Диалоги - Диас Назихович Валеев
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Никонов поднимается.
(Резко.) Сядьте!
Н и к о н о в. Вы так легко делаете человеку такие оскорбительные предложения. Но кто дал вам право? Право на презрение?
Г а н г а р д т. У вас нет другого выхода, Никонов. (Стуча пальцами по столу.) Не только нелегальщина. Типография — вещь уже более серьезная. Вас уволили из Петербургского университета. Вы легко отделались. Но кой-какие подробности прояснились сейчас. В связи с делом о покушении на цареубийство. Где ваши прежние товарищи сейчас? Осипанов, Ульянов?.. Повешены! (Пауза.) А вы ничего не хотите сказать о младшем Ульянове… (Улыбаясь.) Я игрок, и мы будем играть с вами в очень крупную игру. Сегодня первая ставка — ваша жизнь. И жизнь женщины, которая вам Дорога. К сожалению, и она была связана с делом о покушении.
Н и к о н о в. На моей душе карьеру себе выстроить хотите?! (Медленно поднимается.)
Г а н г а р д т (вынув револьвер). Это уже лишнее, Никонов. Там, за дверью, люди. И это… (Стукнув дулом револьвера о стол.) Не игрушка.
Н и к о н о в (отступая). Почему вы предлагаете все это именно мне?!
Г а н г а р д т (после паузы). Мы внимательно изучили все данные о вас.
Никонов мечется по комнате. Хочет выпить. Лихорадочно наливает в стакан. Стакан опрокидывается, падает. Он снова наливает. Пьет.
Вы ведете себя, как старая дева на выданье. Перед потерей невинности.
Н и к о н о в. Что?! (Плечи его обвисают. Как мешок, он опускается на стул.)
Г а н г а р д т. Детали обговорим после. Уже светает… (Устало вытирает платком лицо. Идет к двери. Останавливается у порога.) Попова гора, дом Овсянниковой. В ближайший вторник, в шесть вечера. Помните, ставка не только ваша жизнь. (Уходит.)
Никонов сидит, раскачиваясь на стуле. Хватает бутылку и с какой-то отчаянной злобой швыряет об пол. Летят осколки. Летит на пол еще что-то. Гаснет и керосиновая лампа. И вдруг в слабых утренних сумерках, почти в темноте, когда предметы едва различимы, раздается вой. Это звериный жуткий вой продавшего свою душу, обезбоженного человека.
Светает. Никонов лежит на полу.
Спит. Входит Л и д и я З в о н а р с к а я.
З в о н а р с к а я. Паша! Паша!
Н и к о н о в. Что-о?
З в о н а р с к а я. Паша! Пьян?
Н и к о н о в. Я обману! Я надую этих кретинов! Я проведу их!.. Только ради тебя, поняла? Ради тебя!
З в о н а р с к а я. Что ты бормочешь? (Льет из ковша воду на лицо, вытирает полотенцем.) Очнись же!
Н и к о н о в. Ты!
З в о н а р с к а я. Везде обыски, аресты. Арестовали Зворыкина, Перельштейна, Сапронова. В доме, во флигеле, две барышни. Екатеринбургские гимназистки. Служат в заводе и учат в школе. Забрали и их. Я испугалась, к тебе. Какое-то предчувствие.
Н и к о н о в. Я хочу выпить.
З в о н а р с к а я. Господи, ты никогда не был так пьян! (Поднимая его.) Пойдем, пойдем на постель. (Она наклоняется, на пол падает револьвер.)
Н и к о н о в. Все со своей железкой? Ты смогла бы убить человека или… или себя? Ты сможешь!..
З в о н а р с к а я (спрятав револьвер). Я могу жить, только когда свободна.
Н и к о н о в. Свободна… Свобода всегда на краю бездны.
З в о н а р с к а я. Важно, чтобы не кто-то, а сама… Лучше самой распорядиться. Что с тобой?
Н и к о н о в. Да, я пьян. (Поднимаясь и идя к кровати.) Пьян, и душа в угаре. Угорит, и тю-тю! На небо!
З в о н а р с к а я. О чем ты?
Н и к о н о в (озираясь). Стены!.. Я не боюсь этих стен, только когда ты рядом.
З в о н а р с к а я. Ну что ты, маленький мой? Что с тобой? Обыски в городе, и я побежала. Помнишь, мы поклялись, что будем всегда вместе?
Н и к о н о в. В России всегда обыски!.. Но когда душу обыскивают? Когда в ней идет обыск? Люби же меня! Поцелуй меня! Поцелуй!..
3Шум, многолюдье. Сквозь приоткрытую дверь видна зала, край стола. Л ю д и. Кто-то шпарит на фисгармонии. Кто-то тащит самовар. Смех. Выкрики.
С т у д е н т в м у н д и р е. В Питере, говорят, прогресс. В почтовом ведомстве прибавилось служащих по части распечатывания писем.
Д е в у ш к а. А я Ивану написала. Соскучилась!
В ы с о к и й с т у д е н т в п а р т и к у л я р н о м п л а т ь е. Кто эта?
М а л е н ь к и й с т у д е н т. Та или эта?
В ы с о к и й. Эта.
М а л е н ь к и й. Людка Бааль. С акушерских. Генеральская дочь.
В ы с о к и й. Ничего, хотя и генеральская. Но сама как? Не генерал?
М а л е н ь к и й. Хуже. Больно нервозна и сентиментально влюблена.
В ы с о к и й. В кого?
М а л е н ь к и й. В саму себя. И еще, говорят, в революцию.
В ы с о к и й. С такими ляжками?
М а л е н ь к и й. А что ее, одни чахоточные, что ли, делают?
Из зала доносится чей-то жидкий тенорок:
О Казань, ты Казань многогрешная, За грехи наказал тебя бог!Чье-то меццо:
Кибитка легкая летит Родными, снежными полями, Морозно, тьма кругом, все спит, А снег хрустит под тормозами.Чей-то возглас: «Господа, господа!»
Выходят Н и к о н о в, З в о н а р с к а я. Навстречу — Ш е л о н о в.
Ш е л о н о в. Сто, Паса, мрацен? С похмелья? Какие думы бороздят… лобик?
Н и к о н о в. Отстань.
З в о н а р с к а я. А ты, как всегда, сияешь?
Ш е л о н о в. О-хо-хо!
К т о - т о ю р к и й. Вы слышали, Лида? Паша, слышали? В Петербурге Менделеев выгнал ректора из лаборатории. В Москве семнадцать человек ранено.
Ш е л о н о в. И твое гражданское сердце скорбит?
К т о - т о ю р к и й. С тобой невозможно!.. Ты!..
Шелонов машет рукой, отворачивается. Появляется П о р т у г а л о в.