет ли она ношу?

Стефано поспешил укрыться в тени, спасаясь от ослепительного солнца и бликов, отражающихся от водной глади моря. Ему нужно затеряться в лабиринтах дворца. Дворец дожей не только являлся резиденцией правителей Венеции, но выполнял и другие функции. В прошлом здесь также располагались государственные ведомства, верховный суд, зал совещаний и даже тюрьма. Впоследствии на противоположном берегу канала была выстроена новая тюрьма, к которой от дворца вел выгнувшийся аркой мостик, печально знаменитый мост Вздохов, которым воспользовался при побеге Казанова – единственный узник дворцовых подземелий, сумевший выбраться отсюда.