i af0d3b7246f951a5 - Admin

     — Это восьмимерный поезд, Милан. Как правило, упряжка состоит из восьми восьмимерок и тянет восемь же небольших двухместных вагончиков. В последнем случае, насколько я понимаю, число «восемь» используется на счастье. Обрати внимание на центральную часть улицы. Видишь, она тоже поблескивает и создает мираж, как асфальт, разогретый жарким солнцем в летний день? Здесь применено специальное покрытие. Считается, что восьмимерки по другому покрытию не пройдут, а упряжкам из других измерений не пройти по этому. Чтобы гарантировать последнее, и заодно защититься от злостных нарушителей правил безопасности движения, центральная часть отделена силовым барьером. Перейти улицу, для торговли, например, можно по подземным, или же надземным переходам. Местами сама эта дорога прячется под землю. В таких местах для остального транспорта устроены развязки и развороты.

     Восьмимерный поезд, тем временем, нагнал их, и Милан заметил, что колеса экипажей также переливаются и меняют очертания.

     — Обрати внимание на колеса, мой мальчик, — созвучно его мыслям, продолжал Вацлав. — Они покрыты тем же составом, что и дорога. Кстати, входить и выходить в эти поезда можно только в специально отведенных местах с платформ.

     — А почему эти поезда совсем не упрятать под землю?

     — Здесь две причины, Милан, — усмехнулся Вацлав, — реальная и официальная. На самом деле действуют обе, правда, в разной степени значимости. Реальная причина — дорого. Все эти тоннели влетают в изрядную копеечку. А официальная, действующая в гораздо меньшей степени, так это желание подчеркнуть величие и значение границы. Хотя, я, пожалуй, здесь не совсем прав. Стой тоннели дешевле верхней дороги, величие границы подчеркнули бы как-нибудь по-другому.

     — А для чего нужны эти поезда?

     — Ни для чего, а для кого, — возрвзил Вацлав. — Это для таких пешеходов, как мы, которым, несмотря на отсутствие собственного экипажа, нужно попасть из страны в страну.

     — Мы поедем на таком поезде? — воодушевился Милан.

     — Пока нет. До Трехсторонней площади нас довезет Горислав, а дальше пойдем пешком или словим попутку.

     — До какой площади? — переспросил Милан. Он вспомнил, что такое название уже упоминал пограничник, тогда он хотел спросить, что имеется в виду, но постеснялся демонстрировать махровое невежество перед посторонними.

     — До Трехсторонней. Точнее, Верхневолынской трехсторонней. Здесь название Верхневолынская употреблено для обозначения верховьев великой реки. Насколько я знаю, трехсторонних площадей по границам не так уж и мало, встречаются и четырехсторонние.

     — И так выглядят все границы?

     — Все, о которых известно в Верхней Волыни. Чему ты учился в школе, мой мальчик?

     — В школе этого не проходят, — обиделся Милан. — Мы учили, что после Третьей Мировой войны были установлены незыблемые границы между странами на принципах запретной магии...

     — Какая чушь! — поморщился Вацлав. — Вернемся — напомни мне, чтобы я посмотрел соответствующий учебник. На самом деле, Милан, было следующее. Не помню, как проходят на философском факультете историю науки, поэтому вкратце расскажу. Одно время считалось, что вселенная трехмерна. Потом разные ученые дяди придумали сказки о других измерениях и даже нарисовали двухмерную проекцию четырехмерного куба. Самое забавное, что долгое время это рассматривали просто как математическую абстракцию. Примерно в то же время ученые решили, что вселенная имеет не то семь, не то девять измерений, но в измерениях начиная с четвертого и выше имеет бесконечно малые размеры.

     — Это мы изучали, — возразил Милан.

     — Это радует. Так вот, мой мальчик, потом была Большая Война, которую некоторые называют Третьей Мировой, некоторые — просто Мировой, или Большой Мировой. Строго говоря, это была Первая Мировая война, надеюсь и последняя, так как эта война прямо затронула, точнее, прокатилась по всем странам на всех континентах. В этой войне было использовано ядерное оружие... — Вацлав бросил на Милана вопросительный взгляд, тот кивнул, в знак того, что, для разнообразия, знает, о чем идет речь, и Вацлав продолжил. — Это самое ядерное оружие некоторое время было своеобразным гарантом мира, так как считалось, что применение его погубит человечество. Оно и погубило, и оно же, как ни странно, позволило уцелевшим спастись. Непонятным образом, ядерные силы ослабили границы между измерениями. Пишут, что одно время эти измерения можно было наблюдать невооруженным взглядом в самых неожиданных местах. Кто-то лишился рассудка от увиденного, а кто-то нашел способ убрать ядерное заражение, путем проникновения в четвертое измерение. Как раз в те годы установились нынешние границы и люди — они были не ученые, скорее технари и авантюристы, нашли способ устроить восьмимерные границы, что и проделали собственноручно. Способ этот они унесли с собой в могилу, сказав, что им можно убрать границы так же легко, как и поставить, и вообще, ломать — не строить, душа не болит. Посему знать его совершенно необязательно. Во многом знания — много печали, и вообще, меньше знаешь — лучше спишь! Согласись, мой мальчик, что твои двадцать, или сколько там лет обучения ни разу не поспособствовали приятным сновидениям.

