Наших дней дилижансы - Алексей Козлов

Зарисовка

Раскашлялись вороны. Ранний грипп,Малина с чаем.А ветер небо стылое корит,Разоблачая.

И режет глаз густая синеваК простынкам зимним,Дневного света миллионы ватт —К анестезии.

Как женственно курлычут журавли,Природе вторя,Которая любовь не утолит,Зато накормит.

Но дом её – на снос. Пришёл черёд,Желты обои.И небо, прохудившись, протечётНа нас с тобою.

Здесь

Здесь немало отличий от прошлого и единиц(Измерения роста и веса, карьеры, длиныИ ступни, и ступени движения тела по жизни)Очень много, пропорции старые искажены.

Здесь и времени счёт – до полудня и после – такой,Что запутаться новоприбывшему очень легко,А у даты в меню будет супом (на первое) месяц,День рожденья (второе) – котлетой с горчинкой «Клико».

Здесь сюжетом для прозы с поэзией редко – война,Чьим исходом-победой, где б ни была совершена,Не гордятся. Поэтому принявший новую гордостьБудет эхом забытых понятий отвергнут – «Не наш!»

Здесь кукушку не спросят о главном – осталось ли чуть.Эта правда жестокая вписана долгом врачу.Если тот ошибётся, а может, ответит пространно,За ущерб от надежды пойдёт под топор палачу.

Здесь единая мера успеха – как твёрдая гатьПо болоту надежд, самомнений, где вязнет нога.Если ты так умён, почему – как церковная крыса?Но не спросит никто, почему не Эйнштейн, раз богат.

Этот мир, что распахнут для всех и признавший меня,Там, откуда я родом, увы, никогда не понять —Он враждебен по сути прагматике, логике, мерам,И не важно, где в дате котлета заложена дня.

Игорю Мильченко

Поэт, музыкант и мой друг умер в 50 лет в день своего рождения

1.

Тебе – полтинник, а я всё старюсь,И мой будильник пока мне в ухо(Для звуков тару) бутылки звуком,Допитой в полночь, не крикнул: «Время!»И я старею.

2.

В один и тот же и день, и месяцРодиться, позже отчалить ночью,Меняя место, с отходом точным,Как скорый поезд Варшава—Гамбург,Вперёд ногами.

3.

Мозги раскинув, раскинем карты.У вас – калина, в Техасе – кактус.Посередине – стихи для встречиПо-человечьи. Удачный прикуп.Ну, как не выпить?!

4.

Ты пьёшь нектары, а я покудаБурбон свой старый, и мне, верблюду,К тебе дорога в игле закрыта,Но дятлом в ритме готовит местоИ мне стамеска.

Иммигрантам

Вам, с чемоданом, где порядокБыл скомкан сменами белья,Где Библия с одной закладкой,Что делит Книгу Бытия

На жизнь в дерьме, недели в трюмеИ счастье – как полуподвалС одной единственной кастрюлей,Где суп давно не ночевал,

Вам, прибывающим на остров* —Чистилище, где вонь и хлор,И сквозь слезу, как линзу, остовСвободы видится в упор,

Вам, с рюкзаками на закоркахЧерез таможни жерноваАэропорта в новом ЙоркеПрошедшим тело продавать

Таксистом или тротуарно —Чужие вакся башмаки,Чтоб душу сохранить и тварьюНе стать с лобзанием руки —

Поклон нижайший.Вы на суше,Что есть ковчег десяткам вер,Одной мечте, что греет души.Она из дерева гофер.

* Остров Эллис в Нью-Йоркской гавани, место приёма иммигрантов до 1954 г. (Прим. А.К.)

Как это будет

Ты обезволишь, как припадок,В который раз – не умирать,Уложишь просто на лопатки,Сиделкой будешь до утра,

И белозубой негритянкой,Блестящей по́том и зрачком,Споёшь о чём-то африканскомИ распрощаешься пото́м.

Когда придёшь последней ночьюПрощальным вдохом на земле,То обязательно захочешьПоследний раз меня развлечь —

Не резюме по беглой съёмке,А медленным, по буквам слов,Воспоминанием о том, чтоСкороговоркою прошло —

Все книги, что прочёл (построчно),Моей судьбы черновики,Рожденье сына, после – дочки,Мои сомнения, стихи,

С косноязычием сраженьяДо истощения, утра,Всех мною побеждённых женщин,И тех, которым проиграл,

Врагов объятия – нежданно,Как зло изменчивых друзей,Все города и рестораны,Где тратил сотни, оборзев,

И то, что даже не запомнил,И что хотел забыть как сюр —Всё-всё, вернётся разом в полночьДокументально, без купюр.

