Под пальцами богов - Фриц Лейбер

Не менее презрительно лиловая маска обратилась к Мышелову, разговаривая с ним в таком язвительном и негодующем тоне, что пламя вырывалось из щелей рта и глаз.

— И ты убирайся, несчастный фантом. Именем Кхакта, Черного Льда, Гары, Зеленого, и даже Коза, Голубого, — я приказываю это! Дуйте ветры. Тушите все огни!

Фаврд и Мышелов были ранены этими новыми отказами еще острее прежнего. Их души ссохлись от ощущения, что они, действительно, фантомы, а говорящие маски истинная непреходящая реальность. Тем не менее, они могли бы набраться храбрости, чтобы достойно ответить на вызов (хотя это неоднозначно), но последним приказом Кейяры оказались ввергнуты в кромешный мрак, подхвачены ураганным ветром, и выброшены, наконец, на освещенное место. Сильным порывом дверь позади них захлопнулась с треском.

Они увидели с большим облегчением, что пока еще не столкнулись с другой парой девочек (это было бы нестерпимо), а находятся в незнакомом коридоре, залитом отблесками факелов в бронзовых настенных подсвечниках, имеющих форму скрюченных птичьих когтей, сплетенных щупалец и сведенных крабовых клешней. Довольные передышкой, они глубоко вздохнули.

Затем Фаврд сердито сдвинул брови и произнес:

— Помяни мое слово, Мышелов, во всем этом есть какая-то магия. Если не рука богов.

— Если это и бог, то он попал в самую точку. Он не нашел бы лучшего способа причинить нам боль и унижение.

Мысли Фаврда приняли новое направление, что стало видно по изменившимся морщинам его лица.

— Мышелов, я никогда не доносил, — заявил он. — Хирриви назвала меня предателем.

— Только манера разговаривать, я думаю, — утешил его друг. — О боги! Каким несчастным я чувствую себя, словно я перестал быть мужчиной, а это не больше, чем метловище.

При этом он указал на свой меч Скальпель, а затем, мотая головой, пристально посмотрел на Скипетр Фаврда.

— А может мы спим… — начал неуверенно Фаврд.

— Ну, если это сон, тогда еще полбеды, — сказал Мышелов и, похлопав друга по плечу, увлек его вперед по коридору. Однако, несмотря на ободряющие слова и действия, оба мужчины чувствовали, как их все больше и больше затягивает в бездну кошмара, вопреки их желанию и воле.

Они повернули за угол. На несколько ярдов стена с правой стороны стала рядом тонких темных колонн, беспорядочно расположенных; в просветах между ними они могли видеть еще более хаотические тонкие столбики, и в глубине высокий длинный алтарь, орошаемый мягким светом, на котором лежала превосходно сложенная нагая женщина. Рядом с ней стояла жрица в пурпурной мантии, с обнаженным кинжалом в одной руке и серебряной чашей в другой, и заунывным речитативом произносила слова литании.

— Мышелов! — горячо зашептал Фаврд. — Жертва на алтаре это куртизанка Лессия, с которой я несколько раз имел дело, когда служил Айссеку.

— В то время, как другая, это Илала, жрица богини, имеющей то же имя. Я познакомился с ней, когда был лейтенантом у Пулга Грабителя, — сообщил в свою очередь Мышелов.

— Но мы не могли так быстро прийти к Храму Илалы, — запротестовал Фаврд. — Хотя этот и выглядит, как он, но ведь храм лежит на полпути к Ланкхмару из «Угря».

Тогда Мышелов вспомнил слышанную им когда-то историю о тайных коридорах в Ланкхмаре, которые соединяют пункты расстояниями, намного короче, чем самые краткие между ними.

Илала повернулась к ним в своей кроваво-красной мантии и недовольно крикнула:

— Замолчите там! Вы оскверняете своим присутствием священный ритуал великой богини всех женщин. Убирайтесь, нечестивцы!

В то время как Лессия приподнялась на локте и молча обвела их уничтожающим взглядом.

