Чёрный Легион: Омнибус - Аарон Дембски-Боуден

Единственным стражем здесь был еще один автомат «Бахарат»: четыре метра механических мускулов и металлической мощи, вооруженные наплечными роторными пушками. В отличие от тех, что были во Внешнем Ядре, этот оставался активен. Сочленения все еще испускали выдохи поршней, а оружейные установки гудели от заряда.

Безликий лицевой щиток киборга бесстрастно и оценивающе оглядел меня, а затем машина отступила в сторону на массивных железных ногах-лапах. Она не заговорила. Здесь почти никто не говорил. Когда вокализация вообще требовалась, все общались при помощи всплесков шифрованного машинного кода.

Я прижал руку к одной из огромных скульптур — ладонь накрыла лишь одну чешуйку на шкуре левой змеи — и направил на ту сторону запертых врат мгновенный мысленный импульс.

Я здесь.

Раздался нестройный оркестр шума засовов и дребезжания машин, и первая из семи переборок с натугой начала открываться.

Машинный дух — воплощение ценнейшего из союзов: буквальной связи между человечеством и Богом-Машиной. Для техножрецов Механикума Марса — того более чистого и достойного института, который предшествовал закосневшему Адептус Механикус — нет более священной формы существования, чем это божественное слияние.

Тем не менее, большинство машинных духов — примитивные и ограниченные существа, созданные из подобранных биологических компонентов, сохраняемых живыми в синтетическом химическом садке, а затем подчиняемым системам, с которыми будут вечно работать по воле загруженных программ. В империи, где искусственный интеллект является верхом ереси, создание машинных духов сохраняет в ядре любого автоматизированного процесса живую человеческую душу.

Вершиной этой технологии обычно считаются боевые машины Легионов Космического Десанта и культов Марса, которые позволяют воинам после увечья и смерти продолжать сражаться внутри бронированной оболочки кибернетического полководца. На более приземленном краю спектра находятся вспомогательные системы целенаведения боевых танков и десантно-штурмовых челноков, а сразу за ними следуют второстепенные когнитивные устройства боевых кораблей размером с город, которые бороздят пустоту.

Однако существуют и иные шаблоны. Иные вариации на тему. Не все изобретения создаются равными.

Я здесь, — передал я за дверь.

Я почувствовал, как биологические компоненты машинного духа поворачиваются в своей цистерне с холодной аква витриоло, посылая ответ посредством последовательностей функций подчиненной системы. Спустя мгновение двери Внутреннего Ядра начали Ритуалы Открытия.

Сущность в сердце корабля, известная как Анамнезис, ждала. У нее это очень хорошо получалось.

Стоп, — передал я братьям безмолвный приказ. Мехари и Джедхор мгновенно замерли, низко держа болтеры.

Убейте всякого, кто попытается войти. Излишнее распоряжение — никому бы не удалось войти во Внутреннее Ядро без дозволения Анамнезис — однако я был вознагражден колеблющимся психическим подтверждением от тех призрачных остатков, которые оживляли доспех Джедхора. Мехари все еще безмолвствовал. Его молчание меня не тревожило — подобное приходило и отступало, словно нерегулярные приливы.

Получив команду, оба воина-рубрикатора развернулись к последней из дверей, подняли болтеры и прицелились. Так они и стояли, безмолвные и неподвижные, верные после смерти.

— Хайон, — поприветствовала меня Анамнезис.

Она была большим, чем многие из машинных духов — по крайней мере, большим, чем блюдо с органами в амниотическом баке. Анамнезис не подвергали вивисекции перед тем, как предать ее судьбе. Она была практически целой и парила обнаженной в широкой и высокой цистерне с аква витриоло. Выбритую голову соединял с сотней машин помещения горгоний венец толстых кабелей, имплантированных в череп. На солнечном свету ее кожа раньше была карамельного цвета. Время заметно выбелило плоть за период пребывания в этой комнате и внутри жидкой гробницы.

В похожих на семена гнездах генераторов, которые, словно пиявки лепились к бокам герметичного бака, покоились второстепенные мозги — часть синтетически созданных, часть силой изъятых из еще живых тел невольных доноров.

Под колыбелью из бронестекла гудели очистители, которые дезинфицировали и восполняли холодную влагу. Фактически, она была молодой взрослой женщиной, запертой в искусственной утробе и обменявшей подлинную жизнь на бессмертие в ледяной жидкости.

