Три загадочных истории. Сборник рассказов - Ajoni Ras

– Я помню, что так вот все себе представлял… мечтал о чем-то, и тут меня отвлек свист. Он все нарастал и нарастал, пока не превратился в огненный шар, больно ударивший в глаза, уши, укусивший кожу на груди жарким потоком ударной волны и… Тишина. Надо мной звезды, плывут себе куда-то, зовут, манят меня. А сил у тридцатилетнего боевого офицера нет. Как пацан, получил по загривку от своей же артиллерии. Долбаные ногти, салабонов сопливых координаты передавать сажаем. Воюй тут! Как же…

Кай сидел на подоконнике, боясь пошевелиться. Сергей потянулся за очередной банкой пива, дыхание его было частым и прерывистым, движения казались излишне резкими, словно рассказ вернул его в тот самый день и он заново пережил все до мельчайших подробностей.

– Так я тут и оказался. Просторная палата, тишина, капельница и череда снов длиной в несколько месяцев с небольшим перерывом, когда я на целых восемь часов приходил в себя…

– Значит, ты все-таки коматозник, – грустно проговорил Кай, предвидя кучу бумажной работы.

– Прости, док, – потягивая напиток, с нескрываемым удовольствием проговорил военный, – выходит, что так!

– Блин, – Кай стукнул затылком по холодному стеклу, словно это могло помочь. – Это же кучу всего заполнять!

– Да не переживай, док, я же могу прийти в себя и в дневную смену, – радостно сообщил Сергей, – ну поваляюсь еще несколько часов, а после утреннего обхода воскресну!

– Ты серьезно? – Кай посмотрел на военного так, будто тот предложил ему последний глоток воды в пустыне.

– За добро надо платить добром, – улыбнулся солдат и покрутил в руке пустую банку.

– А ты… видел, что по ту сторону? – поинтересовался Кай, пересаживаясь снова на кровать, поближе к собеседнику. – Есть там что?

В палате повисла тишина. Сергей молчал, глядя под ноги, Кай взирал на него, силясь угадать, о чем тот думает. Таблетки, кажется, окончательно утратили свою власть над разумом, и мир виделся плотным, каким и должен быть, из стекла, пластика и бетона. Сергей взглянул прямо в глаза Каю, явно желая разглядеть самые дальние и потаенные уголки его души. Голубые глаза не моргали, изучали и оценивали. Кай только сейчас обратил внимание на цвет глаз и словно растворился в них. Глаза были не столько по-театральному выразительны, сколько гипнотически чарующие. Казалось, в них можно смотреть часами и даже не заметить этого.

– Трудно сказать, – медленно ответил военный, не отводя глаз.

– Трудно? – возбужденный, предчувствуя интересный рассказ, Кай заерзал на кровати. – Значит… Значит, что-то все-таки было? Ведь было? Так?

Взгляд Сергея сделался тяжелым, он скользнул по палате, по полу, потолку, покойнику у дальней стены и по обесточенным приборам искусственной вентиляции легких с притороченным рядом монитором сердечного ритма. Наконец он вздохнул и заговорил.

– Я вспомнил свои прошлые жизни… – подавленным и тихим голосом произнес он.

Кай от удивления закашлялся. Он ожидал рассказа про туннель, белый свет в конце, ну, может, про то, что душа летала по операционной, или еще чего в том же духе, но вот так? Конечно, он не верил ни единому слову, ведь для всей этой ерунды есть вполне научное объяснение, например, реакция мозга на кислородное голодание, выброс определенных гормонов, и кто его знает, что еще может придумать наше тело, лишь бы не свести нас с ума ужасами процесса смерти. Ну кто, в самом деле, захочет в момент смерти осознавать, что вот сейчас он умрет, прямо сейчас! Вот он, этот миг, которого каждый боится на протяжении почти всей жизни. Свет погаснет – и все, путь закончен, и точка! Ни рая, ни ада, ни суда… Просто вечное ничто!

Кай помнил, как в первый раз увидел смерть, точнее, тот самый миг, когда человек окончательно и бесповоротно умирает. Он долго не мог понять, почему в одном случае человека пытаются вернуть, делают массаж сердца, бьют электричеством, а в других случаях доктора молча накрывают умершего простыней и выключают свет в палате. Ему казалось, что есть какие-то признаки или симптомы, о которых он пока не знает, но именно по ним врачи определяют, следует делать реанимацию или… В памяти всплыли воспоминания о той самой смерти…

Это был один из сотен и даже тысяч человек, попавших в тот год на стол реанимации после дорожной аварии. Их поступило двое: женщина лет тридцати с переломом ребер, с практически вырванной из плечевого сустава рукой, с пробитым черепом и внутренними кровотечениями, а также мужчина лет на десять старше с травмой головы и парой переломов. Казалось, шансов у него на порядок больше, чем у спутницы…

Но вот женщина… У нее было свое, особое мнение на этот счет. Когда Кай спросил у профессора Руденко, какие шансы у поступивших пациентов, тот сразу же отрезал: мужчина не жилец, а девушка поборется. Кай даже начал спорить, однако тот отмахнулся, как от назойливого овода в жару, и склонился над девушкой. Нет, мужчину тоже пытались спасти, и сам Руденко не раз углублялся в изучение анализов, давал какие-то указания, вот только до утра дожила лишь она.

