i af0d3b7246f951a5 - Admin

     — Думается, у тебя четырехмерная четверка с бликовой упряжью, — возразил Вацлав.

     — Нет, ты не понимаешь! — возмутился Горислав. — Видишь, как переливаются? Это признак породы!

     — Вообще-то, это признак упряжи, — усмехнулся Вацлав.

     — Нет, ты не понимаешь. Посмотри, как они меняют очертания. Я что, думаешь, четвертое измерение от шестого не отличу?

     — Все может быть, — меланхолически согласился маг. — Устраивайся, Милан.

     Горислав занял место возницы и рывком тронулся с места.

     — Ничего, сейчас мы быстро нагоним.

     — Скорее загоним, — возразил Вацлав. — Я имею в виду лошадей.

     — Ты что, это же шестимерная упряжка. Я по хорошей дороге выжимаю добрых двадцать километров в час!

     Они быстро проехали по улицам Медвенки и выехали на шоссе.

     — Вот теперь поедем! — радостно сообщил Горислав и подхлестнул лошадей. На спидометре обозначилась цифра двадцать, потом двадцать два.

     — Вот видите, идут двадцать два километра в час, а свежи, как из конюшни! — обернулся Горислав.

     — Вы лучше за дорогой следите, — нервно посоветовал Милан.

     — Что я сам не знаю?

     Как и следовало ожидать, примерно через час Горислав остановился, чтобы дать роздых лошадям, да и подкрепиться, буде найдется чем. Чем — нашлось. Бронислава дала Вацлаву и Милану на дорогу внушительную корзину с провизией. Там оказалась жареная курятина, запеченное мясо, колбасы и пирожки. У Милана потекли слюнки, хоть он и недавно обедал. Горислав же резко оживился, сообщил, что сегодня не только не обедал, но и не завтракал, и бодро принялся уничтожать содержимое корзины.

     После обеда Горислав повеселел и разговорился. При этом он продолжал гнать с сумасшедшей скоростью, поэтому Милан не мог в полной мере насладиться интеллектуальной беседой. Он то и дело указывал Гориславу на дорожные знаки, Горислав пренебрежительно отмахивался и продолжал свою речь. Вацлав с интересом прислушивался к их беседе, сам же в разговор почти не вступал.

     — Все беды нашего общества происходят от бездуховности, — говорил Горислав. — Люди отвернулись от Бога при полной поддержке своих нечестивых правителей. Вот все так и идет.

     — Ну и что, что отвернулись, — возразил Милан. — Если я правильно вас понял, Бог — всеблаг, и он творит добро независимо от поведения человека.

     — Бог дает верующим. И только, — веско возразил Горислав. — Остальным же дана возможность уверовать. Если человек сам не идет к Богу, не открывает свое сердце Богу, то господь не примет его к себе.

     — Постойте, — возразил Милан, — но ведь даже церковь считает, что главное — поведение человека, его поступки. Я, правда, в церковь не хожу, но я изучал это в университете.

     — Не знаю, что именно преподают сейчас в ваших университетах, но в том, что ты сказал, есть доля правды. Действительно, официальная церковь постулирует то, что ты сказал. Прямо не церковь, а полиция нравов!

     — А что в этом плохого? — не понял Милан.

     — Церковь должна заботиться о душе, а не о теле.

     — Мне казалось, что эти две заботы только дополняют друг друга.

     — Это только со времени последнего раскола церковь принялась проповедовать подобные идеи. До этого она занималась исключительно духовными вопросами. Может быть, ты знаешь, что во время Третьей Мировой войны случился великий раскол Церкви? Тогда собрался Вселенский Собор, на котором мнения отцов церкви разделились. Одни считали, что наступил предсказанный Апокалипсисом конец света, объявили, что Бог повторно явился на землю и забрал с собой недостаточно стойких как духом, так и телом, которым не под силу вынести испытания, но которые неискупаемыми грехами себя не запятнали. Оставшиеся, де, на земле, спасены автоматически. Только веди себя пристойно. Вторая же часть отцов церкви считала, что на земле оставлены те, кому что здесь, что там суждено гореть в геене огненной. Но ежели они будут заботиться о душе и вести праведную жизнь, то у них есть шанс приобщиться к Богу, пройдя через земное чистилище.

     — Честно говоря, я не уловил разницы, — признался Милан. — И те и другие призывали к праведной жизни. Так из-за чего же раскол?

     — Ты не понял. Первые призывали не к праведной жизни, а к хорошей. То есть живи в свое удовольствие, только другим не мешай, а помогай по мере возможности. Этот взгляд и возобладал. Трудно, знаешь, признать, что ты — законченное отребье. Над отцами церкви возобладала гордыня, а она от лукавого. Праведная же жизнь предполагает заботу не об ублажении бренного тела, а об умерщвлении плоти, ради процветания души. Заботу не о преходящем, а о вечном.

