Бледный гость - Филип Гуден

– Сегодня вы шли впереди вашей компании, – продолжал он, – рядом с повозкой, груженной реквизитом и костюмами, в которой, возможно, сидели более маститые актеры. Вероятно, вы еще недостаточно опытны или слишком молоды для таких удобств.

– Продолжайте, – усмехнулся я, потягивая сидр.

– Порой вы с трепетом, хотя от тоски и не умираете, вспоминаете ту, что осталась в Лондоне.

Я заерзал в кресле.

– Вас частенько посещают мысли о родителях…

Черт возьми, как он узнал?!

– В частности, о вашем отце, приходском священнике.

Я совершенно растерялся, оказавшись не в состоянии задать вопрос, который и без того был написан у меня на физиономии.

Адам Филдинг, мировой судья, был, несомненно, крайне доволен произведенным им эффектом.

– У вас есть осведомитель? – предположил я с жалкой надеждой в голосе.

Филдинг покачал головой.

– Тогда как? Откуда?!

– Да, мастер Ревилл, удивительная вещь: сколько информации мы выдаем о себе буквально задаром!

– Но я ничего не говорил, почти ничего, ваша милость.

– Это не имеет значения. Позвольте объяснить. Мне уже известно, что вы из слуг лорд-камергера, которые остановились на ночь в гостинице «Ангел». Следовательно, в Солсбери вы должны были добраться днем. Кроме того, я знаком с обычаями бродячих трупп. Костюмы и все прочее перевозятся в повозках, тогда как бедняги актеры ковыляют рядом.

– Об актерах заботятся в последнюю очередь, – согласился я, – наш извозчик не перестает повторять, что люди ходят смотреть не на нас, а на костюмы.

– Поскольку вы молоды, вы шли достаточно быстро. И разумеется, не в одиночестве. Актеры по природе своей не могут без компании. Еще кое-что: ваша обувь покрыта дорожной пылью, тогда как гетры практически чистые, чего не случилось бы, иди вы позади повозки. В этом случае вы были бы покрыты пылью с головы до ног.

– Превосходно, ничего не скажешь, но как насчет моих мыслей?

Филдинг улыбнулся и сделал глоток сидра.

– Вы о женщине, которую вы оставили в Лондоне?

Я кивнул, подумав о распутнице Нэлл.

– Ну, каждый молодой человек, проживший в Лондоне год, непременно обзаводится любовницей – или же с ним что-то не так. А вы, как я могу судить, вполне нормальный юноша, мастер Ревилл.

Был ли это комплимент или легкая насмешка? Я так и не понял.

– Вполне естественно, что, будучи в отъезде, мысленно молодой человек возвращается к своей возлюбленной. С другой стороны, он уже вполне готов к новым похождениям, после столь продолжительного с нею общения. Так что он припоминает ее с грустью, и только.

– Я… Да, вы описали мое состояние весьма точно. – Я действительно не слишком много думал о Нэлл во время нашего трехдневного путешествия из Лондона, и мне стало почти стыдно.

– Я и сам прошел через подобное, – пояснил Филдинг. – Я тоже оставил женщину, когда в первый раз уезжал из города.

– Что с нею стало?

– А… – только и махнул он рукой.

– Вы сказали, мой отец – священник.

– Это так?

Было что-то трогательное в его стремлении оказаться правым и быть признанным таковым.

– Да, вполне, он был священником.

– Был?

– Мои родители погибли во время вспышки чумы… Меня тогда в деревне не было.

– Поэтому вы спаслись.

– Господь спас меня, так бы сказал мой отец. Но как вы догадались о его профессии? Вы должны обладать даром прорицания, не меньше.

– Никакой ворожбы, поверьте. Вы укрепили мою уверенность в правоте своей реакцией. Но еще до того вы сами сказали, что родились в деревне под Бристолем. Вы явно человек образованный, а в деревнях образование получают только дети священников, сквайров или школьных учителей.

– Так почему бы мне не оказаться сыном какого-нибудь учителя?

– Возможно, школьный учитель еще мог бы оказаться вашим отцом, но только не сквайр. Вы уж простите, мастер Ревилл, но сыну человека состоятельного просто не позволят присоединиться к труппе бродячих актеров.

– Это так, – согласился я. – Денег и респектабельности такое ремесло ему не принесет.

– Тогда почему вы за него взялись? – Филдинг поглядел на меня поверх стакана.

– Не знаю. Возможно, единственное тому объяснение – призвание. Так для моего отца призванием была его работа.

Я тут же пожалел о своих словах и благодарил Бога, что никто из труппы их не слышал. Я знал, с каким презрением воспринимаются там подобные сантименты.

– Призвание, однако, не столь высокое, как у вашего отца. Души грешников от вечного пламени вы не спасете, – заметил судья. – И не проведете их по тернистому пути к спасению.