Перед глазами, будто старый фильм, проплыли воспоминания, как перед самой смертью мужчина пришел в себя и как смотрел на него, не понимая, что происходит. Глаза мокрые от слез, губы потрескались, лицо сводит от боли, несмотря на максимальную дозу обезболивающего… И вот что-то пронзило его спину, тугая судорога скрутила мышцы, он прогнулся, кусая зубами трубку из медицинского пластика, вставленную в рот, на миг замер и в следующий миг обмяк. Тут же раздался предупредительный сигнал от приборов об остановке сердца и падении давления, но никто не бросился за дефибриллятором, не было криков или суеты, Руденко безмолвно накрыл лицо умершего простыней, взял меня под локоть и повел к девушке, продолжающей бороться за жизнь. Естественно, Руденко все сделал по инструкции, как и полагается доктору такого уровня, но вот огонька в его отточенных временем действиях не было, словно на столе лежал тот самый Гоша, а не живой человек.

Тогда я ничего особенного не увидел. Девушка тоже была напугана, она так же чувствовала боль и временами теряла сознание, но что-то было в ней такое, чего не было в том, уже остывающем человеке. Это не сила или упрямство, это не уверенность, что все будет хорошо, нет… Просто рядом с ней абсолютно точно чувствовалось, что сегодня не она умрет. Не умрет, и точка.

– Расскажи, – осторожно попросил Кай, отгоняя от себя неприятные воспоминания о смерти.

– Все равно ты не поверишь, – спокойно проговорил военный. Казалось, он не видел смысла в пересказе своих снов или даже воспоминаний человеку, который все равно не верит ни единому слову.

– Я, скорее, буду искать объяснение твоим словам, а не ложь в этих словах, – вдумчиво сказал Кай, взвешивая слова, будто адвокат в суде.

Упустить шанс послушать вышедшего из комы о его прошлых жизнях Кай просто не мог. Ведь это отдушина для врача, на чьих руках хоть раз умирал пациент. При всем цинизме, при всей приобретенной профессиональной черствости ему хотелось, чтобы в душе поселилось сомнение по поводу однозначности такого сложного и одновременно простого процесса, как смерть. Не нужно доказательств, хватило бы и человеческого сомнения.

– Тяжело думать, что мы уходим в никуда? Верно?

– Чертовски верно, – согласился Кай, – особенно если именно ты посодействовал…

– Вам, врачам, тяжело. Вы же действительно пытаетесь спасти, – воодушевленно поддержал военный осунувшегося Кая. – У солдат-то такая задача и поставлена, понимаешь? Уничтожить живые силы противника… Жи-вы-е! И тут не до соплей. Тут либо ты, либо тебя…

– Никаких душевных ран?

– Никаких, Кай, – Сергей вдруг плотнее закутался в свой халат, вроде попал под порыв морозного ветра. – Это было ночью, в сорок втором, третье марта, а может, четвертое, черт знает, мы уже и сами сбились со счета. Я в ледяной, колючей войлочной шинели, по которой ползают вши, но даже они больше не беспокоят. Она не греет, она ни хрена не греет!!! Лишь закрывает от острого и хлесткого, как ледяная плеть, ветра. Рукава задубели от чужого застарелого и вонючего пота. Сколько бедолаг грелось в этой шинельке до меня? Под рукавом, вот здесь, чуть выше локтя, разрез, а ниже темное пятно! Если шинель все же досталась мне, значит, бывшему хозяину не повезло. Или отправился в тыл калекой, или сгинул без следа, как и несколько миллионов до него!

Кай застыл от ужаса. Он смотрел, как Сергей показывает на себе место разреза, будто это произошло вчера или неделю назад. Видел, как морщится от несуществующего запаха его нос и как сжимаются пальцы ног, словно те долго промерзали в мокрых солдатских сапогах. Сергей тем временем продолжал:

– Вокруг царит болезнь, отовсюду доносится запах преющей от вечной сырости человеческой кожи, – он с отвращением помотал головой, пытаясь избавиться от дурных воспоминаний, – но не это самое страшное. Кошмарнее всего тотальное уныние. Полное безволие и апатия… Если бы скомандовали «В атаку!», все двенадцать человек, сидящих рядом, без раздумий, без колебаний ринулись бы вперед, и каждый искал, и искал бы с надеждой и радостью, свою спасительную пулю.