Затем она снова опустилась на ложе и стала смотреть в потолок. Тем временем Илала погрузила нож в чашу, и вытащив его, смахнула капельки вина (или чего-то еще, бывшего в чаше) на обнаженное тело Лессии, орудуя клинком, словно брызгалкой. Она трижды окропила ее — грудь, бедра и голени, продолжая при этом бормотать заунывные литании, прекрасная Лессия вторила ей (если, конечно, не уснула). А Мышелов и Фаврд украдкой двинулись по коридору.

Однако, им не удалось как следует поразмыслить о странной геометрии и не менее странной религиозности их кошмарного шествия, ибо теперь левая стена раскрылась, обнажая сказочно украшенную, огромную туманную комнату, которую они узнали, как резиденцию Гранстера Воровской Гильдии в Доме Грабителей, снова половина города Ланкхмара в сторону от храма Илалы. Весь передний план был заполнен множеством фигур, которые в благоговейной мольбе, опустившись на колени, ползли по направлению к массивному черному столу, за которым стояла по-королевски величественная красноволосая женщина, чьи одежды сверкали обилием драгоценных камней, и рядом с ней вторая особа женского пола в черной тунике прислуги, расписанной и набитой белым.

— Это Ивлис, во всем своем блеске прошлого, — ошалело прошептал Мышелов. — Когда-то я украл для нее Омфалские красные рубины, но теперь на ней куча драгоценных камней.

— Вторая — Фрег, ее служанка, которая тоже не постарела ни на йоту, — в мечтательно-наркотическом удивлении хрипло произнес Фаврд.

— Но что она делает в Доме Грабителей? — продолжал возбужденным шепотом Мышелов, — где женщины запрещены и презренны. Как будто она Грандмастер Гильдии… грандмастерица… богиня… поклоняющиеся… Неужели Воровская Гильдия перевернулась вверх дном? Весь Нехвон встал с ног на голову?

Ивлис посмотрела на них поверх голов своих коленопреклоненных последователей. Ее зеленые глаза сузились. Она небрежно подняла палец к губам, затем нетерпеливым жестом махнула в сторону Мышелова, повелевая ему, не оборачиваясь, молча следовать дальше.

Тот же жест сделала Фрег, с неприятной улыбкой, исказившей ее лицо, только движение было ленивым, замедленным, словно покорный рефрен. Оба мужчины повиновались, но со взглядами, тащившимися позади них, и поэтому с большим изумлением, даже страхом, обнаружили, что слепо вошли в комнату, инкрустированную деревом редких пород. Впереди перед ними и по обеим сторонам располагались три двери. В проеме одной из них, ближе к Мышелову, в зеленой накидке из пушистой махровой ткани, стояла юная, едва достигшая брачного возраста девушка с озорными глазами и черными мокрыми волосами, и в двери рядом с Фаврдом две изящные блондинки, улыбающиеся с приторным весельем, одетые в просторные капюшоны и одежды монахинь Ланкхмара. С нескрываемым ужасом друзья поняли, что находятся внутри садового домика сумасшедшего Дьюка Дэниуса (обители их первых и горячо любимых подружек), нечестиво восстановленном из пепла, в который его превратил чародей Шимбла, и снабженном теми же самыми языческими безделушками колдуна Нингаубла, которые волшебник отнял у него и развеял по ветру; и что эти три ночных хохотушки никто иные как Ивмис Овартомортес, племянница Корстака, тогдашнего владыки Ланкхмара, и две близняшки, Фралек и Фро, дочери безумного графа — три бедных овечки Тьмы, к которой они безрассудно повернулись, когда потеряли даже души своих верных возлюбленных в Стране Теней. Фаврд бешено думал, не произнося ни звука: «Фралек и Фро, и Фрег, Фризка и Фрикс, что это за Фрчары на мне?» — в то время как мысли Мышелова крутились вокруг того же: «Ивлис, Ивмис, Ививис (два Ив — и даже скрытое Ив в Хизвет) — кто эти бедовые девчонки на Ив?»