Майор и три богатыря - Цви Миркин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Вот мы с тобой и нарисовали на щитах по дракону, а Алёше – хрен собачий, – прервал его Добрыня. – Хватит время терять! Пошли к купцу, выяснять, что ему надо и сколько он заплатить готов.
– Но сначала – девок новых попользовать! – возразил Алёша Попович и двинулся к выходу. За ним последовал Илья Муромец. Вскоре из соседнего помещения послышались тяжёлые ритмичные вздохи и женское повизгивание. Добрыня Никитич презрительно поморщился – он никогда не одобрял увлечения друзей девками, и предпочитал время от времени захаживать к знакомой знахарке, жившей неподалёку от городских ворот.
Доведя девок до изнеможения, богатыри вскочили на коней и отправились разыскивать дом давшего объявление купца.
Через полчаса они уже колотили кулаками в латных перчатках в мощные ворота, крича: «Хозяин, открывай! По объявлению пришли!» Двери открыл поддатый мужик в косоворотке:
– Кто такие? Зачем пожаловали?
– По объявлению мы! – солидно заявил Илья Муромец.
– По какому такому объявлению?
Илья Муромец терпением не отличался:
– Ты долго ещё, холоп, вопросы мне задавать будешь? Хозяина зови! – гаркнул он и для пущей убедительности взялся за палицу. Холоп прекрасно понял намёк и бросился за хозяином.
Через некоторое время, сидя с богатырями в светлице, Филипп Иваныч сбивчиво излагал им свою печальную историю. Богатыри понимающе кивали. Дослушав, Илья Муромец сказал:
– Порол ты её мало в детстве. Розгами надо было сечь, розгами.
– Да подожди ты, – прервал его Добрыня Никитич и обратился к хозяину дома:
– С этим всё ясно. А знаете ли Вы, любезнейший, где нам Чудище искать?
Купец изложил им услышанное от Волхва.
– Это уже что-то, – заметил Добрыня. – Но, как Вы понимаете, столь высокая неопределённость ситуации требует более высокой платы за работу…
Остальные богатыри согласно закивали. Вопрос о повышении оплаты был им близок и понятен, они всегда восхищались умением Добрыни затронуть его в самый правильный момент.
– Сколько потребуете, столько заплачу, благодетели! Только дочь верните!
– Потребуем мы немного, – ответил Добрыня. – Дорожные расходы, командировочные, амортизация оборудования, а кроме того… Мы намедни с работы у князя уволились и подумываем собственным делом заняться. А это весьма накладно – терем отдельный нужен, снаряжение покупать, да и писаря нанять – заказы принимать, с клиентами разговаривать. Ты нам на обзаведение денег и дашь.
– Дам, как пить дать! – закивал купец. – Только вот, знаете ли…
– Что ещё такое? – насторожились богатыри.
– Задолжал я Лешему, который в чаще лесной живёт… Обманом он с меня обещание взял…
– Та-а-ак… – проговорил Добрыня, а Илья Муромец с Алёшей Поповичем напряглись – Лешего они знали, сами несколько раз покупали у него небезызвестное зелье и ничего хорошего от него не ожидали. – Что ты ему обещал?
– Принести ему… шерсть… и дерьмо… Чудища, – проговорил купец.
– Это зачем же?
– Говорит, необходимо, чтобы зелье потайное делать…
– Так, так, так, – проговорил Добрыня. – Зелье, говоришь? Тогда за допуслуги ты нам у Лешего этого самого зелья и купишь! Да побольше! А как торговаться с ним будешь – не наше дело. На то ты и купец.
Обрадованный Филипп Иваныч был согласен на всё. Ударили по рукам, и богатыри поехали на притулившийся у городской стены постоялый двор, где жили – отсыпаться перед долгой дорогой.
Спали они три дня и три ночи, а от храпа их богатырского сотрясался весь квартал. Тем временем холопы Филиппа Иваныча бегали по всему Киеву, закупая для богатырей припасы и снаряжение. На рассвете четвёртого дня выехали за ворота города Киева три богатыря, обвешанные оружием. К сёдлам их были приторочены большие мешки с припасами и разнообразным снаряжением. Выехали богатыри за ворота, остановились на несколько минут, переглянулись, и поехали прямо на запад – искать башню, в которой жило Чудище Заморское.
Глава 2.
Поиски купеческой дочери
Тем временем на Дальнем Западе была глубокая ночь. В башне на одинокой скале горели факелы. Горели они и в глубоком подземелье, где за семью дубовыми дверьми и семью медными замками томилась Настенька. Ещё не пришедшая в себя после того, что произошло после ворожбы, она лежала на полу подземелья, прикованная за ногу к стене тяжёлой цепью. Перед ней прохаживалось взад и вперёд Чудище:
– Слушай меня, девица красная. Хотела ты меня в полон взять? Чтобы на цепи держать? Не пройдут со мной такие шутки! Я – Чудище Великое! И за гордыню и наглость свою всю жизнь расплачиваться будешь! Теперь ты мне до конца жизни служить должна! По дому работать – убирать, стирать, что там ещё делают?
