Царь-девица - Марина Цветаева

Лен — волосенки-то!

А мои — конские,

Что струны — звонкие!

Дай, вошку поищу,

Головку почешу.

Уж такого из тебя детину вынянчу,

Паутинка ты моя, тростинка, шелковиночка!»

И гласом гневным вдруг:

«Ох, старый змей-паук!

На живодерню гож:

Дурной уход ведешь!

Чай, по снегам водил

Ступнями босыми,

Поил не дóпьяна,

Кормил не досыта…

— Тонее тросточки!»

А дядька-хитростник:

«Были бы косточки, —

Мясцо-то вырастет!

Что ж, что весом плох, зато стройнее сосенки!

По плечо тебе, небось, — такой высоконький!»

Та грудочкой склоняется,

Тот ручкой заслоняется, —

Чтоб солнышко ему, должно,

Личика не нажгло.

— Гляжу, гляжу, и невдомек:

Девица — где, и где дружок?

Ты расплетись, верéвьице!

Где юноша? Где девица?

Тóт юноша? — лицом кругла,

Тóт юноша? — рука мала:

Одной косы две плёточки,

Две девицы-красоточки.

Да больно вид-то их таков, —

А ну-ка двое пареньков?

Тóт девица? — глядит насквозь!

Тóт девица? — коленки врозь!

Одной руки суставчики,

Два юноши-красавчика.

Чтоб не испортил нам смотрин

Неверный разум наш Фомин. —

Где царь не приложил печать,

Там надо нáдвое решать:

Кто сам с косой да в юбочке —

Тому пускай — два юноши.

Кто вокруг юбок веется —

Тому пускай — две девицы.

А нý как зорче поглядим —

И вовсе все обман один,

И вовсе над туманом — дым,

Над херувимом — серафим?

Спим…

И ладит, и гладит,

Долг девичий плóтит.

Ресницами в самые веки щекотит.

Чай, синие очи-то,

Как пó морю плыть!

И видеть-то хочется,

И жалко будить.

Над ухом аукает:

«Жених мой! — Ау!»

На грудке баюкает

Добычу свою.

«Спи, копна моя льняная,

Одуванчик на стебле!

Будет грудь моя стальная

Колыбелочкой тебе.

Сна тебя я не лишаю,

Алмаз, яхонт мой!

Оттого что я большая,

А ты — махонькой!

Что шелка — щека,

Что шелка — рука!

Ни разочку, чай, в атаку

Не водил полка.

Спать тебе не помешаю,

Алмаз, яхонт мой!

Оттого что я большая,

А ты — махонькой!

Что за дивный твой за сон за такой?

Дай-ка взбрызну да водицей морской!

— Держись, дружок хорошенький!» —

Берет воды пригоршенку:

«Тебе для раза первого

Твой сонный грех прощу!

Чтоб крепло тело бренное,

Морской водою пенною —

На подвиги военные

Младенчика крещу!

Чтоб светлым встал, чтоб век не спал,

Одним своим речением,

— Морским своим крещением —

Младенчика крещу!

Чтоб цельный полк поклал перстом,

Чтоб первый гром пред ним ползком,

Чтоб Деву-Царь согнул кольцом —

Младенчика крещу!»

То не тучка молодая

Лен кропит:

То дружочка — дорогая

Водой плещет, поливает,

А он спит.

На лице его из воску —

Как серебряная россыпь,

Как серебряные слезки, —

По лицу его из воску —

На все стороны — полоски —

Струйки светлые — текут.

«И не взглянет! А уж знаю — глазаст!

Всем хорош, да больно спать-то горазд!

А пора бы уж глазочкам из горенки!

Погляди — меньше вершочку до зореньки!

Ровно шерстка на ягнятах-баранах —

Весь восход-то в завиточках румяных!»

Старик над ним: «Всё гусельки!

От них и сон глубок!»

Краса над ним: «Где ж усики?

Осьмнадцатый годок!

Пора бы уж травиночке,

Пробиться на лужку!

За первую пушиночку

Весь сон тебе прощу!»

И, зардевшись пуще каски своей,

В лоб целует — промеж ровных бровей.

Дрогнули веки,

Руки разжал.

Вдоль лица — некий

Блеск пробежал.

Звякнули — выпав из ручек — гусли,

Дева над ним:

«Синих очей твоих аль дождусь я?»

