Pasternak - Михаил Елизаров

Люди на городских совсем не похожи. Лица открытые, приветливые. Идешь, и каждый с тобой поздоровается. Даже говорят по-другому, напевно как-то. Одеваются просто, а все равно выглядит красиво, будто народный хор в вышитых сорочках по деревне разбрелся.

И, конечно, природа иная. Лес настоящий, со зверями всякими, как из сказки. Река неподалеку — рыбы в ней видимо-невидимо. Воздух особенный, целебный. Поэтому и привозят Василька, чтобы он три месяца свежее коровье молоко пил, сил набирался.

Особенно Василек дедушку любит. Бабушку, конечно, тоже любит. Но с ней не так интересно. Дедушку Мокаром зовут. Через «о» пишется. Так правильно — Мокар. Старинное русское имя, неверно переиначенное в Макара. Когда Василек родился, родители тоже собирались его Мокаром назвать, в честь деда, а им в городе сказали, что нет такого имени, предложили записать в документах Макаром, родители не захотели и назвали в честь прадеда — Василием. В принципе, Василий тоже красиво звучит.

Дедушка был героем, он воевал, у него пять орденов, а медалей вообще не сосчитать. В основном, золотые и все разные такие. Очень Васильку они нравились. А те, которые простые, железные, — их две. И к тому же некрасивые.

Василек, когда первый класс закончил, привез свой табель с пятерками. И очень на подарок рассчитывал. Орден, конечно, просить — жирно было бы, — это Василек понимал сам. Его заслужить надо. А медальку одну — наверное, можно. Он уже выбрал себе золотую, с красной звездой. Догадывался, что она, наверное, самая ценная и дедушка такую не подарит, а отделается какой-нибудь завалящей, серенькой, из железа. Заранее обижался. Но все равно решился, попросил.

Дедушка в усы улыбнулся, вынес коробку, где все медали лежали, и полную золотую горсть насыпал — не жалко. Василек просто сомлел от счастья. И желанная медалька со звездой тоже досталась. Заглянул в коробку — там только ордена и железные медали, которые самые никудышные.

Василек на радостях и за железными было полез — если уж лучшие отдали, некрасивые-то вообще к чему? А Васильку пригодятся, выменяет на них что-нибудь полезное.

Дедушка по руке — хлоп.

— Нет, — говорит, — эти медали я тебе подарить не могу. Они для меня самые дорогие.

Вот поди и пойми его. В недоумении стоит Василек.

Дедушка опять усмехнулся.

— Ты уже большой, — поясняет, — прочти, что на медалях написано.

Это Васильку — раз плюнуть. Даром, что ли, пятерка по чтению? Прочел. На первой медали: «За отвагу» — красными буковками. На второй, что поменьше: «За боевые заслуги».

— Правильно, — говорит дедушка, — эту вот медаль я в сорок первом году получил, в августе. Армия наша проигрывала, и награды нечасто давали. Поэтому медаль ценная такая. Видишь, у меня тут орден Славы лежит, — достал звезду с кремлевской башней посередине, — первой степени. Важный орден. Я его в сорок пятом получил. Генерала немецкого в плен взял. Как по мне — так я ничего героического не сделал. А медаль не просто мне досталась. Ведь как было в сорок первом — полк отступает, а взвод остается и отступление прикрывает. Так и нас оставили — двадцать шесть человек. И приказ — ни шагу назад! Больше сотни фашистов мы положили. Восемь танков подожгли. Из всего взвода я один в живых остался. Потом повезло мне, подобрала меня другая отступающая часть. Майор один — Перепелов фамилия — лично меня к медали «За боевые заслуги» представил. А в декабре я «За отвагу» получил. Роту в атаку поднял, тяжело ранен был… — Дедушка помолчал, улыбнулся. — А все это, — бородой указал на Васильково сокровище, — самоварное золото — ничего не стоит. Юбилейные висюльки. — А железную медаль бережно в шкатулку положил.

Дедушка силы необычайной. Папа с ним ни в какое сравнение не идет. Василек приехал, восемь лет уже, совсем большой, а дед на ладонь его посадил и легко поднял как пушинку. Да что Василька — дедушка и коня поднять может. Плечо животине под брюхо подставит и над землей приподнимет.

Уважают старого не только за силу. Он всю жизнь в кузнице проработал. И охотник замечательный, и знахарь. Коров лечит, лошадей. Идет по лесу — широкий, крупной кости, волосы седые развеваются, усы густые, длинная борода, кустистые брови и лицо такое доброе, светлое — дедушка!

Взял однажды и внука с собой на охоту. Одна беда, неважная охота с Васильком получается. Животных ему всех подряд жалко. В этого не стреляй, в того не стреляй. Какая же тогда охота, спрашивается?