     Милан посмотрел на Горислава. Судя по виду, тот если и умерщвлял плоть, то исключительно пищей и обильными возлияниями.

     — Мне кажется, что такая степень самоуничижения тоже сродни гордыне, — осторожно заметил он.

     — Это мнение правящей верхушки, на поводу которой и идет официальная церковь. Я же принадлежу к истинной церкви.

     — А как забота об умерщвлении плоти сочетается с вашей шестимерной упряжкой? — ехидно поинтересовался Милан.

     — Она нужна мне для миссионерской деятельности. Я везу в Элладу литературу на продажу.

     — Я думал, что миссионеры раздуют литературу даром...

     — Чтобы напечатать книги, нужны деньги. Опять-таки, есть, пить надо, — Горислав помолчал. — Как это, даром? Мне животных кормить надо. Сейчас вот шестерку шестимерок предлагают. Я коляску новую заказал. Хорошо еще, что экономка моя святой человек. Больше заботится о спасении души, чем о наживе. Вот только стара уже. Мне бы найти такую же, только помоложе. Сам знаешь, как мужчине без женщины? А искать на стороне... Да и в доме нужна женская рука.

     Вацлав, который дремал последние полчаса, открыл глаза.

     — Будем проезжать Светлый Яр, Горислав, обрати внимание на городской герб.

     — А что на нем изображено?

     — Женская рука. Со скалкой.

     Милан засмеялся.

     — Видите ли, лет двести назад в городе случилась такая история. Один почтенный человек — купец, член городского совета и ярый приверженец неортодоксальной церкви, как и ты, Горислав, лет так в сорок пять надумал жениться. Шляться по девочкам ему надоело, да тут у него еще и мать умерла, которая ухаживала за ним, как за болячкой. Так вот, он решил устроить все дела сразу, так сказать, убить двух зайцев одним ударом. И женился. А чтобы гарантировать покорность жены, взял себе молоденькую. Да, говорят, позволял себе учить ее время от времени. В целях придания ей большей покорности, надо полагать, ну и для умерщвления плоти. Девочка пожила с ним месяц, другой, полгода, и ей надоело. Однажды, когда он снова взялся за свое богоугодное упражнение, она схватила скалку и врезала ему по голове, да так, что он упал. Она посмотрела — жив — и принялась обрабатывать его этой же скалкой по другим частям тела. С целью умерщвления плоти, вероятно. А, может, и еще с какой. Основательно выдохшись, она поклялась, что пусть он, де, только посмеет ее не то, что тронуть, посмотреть косо, она ему яйца отрежет и скормит ему же на завтрак, сваренными в мешочек. Говорят, еще через полгода дом было не узнать. Все, что надо — прибито, все, что надо — вымыто. Купец, правда, похудел. Да оно и понятно. Похудеешь тут, бегая взад вперед по лестницам, да подавая жене завтрак в постель. Кстати, с тех самых пор неортодоксальная церковь одобряет разводы.

     Милан боялся, что Горислав, дабы нагнуть упущенное утром время, будет ехать всю ночь. Он на всякий случай заранее смирился с этой перспективой и подготовил несколько аргументов в пользу ночлега, буде случится дискутирование этого животрепещущего вопроса. Как оказалось, ему не следовало волноваться на этот счет. Горислав остановился еще до захода солнца в первом попавшемся трактире и сказал, что зверски устал. Милан удивленно посмотрел на него, потом перевел взгляд на Вацлава. Тот усмехнулся, пожал плечами и отправил Милана устраиваться в гостинице, наказав заплатить за корм лошадей.

     На следующее утро Милан проснулся еще до рассвета, быстро собрался — чтобы ни в коем случае не заставлять себя ждать, и вышел в общий зал. Его спутников не было. Милан взял стакан чая и какой-то журнал и приготовился ждать. Через полчасика подошел Вацлав.

     — Доброе утро. Позавтракал?

     — Пока нет.

     — Тогда закажи что-нибудь на двоих. Я заходил к Гориславу, он сказал, чтобы мы завтракали без него. А он, де, не имеет такой мерзкой привычки.

     — Думается, он рассчитывает на пирожки в вашей корзине, — сказал Милан. Вацлав хмыкнул.

     Хотя путники выехали на этот раз в более приличное время, проехали за день ровно столько же. Сначала спустило колесо у коляски. Горислав о починке знал только то, что она стоит пять мечей. Вацлав пожал плечами, взял насос из багажника и молча принялся накачивать колесо.