И не рапидом истекая,А длясь, как долгое кино,Но что прокрутится, мелькая,Как жизнь – в мгновение одно.

Катастрофа

Опять, оскалясь шрифтом, катастрофаПолощeтся на простынях газет,А не стихов новорождённых строфы,Взорвавшихся в небесной бирюзе.

Сердца, вчера растерзанные взрывом,Числом не ранят те, что на земле,А их владельцы у отдела «Рыба»Читают новость, стоя за филе.

И каждому – своё. Таранить листья —Одним, другим – на листопад глазеть,Шахиду – месть, работа – журналистам,Одним – филе, другим – тираж газет.

И как ни длинен список пассажиров,А нет родных, то плакать по кому?«Возьмите палтус, он сегодня жирный!»Сердец владельцы жирное возьмут.

Куски людей, подлесок протаранив,Остынут на поверхности земли,Живым не остывать ещё, но странныСердцами, что безжизненней улик.

Спокойно завернут филе в несчастьеС передовиц, прочтённых неспеша,Тела теплы, не рвёт сердца на части,Вот только пахнет палтусом душа.

У ангелoв на рыбу аллергия,И снимет Бог хранителeй с поста.Он создал нас такими, не другими —Своё лишь обонянье испытать.

Когда заходит ум за разум

Когда заходит ум за разум,И смыслом предают слова,Звук, не колеблясь, шлёт отказы,A кухня запахов мертва,

Цвета противны различенью,Ладонь стигматом не вскричит —Как будто время попеченьяИ сном призрения в ночи,

Тогда щемит – чему названьяНайти нельзя, поскольку словНе подобрать к следам дыханья,Уже оставившим стекло,

Не обуздать затихший ветер,Не различить ушедший цвет,От звука нет и эха – ветоНа всхлипы песни в голове…

То не от мира – не похожеНа всё, что умерло в словах.И знаю, знаю – невозможно,Но как же хочется назвать!

«Когда» и «если»

Сорвутся тьмою со степиМонголы в грады лихолетьем.Клинком сорвётся крест с цепи,И серп – кривым мечом с мечети.

Слова сорвутся с языка,Срывая с петель ставни, двери,Сорвётся с атомов закат —Последним заревом, наверно.

И не исполнятся в те дниДолги, балеты и законы,Не отразится солнца нимбВ иконах плоскостей оконных —

Ни стёкол, ни перстов, ни лиц,Пусты глазницами, за ними —Круженье тлеющих страницИз неисполнившейся книги.

Не закипай в глазах вода,Не испаряйтесь кукла с креслом.Пусть не срывается в «когда»,За разум зацепившись, «если».

Когда к Земле причалит свет звезды

Когда к Земле причалит свет звезды,Которой только номер для поминаОстался в каталогах – может быть,Давно потухла, превратилась в глину,

А те, кому как солнце по утрамБыла для пляжей, зелени и радуг,А наше Солнце лишь по вечерамИ по ночам – звездой из миллиардов,

Писавшие стихи, подруг слезя,Подозревая нас в туманной мгле, чемПохожи так ушедшие друзья,О ком – «Иных уж нет, а те далече» (с).

Когда торнадо из дому прогонит

Когда торнадо из дому прогонит,То к Тихому за солнцем побреду —На край земли, на запад Орегона,Где клумбы крон над головой цветут.

Язык бы им, то с небом говорили бО падающем спросе на товар,О ценах на продукцию колибри,Доставке, райских скидках на нектар.

Магнолий цвет, их неземные рощи,А в них земное, грешное с утра —Две сиськи знак Макдональдса топорщитИ искушает бутербродом рай.

Отбуду срок, что для стихов отмерен —Налажу парус в море немоты,А сын и внук мне принесут на берегПоследней рифмой – белые цветы.

Кораблик

Вдохновенным движением губ,Волшебством животворная силаИз бумаги сложила судьбуИ корабликом в воду спустила.

Но вприпрыжку никто не бежитВдоль ручья, за творенье в ответе,Чтобы выправить прутиком жизнь,Что течением времени вертит.

Может быть, устояв под дождёмИ толкающим к берегу ветром,Много футов под килем найдётВ неизбежность направленный вектор.

Он полюбит и ветер, и дождь,Берегов очертанья, пейзажи,Красоту, что открыта, как дом,О котором, раскрывшись, расскажет

В полноводной реке, далеко,Где вернётся в двумерность, размокнув,И сольётся страницей стиховС отраженьем небесного ока.

Красноречие камней