     — И рад бы, из соображений честного подхалимажа, но не могу. Последние три месяца я сплю просто великолепно, а согласитесь, что для поступления к вам на службу мое образование было просто необходимо.

     — Тоже мне, подхалимчик!

     — Согласитесь, Вацлав, что честный подхалимаж имеет то преимущество, что соглашаетесь вы со своим подхалимуемым, в смысле, с объектом подхалимажа, или нет, вы четко гнете свою линию, не прекращая подхалимской деятельности ни на минуту.

     Вацлав засмеялся и покачал головой. Единственный подхалимаж, который он видел со стороны своего секретаря, как раз и заключался в подобного рода высказываниях. Другого он не замечал, к счастью для Милана, да и для себя тоже. Отделаться от секретаря до конца путешествия он не мог — мешала клятва.

     — Но ведь можно вооружиться, как следует, и прорваться через заставу, — предположил Горислав.

     — Заставы имеют ограниченную пропускную способность, к тому же не приемлют оружия. Кстати, ряд стран распался на более мелкие после установления границ. Так там идут постоянные конфликты, бесконечно делят спорные территории, соединяются, разъединяются и делают массу тому подобных глупостей. Однажды даже в одной из стран предприняли такую попытку, о которой ты только что рассказал.

     — В какой? — заинтересовался Милан.

     — В Гуцулии. Она выделилась из Угории после установления границы. Так вот, ни Угория, ни Гуцулия не имели выхода к морю. А там до моря рукой подать. Всего то и надо, что оттяпать от Трехречья десять тысяч квадратных километров земель. В сущности, не так много. Квадрат сто на сто километров. Они и решились. Вооружились и — на границу. Мелкой группой тысяч так в двадцать солдат.

     — И что?

     Вацлав пожал плечами.

     — Гуцулам повезло, что граница имеет ограниченную пропускную способность. Помнишь ту арку, под которой мы проезжали? Так вот, когда первые солдаты дошли до конца, граница захлопнулась, — Вацлав посмотрел на своего секретаря и пояснил. — Произошел прорыв восьмого измерения. Из тех, кто находился под аркой, в живых не осталось никого. Остатки армии разошлись по домам, а пограничники были выкинуты на границу. Они то и поведали в подробностях эту историю для потомков. Так что теперь желающие повоевать, воюют в пределах установленных границ. Воистину, война относится к общечеловеческим ценностям. Равно как и прочие удовольствия, общие как для человека, так и для других представителей животного мира. — Вацлав насмешливо покосился на Горислава.

     — Напрасно вы над этим смеетесь, — начал было тот, но Вацлав перебил его:

     — Слушай, а что относится к общечеловеческим ценностям?

     — Мне кажется, это всем понятно, — пожал плечами Горислав.

     — Мне — нет.

     — Общечеловеческие ценности — это свобода личности, включая сюда неприкосновенность жилища, всеобщее равенство, ну и преданность христианским идеалам, включая сюда соблюдение десяти заповедей.

     — Так, понятно. А что не так с вышеперечисленным в Верхней Волыни?

     — Нет свободы.

     Вацлав поднял светлые брови.

     — Как нет?

     — Ну, смотрите, людей ведь преследуют за политические убеждения. Вот я, например...

     — За политические убеждения? Ни в коем разе. Убеждайся, в чем хочешь, только не бегай по улицам, призывая к свержению существующей системы.

     — А если система основана на тирании? Терпеть что ли?

     — Лучше порушить, — насмешливо отозвался Вацлав, — и заменить одного тирана другим, да еще и погубить по дороге уйму народа, которого устраивает существующий режим, да и своих сторонников, заодно, проредить. Как говорится, меньше народу — больше кислороду. Опять-таки общечеловеческие ценности можно будет делить на меньшее число ртов.