Царь-девица - Марина Цветаева

— Не испить тебе бы маку? —

«He в настойке суть!

В этих подлостях и так уж

Я увяз по грудь.

Все-то нежат день-деньской,

Тешат, нянчат, —

Ровно цветик я какой,

Одуванчик!

Отчего душа теснится,

Грудь для вздоху мала?»

— Оттого, что Чудо-Птица

В ней гнездо завила.

«Отчего на бабьи речи

Весь — как ржавый замок?»

— Оттого, что узкоплечий:

Не по гостье — домок!

«Отчего корабь морями

Сам без весел плывет?»

— Оттого, что за морями

Царь-Девица живет!

ВСТРЕЧА ПЕРВАЯ

Не слетались голуби

К окну, за крупой —

Встал Царевич сгорбленный,

Кручинный такой.

Вкруг очей — что обручи,

Набились круги.

Чай, опять на ковричек —

Да с левой ноги!

Гребешок потрагивал —

Из рук пустил!

Сапожок натягивал —

Да так застыл.

«Не понять, чем бабам

Моя суть хороша!

Руки-ноги слабые,

Как есть — лапша!

Награди халатиком,

Крещеный мир!

Цельный полк как я таких

Взойдет в мундир.

Кто б меня да тýрманом

Да в тартарары!

Где глаза лазурные?

Две черных дыры.

Снеговее скатерти,

Мертвец — весь сказ!

Вся-то кровь до капельки

К губам собралась!

Василька от робости

В полях не сорву.

Киньте в воду — пробочкой

Поверх всплыву!

Само солнце пятится,

Не кажет лица.

Видно, в полночь, в пятницу

На свет родился.

Дó любви нелакомый,

Себе немил —

Видно, месяц, плакамши,

Слезой обронил».

Слабыми руками

Вдоль перил витых,

Слабыми шажками

С лестничек крутых.

Не трубили зóрю

С крепостной стены.

В небесах Егорий

Не разжег войны.

Спит кузнец над горном,

Спит косарь в копне.

— Чей глазочек черный

В слуховом окне?

Что за соглядатай

Мерит даль зыбéй —

Выше голубятни,

Раньше голубей?

Нет такой вершины,

Чтоб тоске — крута!

Лучше всех аршинов —

Черный взгляд-верста.

Берегитесь, люди,

Некалёных стрел!

Ветр с кудрями-грудью,

Как любовник, смел.

Уж такой ревнитель!

Всюду — враз — рука!

Что б дружочку прыти

Взять у ветерка?

«Дар ты мой обманный,

Клад непокупной!

Ровно столб туманный,

Аль дымок степной…

Пьет — отца хоронит,

А ступнёт шажком —

Вот сейчас обронит

Ножку с сапожком.

Шагай с косогору,

Плыви — вдаль — водой…

Не уйдешь от взору

Мачехи младой!

Всё ж на Зверь-Солдатку

Не откроешь глаз:

В вороток твой сладкий

Я змеей впилась!»

— Ох ты воля! — дорогая! — корабельная!

Окиянская дорога колыбельная!

Прискакав с ночной атаки

(На лбу — пот росою крупной),

У окна сваво, над взморьем,

Царь-Девица саблю чистит.

На плече на правом — голубь,

На плече на левом — кречет.

У ее подножья нянька

Ей сапожки начищает.

«Ох ты, царь мой, Царь-Девица,

Вихрь-Девица, Жар-Девица!

Нету мне с тобою сладу,

Не покоишь мою старость.

Погляжу на кудри гривой,

Погляжу на взор пожаром —

Как не я тебя, а львица

Львиным молоком вскормила!

День встает — врага сражаешь,

Полдень бьет — по чащам рыщешь,

Вечер пал — по хлябям пляшешь,

Полночь в дом — с полком пируешь.

Люди спать — ты саблю точишь,

В церковь — псов из ручек кормишь.

Вся родня и отступилась.

Дай-ка правую мне ножку!»

Рассмеялась Царь-Девица:

«Мне и любо без родни-то!

Огнь — отец мне, Вода — матерь,

Ветер — брат мне, сестра — Буря.

Мне другой родни не надо!»

Осерчала нянька: «Полно

Ржать-то, ровно кобылица!

Как бы этим ржаньем всех-то

Женихов не распугала!»

Пуще Дева-Царь хохочет:

«Эка сладость — женихи-то!

Мой жених — мой меч пресветлый,

Меч мой сабельный, веселый:

Мне других дружков — не надо!»