Но — словно дым —

Изнизу — вдоль впалых щек —

Облак — мóрок — обморок.

Постояла Дева-Царь, пождалá:

«Ох ты яблок мой-изюм-шепталá!..

А достать тебя — Господь умудри!»

Вынимает из височной кудри

Горсть кручёных-перкручёных струнищ,

Горсть червонных-золотых волосищ.

«Не видали вы такого руна!

Каждый волос — золотая струна! —

Передашь их Гусляру на струньё,

Пусть звончей бренчит во имя мое!

Таких на рынке нету струн!..

Становься, старый змей, во фрунт!

Руки по швам,

Червяк земли!

Зелó моим словам

Внемли!

Чтоб вышла из него болесть —

Дашь яблочка ему поесть.

А пить ему вино, не квас, —

Вот будет первый наш приказ.

Чтоб выхмелил весь сонный хмель —

День зá море, Гусляр — в постель.

От мух рединкою накрой, —

Вот будет наш приказ второй.

Вставал чтоб правою ногой,

Чтоб мылся хладною водой,

И — весла в ручки! — в добрый час!

Вот будет третий наш приказ.

Да чтоб струночек не рвал — поминаньица,

Да чтоб первым приплывал — на свиданьице!»

Стоит — дитя над пряником, —

Стоит, очей не сводит.

На личико кудрями-то

Резную тень наводит.

«Прощай, мой невзаправдошный,

До завтра, сласть нерусская!

На первый раз — вприглядочку,

А уж второй — вприкусочку!

Поцеловала б в лоб еще,

Да уж боюсь — без навыку!

Пока еще заботушкой

Не стал — прощай, забавонька!»

Сапожок чрез борток,

Ногой легкою — скок

Домой, в красный чертог.

На простор синих волн —

Толк — Царевичев челн!

Меж Солнцем и Месяцем

Верста пролегла.

Султан конский трепется.

Поплыл. — Поплыла.

Не заноза из тела вон —

То из ткани булавка вострая,

То на личике снеговом

Глаза синие, синемóрские,

Бьет ресницами — нá

Локоточек привстал.

Промеж бровками трет:

«Уж и долго я спал!

Ровно дождь меня тонким

Серебром поливал.

Ровно жавронок звонкий

Вкруг меня ликовал».

— То не пташечка-резвушка

Ликовала, —

То тебя твоя подружка

Миловала.

Аукала, агукала,

На жар-груди баюкала,

В кудрях тигрицей рыскала,

В лицо водицей прыскала.

Бушевала над тобой — как в день судный!

Да уж сон-то твой такой — непробудный!

«И снится мне, — молвит,

Лоб-гладя-чело, —

Что красное солнце

На лоб мне сошло.

Лежал, не завесясь,

Ан и вышел ожог!»

— Ох, бел ты мой месяц,

Меловой пирожок!

И солнца-то нетути

Тебе лоб припекать!

То губ царских редкостных

Дорогая печать. —

Не слышит Царевич

Тех дивных речей.

Глубь сонную мерит

Верстою очей.

«И снится мне, — охает,

Руно гладя волос, —

Что с куполу с грохотом

Сто цепей сорвалось».

— Тебе бы припарочек

Штук пяток на башку!

То первый подарочек

От невесты — дружку! —

Принимает в ручку белую

Волоса червонные.

А рука-то занемелая,

А рука-то сонная…

Волосок пить-есть не просит…

Ручку раскрывает,

За волосиком волосик

Из руки роняет.

— Эх вы, с головы беспутной

Кольцы завитые!

У морских цариц на лютнях,

Чай, звонят, златые!

НОЧЬ ВТОРАЯ

Сидит Царь в нутре земном, ус мокрый щипет,

Озирается кругом — чего бы выпить?

Уж питó-питó, — полцарства прóпито!

А все как быдто чегой-то не дóпито.

Как боярышня пред грозным пред отцом,

Вкруг него всé чарочки кольцом.

Тут и турецкие, тут и немецкие,

Архиерейские да венецейские…

«Быстрее глоточки моей,

Ей-ей, вы сохнете!

Пью не напьюсь, лей не жалей,

А все пустёхоньки!»

Ровно милочки — плясать перед купцом —

Вкруг него бутылочки кольцом.

Уж и горластые, цветные, красные,

Уж и бокастые, и ярлыкастые!