Она видела сканерами ауспиков «Тлалока». Сражалась, стреляя из его орудий. Мыслила при помощи сотен вторичных мозгов, подчиненных ее собственному, что делало ее собирательной сущностью, вышедшей далеко за пределы былой человечности.

— С тобой все в порядке? — спросил я.

Анамнезис подплыла к передней стороне цистерны, глядя на меня мертвыми глазами. Ее рука прижалась к стеклу раскрытой ладонью, как будто могла прикоснуться к моему доспеху, однако полное отсутствие жизни во взгляде лишало момент всякой теплоты.

— Мы функционируем, — ответила она. Голос машинного духа во Внутреннем Ядре имел мягкую андрогинную интонацию, которую более не заслонял треск помех вокса. Он исходил из ртов четырнадцати костяных горгулий: семь злобно смотрели с северной стены, а семь — с южной. Они были изваяны так, будто выбирались из стен, высовываясь сквозь лабиринт кабелей и генераторов, придававший Внутреннему Ядру вид промышленного городского пейзажа. — Мы видим двух твоих мертвецов.

— Это Мехари и Джедхор.

От этого ее губы дернулись.

— Мы знали их раньше, — затем она посмотрела вниз, на волчицу, которая возникла из тени одного из визжащих генераторов. — Мы видим Гиру.

Зверь присел на задние лапы, ожидая в своей не-волчьей манере. Его глаза были такого же перламутрового оттенка, как амниотическая жидкость, поддерживавшая тело машинного духа.

Я оторвал взгляд от нездорово-бледного лица девушки и приложил руку к стеклу, повторяя ее приветствие. Как и всегда, я инстинктивно потянулся к ней и ничего не почувствовал за мушиным жужжанием миллиона мыслительных процессов, происходивших в собирательном разуме.

Однако она улыбнулась при упоминании Мехари и Джедхора, и это меня насторожило. Она не должна была улыбаться. Анамнезис никогда не улыбалась.

Тревога уступила место коварнейшему из соблазнов: надежде. Могла ли улыбка означать нечто большее, нежели проблеск мышечной памяти?

— Скажи мне одну вещь, — начал я. Анамнезис оставалась сосредоточена на Гире, девушка плыла в молочной мгле.

— Мы знаем, о чем ты спросишь, — произнесла она.

— Мне следовало спросить раньше, но когда в моих мыслях свеж сон о волках, я менее склонен к обычному терпению и самообману.

Она позволила себе кивнуть. Еще один ненужный человеческий жест.

— Мы ожидаем вопроса.

— Мне нужна правда.

— Мы никогда не лжем, — немедленно отозвалась она.

— Потому что предпочитаешь не лгать, или потому что не можешь?

— Несущественно. Результат тот же. Мы не лжем.

— Ты только что улыбнулась, когда я сказал, что двое мертвых — это Мехари и Джедхор.

Она продолжала неотрывно глядеть безжизненными глазами.

— Безотносительный моторный отклик наших биологических компонентов. Движение мышцы и сухожилия. Ничего более.

Моя рука, приложенная к стеклу, медленно сжалась в кулак.

— Просто скажи мне. Скажи, осталось ли внутри тебя что-то от нее. Хоть что-то.

Она повернулась в жидкости — призрак в тумане, шепчущий из динамиков комнаты. Ее глаза выглядели, как акульи: та же тупая эгоистичная бездушность.

— Мы — Анамнезис, — наконец, произнесла она. — Мы — Одно, из Многих. Та, кого ты ищешь — всего лишь доминантная доля кластера наших биологических компонентов. Та, кого ты помнишь, играет в нашей мыслительной матрице не большую роль, чем любой другой разум.

Я ничего не сказал, только встретился с ней глазами.

— Мы фиксируем на твоем лице эмоциональную реакцию печали, Хайон.

— Все в порядке. Благодарю за ответ.

— Она выбрала это, Хайон. Она вызвалась стать Анамнезис.

— Знаю.

Анамнезис вновь прижала руку к стеклу — ладонью к моему кулаку через толстый барьер.

— Мы причинили тебе эмоциональный ущерб.

Я никогда не умел лгать. Этот талант не давался мне с самого рождения. И все же я надеялся, что фальшивая улыбка ее обманет.

— Ты преувеличиваешь мою приверженность заботам смертных, — ответил я. — Мне было просто любопытно.

— Мы фиксируем, что спектр твоего голоса указывает на существенный эмоциональный вклад в данный вопрос.

От этого моя улыбка стала более искренней. Можно было только гадать, зачем создатели из Механикума наделили ее способностью анализировать подобные вещи.