– Пусть этим занимаются другие, вроде тех «Братьев» с рыночной площади. Меня мало заботит, куда направляются люди, – к спасению или прямиком в ад. Это не мое дело.

– Что ж, это вы сейчас так думаете, – загадочно улыбнулся Филдинг.

– Пожалуй, сэр, если вы не возражаете, я пойду в гостиницу к своим приятелям. Не то чтобы они волновались из-за моего отсутствия, но…

– Ну да, они ведь решили, что вы нашли себе на ночь одну из местных шлюх, – усмехнулся судья.

Я слегка покраснел и поднялся из-за стола. Адам Филдинг проводил меня до дверей и напоследок, как положено хозяину, поинтересовался моим самочувствием. Потом объяснил, как добраться до «Ангела», и пожал мне руку.

– Я удивлен, что вы не спросили, куда мы двинемся завтра, – вдруг сказал я. – Или вы уже знаете?

– Знаю, – кивнул судья. – Я сам прибуду туда в назначенный срок.

– В назначенный срок?

– С нетерпением жду новой встречи с вами в канун солнцестояния, мастер Ревилл.

– А ваша дочь?

– О, уверен, она тоже будет рада увидеть вас вновь.

Что ж, после такого непонятного ответа мне только и оставалось, что пожелать судье доброй ночи и отправиться в гостиницу. Теперь найти «Ангел» труда не составило, еще и потому, что чудесной июньской ночью небо оставалось достаточно светлым.

Ставни были закрыты, и свет за ними не горел, так что мне пришлось разбудить одного из конюхов, которому на ночь место нашлось только в стойле среди лошадей. Мальчишка показал мне заднее окно, оставлявшееся открытым как раз для припозднившихся постояльцев вроде меня.

Поднявшись на верхний этаж, где расположилась наша труппа, я наконец с удовольствием забрался под одеяло на кровать, которую мы с Джеком Уилсоном делили на двоих. При других обстоятельствах он бы обязательно услышал все, что я думаю по поводу его бегства с рыночной площади, но он крепко спал или притворялся, что спит. В любом случае, сказал я себе, если бы не моя злополучная стычка с тем олухом, который прицепился к моим замечаниям по поводу местных нравов, я бы никогда не встретил ни Адама Филдинга, ни его дочери Кэйт.

Ранним утром мы были уже на ногах. Прежде подобных путешествий я не совершал, но к походному распорядку привык быстро. Поднявшись и одевшись, мы запили хлеб элем и на рассвете двинулись дальше. В дороге мы проводили все утро, в полдень делали остановку в придорожной таверне, если такая попадалась, или находили место для привала и утоляли голод тем, что было припасено. После небольшого отдыха, необходимого скорее нашей несчастной кляче, что тащила повозку, труппа продолжала свой путь, надеясь достичь места очередного ночлега ко времени ужина. И если, на наше счастье, то был город или хотя бы большая деревня, мы, покончив с вечерней трапезой, разбредались кто куда в поисках развлечений. Именно это занятие и привело нас на рыночную площадь, где выступали «Братья Пэрэдайз». Глядя на их постановку библейской притчи, я не переставал благодарить судьбу за то, что она свела меня со знаменитой труппой лорд-камергера. Нам не приходилось бродяжничать, довольствоваться временными подмостками и выступать в захолустье. Мы гастролировали по большим городам, нас принимали в домах самых знатных особ, и выступали мы перед самой изысканной публикой. Кроме того, мы были защищены от всевозможных чиновничьих проволочек и от унизительного обхождения, свойственного мировым судьям и прочим напыщенным представителям городских властей, которые решали, что следует и чего не следует показывать на сцене их гражданам. Разумеется, не стоит чесать всех под одну гребенку, и мой новый знакомый Адам Филдинг не в счет.

Всякая труппа должна гастролировать. Почему бы не сыграть хорошую пьесу за пределами столицы? Впрочем, есть и более практические соображения: скажем, вспышка чумы или очередной нелепый указ городского совета могут вынудить вас покинуть Лондон на некоторое время. Или вам захочется исчезнуть ненадолго из поля зрения быстро пресыщающейся столичной публики, зная, что по возвращении она вас примет с разыгравшимся не на шутку аппетитом (хотя и виду, разумеется, не подаст). Либо, как в нашем случае, актерам давалось особое задание.

Мне нравится представлять, будто наша труппа – это королевская процессия, совершающая поездку по провинции: многочисленной свиты и каравана вьючных лошадей, разумеется, нет, но все же пышное, церемонное шествие. Нас ждут затаив дыхание, как что-то возвышенное, снизошедшее до суетной мирской жизни. Или мне просто нравится так думать…