Пригорюнилась тут нянька:

«Порвала б цветочков в поле,

Завела б себе подружек,

Позабавилась б маненько…»

Ей в ответ с усмешкой Дева:

— «Трубный звон — моя забава!

Мне иных забав — не надо!»

«Первенчалась бы с красавцем, —

Нянька у ней в ножках хнычет, —

Сбросила б наряд свой мерзкий,

Да над люлькой над роскошной,

Над пеленочной заботой,

Всю бы ночь, заместо гульбищ,

Все бы пела-распевала».

Топнула ногой тут Дева:

— Нянька ты, а я — Царь-Демон!

Кой мне черт в твоих пеленках!

Бранный быт — моя забота!

Мне иных забот — не надо!

…Отстранись-ка, нянька, чтó за

Звон с воды встает за чудный?

Чтой-то под моим окошком

Волны за слова лепечут?

— Гусли, гусли-самозвоны,

Вся забавушка моя!

Из зубчатой из короны

Ни зубца не стою я.

Не слыхал еще, как бабы

По ночам толкуют сны.

Гусли, гусли — вся забава

Осьмнадцатой весны!

Я, мальчишка узкогрудый,

С бранным бытом незнаком.

Гусли, гусли-самогуды

Мне — единственный закон!

Я до смертного до поту

Не отстану от струны!

Гусли, гусли — вся забота

Осьмнадцатой весны!

Просияла Царь-Девица:

Терем враз озолотила.

«Баб не любишь? Драк не любишь?

Ну, тебя-то мне и надо!

Как, к примеру, Дева-Царь я,

Так, выходит, — Царь-ты-Дева!

Уж с таким-то голосочком

Муж за прялку не засодит!»

Хлопнула тут Царь в ладоши:

«Повели, чтоб тем же часом

Вихря-мне-Коня седлали!»

Хлопнула в ладоши дважды:

«Повели, чтоб тем же часом

Был Корабь готов к отплытью!»

Трижды хлопнула в ладоши:

«Повели, чтоб тем же часом

Для прощального параду

Там, на площади великой,

Все наши полки сбирались!

— Дура старая, что хнычешь?

Али жалко, что последний

День встает наш, Царь-Девицын?» —

«Ошалела я от счастья, —

Нянька хнычет под ногами, —

Знать, за все мои молитвы, за слёзные,

Вить гнездо тебе, моя орлица безгнездная!

Знать, недаром карты врали,

Знать, недаром я все ночи,

Притаясь, наряд венчальный

Тебе шила-расшивала.

Утюжок пойду поставлю:

Хоть и глаженый, а надоть

Для красы провесть маненько…

— Что ж ты рот перекривила?»

«Kaк в раззолоченной попонке

Негоже бранному коню,

Ужель атласною тряпчонкой

Свою же славу заслоню?

Цельному войску господином

Была, — так справлюсь и с одним!

Одним своим лучом единым

Мы светел-месяц полоним».

Опоясалась тут саблей,

Свистнула в кулак свой смуглый,

И на зов ее кулашный

Вихорь-Конь к ней на крылечко

Белой молнией взлетает.

«Ну, простимся, нянька, что ли?

Там, на площади великой,

Будет нам не до тебя уж».

Чмокнула с размаху няньку

В рот морщинистый, соленый,

И с окошечка резного

Коню на спину с размаху

Белой птицею махнула.

Не колосочки овсяные

До солнышка встают в ряды, —

То ратнички ее стальные

Равняются на площади.

Толк по рядам прошел безвестный:

«Не будет Девы-нам-Царя!»

И что нам до зари небесной,

Когда земная нам заря!

Топчи, конь вражеский, посевы!

Всé в море кол’кола, звонарь!

И вздох тут: «Дева! Дева! Дева!».

И рокот: «Царь наш! Царь наш! Царь!»

Грудь в светлых латах, лоб — обломом,

С подсолнечником равен лик.

Как из одной груди тут громом:

«Сам Михаил-Архистратиг!»

«Здорово, стан сильномогучий!» —

Гремит громоподобный глас.

Речé — и, рассекая тучи,

Промеж рядочков понеслась.

Конь с Дéвицею точно сросся;

Не различишь, коли вдали:

Хвост конский, али семишёрстый

Султан с девичьей головы!

Как вихрь промеж рядочков вихрит,

Пот — градом сквозь пожар ланит.

Лишь где на том конце затихнет,

Уж на другом конце гремит.

Уж никогда грозней да лучше

Трубач губастый не трубил.

Гром-барабанщик обе ручки