Настенька поняла, что крепко влипла. Она не знала, сколько прошло времени и где она находилась, о том, чтобы убежать, она даже не думала – вообще, на то, чтобы думать, сил особо не осталось, да и не была она к этому процессу приучена. Поэтому только и оставалось ей, что снова горько заплакать, но это она делала уже в одиночестве, ибо, закончив свою речь, Чудище повернулось, махнуло хвостом, больно стегнув Настеньку по ногам, и вышло из темницы.
Поднявшись по винтовой лестнице, ступени которой сильно стёрлись, Чудище очутилось в своих покоях. Они представляли собой полную противоположность тёмному и сырому подземелью. Их ярко освещали многочисленные свечи, стены были затянуты дорогими тканями, а мебель была деревянная, резная, сделанная в самом Константинополе. Помимо любви к красивой обстановке, Чудище имело небольшую слабость – оно испытывало тягу к современному искусству, и по его покоям были расставлены и развешаны идолы, привезённые из земель славян, металлические украшения из земель франков и викингов и даже несколько икон, привезённых, опять же, из Константинополя.
Привычки и увлечения Чудища стоили немалых денег, но это не было проблемой – мимо башни нередко проплывали, возвращаясь с очередного грабежа, викинги, и Чудище брало с них плату, угрожая наслать бурю, которая отправит на дно всю добычу. От них же Чудище узнавало о всех современных веяниях в искусстве и зачастую заказывало им доставку того или иного произведения. Раз оно даже заплатило одному из конунгов, чтобы он доставил из дыры, называвшейся то ли Лютеция, то ли как-то ещё, статую какой-то крылатой дряни, украшавшую местную церковь. Подобные украшения только вошли в моду, и Чудище страстно желало заиметь образец в своей коллекции. Конунг задание выполнил, правда, по ходу дела, сжёг весь город, но побочные эффекты Чудище мало волновали. Теперь статуя красовалась над воротами башни, в которой Чудище обитало.
Единственным местом в башне, где никаких произведений искусства не наблюдалось, был последний этаж. Там находился только один предмет – громадное зеркало на гранитной подставке. Чтобы поднять его сюда, Чудищу пришлось напрячь всю свою магическую силу, ибо одно дело доставить миниатюрную отроковицу из Киева, а другое – поднять на верхний этаж несколько тонн гранита. Когда-то давно Чудище получило зеркало в подарок от Ундины, проживавшей в Галлии. В нём отражалось всё, что происходило в башне, а когда к ней приближался незнакомец, оно начинало вопить благим матом, так что иногда именно эти вопли незваных гостей и отпугивали. Благодаря зеркалу Чудище могло не тратиться на охрану и жило в башне в гордом одиночестве – если, конечно, не считать отроковиц, которых оно время от времени похищало в разных странах.
Отроковицы были ещё одной слабостью Чудища. Помимо прочего, они были нужны Чудищу для экономии магической силы – при наличии в башне девицы, можно было заставить её убирать и прислуживать, не задействуя магию по мелочам. Поэтому в подземелье почти всегда содержалась хотя бы одна отроковица. Когда они совсем обессиливали от жутких нагрузок, Чудище по дешёвке продавало их проезжим викингам, которым постоянно требовалось приносить кого-то в жертву Одину.
Выехав из ворот стольного града Киева, три богатыря медленно поехали вдоль дороги, ведущей на Запад. Ничего хорошего там не было – сначала Галич, потом Польша, где говорили вроде по-русски, но как-то странно, а потом вообще неизвестно что, где богатыри по работе уже бывали, но находили те края крайне непривлекательными – и даже алкоголь там делали, на их вкус, хуже, чем на Руси. Правда, по мнению всех троих, в южном, восточном и северном направлениях тоже было так себе – хазары, волжские булгары и новгородцы казались ничем не лучше поляков, немцев и галичан.
Миновав холм, на котором стояла уже известная нам избушка Бабы-Яги, откуда как раз доносился чей-то визг, они пришпорили коней. Дорога петляла между холмами, уводя всё дальше и дальше и становясь всё хуже и хуже – по мнению дьяков, отвечавших за её ремонт, чем больше появлялось на ней ям и рытвин, тем труднее было захватчикам дойти до города Киева. Правда, захватчиков это не убеждало, и до Киева они доходили с завидной регулярностью.