Василек насупленный шагает. Он по телевизору передачу «В мире животных» смотрел. Там говорили, животных убивать — зло.

Дед остановился.

— Давай, Васька, разберемся. Возьмем, к примеру, твой любимый мультфильм про волка и зайца. Для охотника одинаково хорошо, что волка подстрелить, что зайца. А зайцу? И охотник, и волк — беда. Но охотник-то и за волком бегает. Значит, иногда для зайца охотник — благо. А если охотник убьет вместо волка лисицу — то и волку, и зайцу хорошо. И когда охотник плохой — всем зверям хорошо. И зайцу, и волку, и лисице. Или съест волк больного зайца — волку сытно и всем остальным зайцам проще, нет среди них слабосильных. И людям неплохо — здоровые зайцы в лесу останутся. Поэтому, охота — всегда благо. А по телевизору говорили о людях, которые просто от жадности зверя убивают. Тогда это называется не охота, а браконьерство.

И о чем только дедушка не рассказывает! Ну кто из Васиного класса знает, что грачи пятого марта прилетают, а к двадцатому числу щука на реке лед хвостом пробивает, что десятого апреля пробуждаются сверчки, двенадцатого — медведь из берлоги выходит? Народные приметы.

А советов жизненных сколько! Нельзя показывать на молнию пальцем, а раз показал, то надо палец зубами прикусить. Если руки всполоснешь водой, в которой яйца из-под черной курицы варил, то руки отсохнут, как у дяди Петра, что через два дома от дедушки живет. Когда в деревне покойник, лучше капусту не квасить — горькая будет…

Василек покойников побаивается. Давно, несколько лет назад этажом ниже старуха умерла. Папа в командировке был, а маму помочь попросили. Она не взяла бы Василька с собой, но он дома один тоже не хотел оставаться. И соседки сказали, возьми, пусть привыкает к жизни.

Спустился. Чужая квартира попахивала тухлой сладостью. Заглянул в комнату, увидел гроб на столе. Над гробом желтым носом возвышалась старуха. Василек недоумевал. Чего здесь страшного — просто уснула. Поволок стул, чтобы взглянуть сверху.

Не успел, в дверь позвонили. Вошел бородатый дядька, мама шепотом сказала — священник, весь в черном, принес запахи, от которых и тухлость, и сладость совсем дурманящими сделались.

Соседки бросились к столу, и Васильку показалось, что сейчас они примутся жрать мертвую, как холодец из корыта. Вокруг гроба зажгли свечи. На улице был ясный день и, чтобы именинные огоньки виднее пламенели, на окнах шторы задернули. Сделалось в комнате сумеречно. Священник что-то нараспев бормотать начал, соседки от этих слов заплакали, и Васильку тоже стало страшно. Потом гроб со старухой закрыли, снесли вниз, в автобус задвинули и повезли за город, на кладбище. Там испугался еще больше — земля за оградой будто ощетинилась крестами.

Прошли между могилами к вырытой яме. Под нестройный плач гроб на веревках опустили, два работника быстро закидали землей и воткнули в могилу железный крест с табличкой. Шаткий, он сразу накренился, будто хотел спрятавшегося за женщин Василька получше разглядеть.

— Не бойся его, — улыбнулся черный священник, показывая на крест, — он символ вечной жизни.

Конечно, Василек не поверил. Как может крест нести жизнь, если под ним только покойники и лежат!

Дедушка священников недолюбливает. Особенно тех, которые церкви свои в катакомбах прячут — подвальники. Живут под землей как крысы. А те, что в лесу, — то лесные. Хуже зверей. И над заграничными попами дедушка смеется — евон-глисты и баб-тиски! Стыдные названия. Он много чего про них объяснил, такое, что в школе на уроках не рассказывали.

Сотни лет морочат людям головы своими сказками, а они, сказки эти, злые, страшные, все про смерть и ад, где людей, что слушать их не хотели, в огне вечно жгут.

Есть еще, правда, и рай, куда угождавшие священникам люди попадают. Уж как они рай свой расписывают!

— Всегда тепло, растут кипарисы и виноград, на них попугаи райские выпевают песни, пища — одни фрукты, а ангелы с архангелами веселят души праведных, анекдоты свои божественные рассказывают, — смеется дедушка.

В рай такой совершенно не хочется. Просто очень уж Крым напоминает. Побывал там однажды Василек. Две недели в доме отдыха. Не понравилось ужасно. Жарища, песок, растут всюду какие-то елки, вода в море соленая. В столовой еда по графику, и невкусная. От фруктов понос. Вечером после ужина развлекательная программа. Таскали насильно родители туда Василька. Сначала дядька на сцене отдыхающих веселил, пел под баян, потом, как стемнело, скучный фильм показывали. Еле дождался, когда к дедушке в деревню отвезли — от Крыма отдохнуть.