Мастер боли - Игорь Фурсов

– «Простите наш приход открылся совсем недавно. И все священнослужители пока молоды, так что даже не знаю о каком монахе идёт речь»

Теперь настала очередь Вадима удивляться, ведь не привиделся же ему монах. В конце концов он же его в хоспис водил. Ничего не понимая, он описал того, с кем он общался в прошлый раз. Служка с испугом глянул на него и попросил подойти к фотографиям на стене в боковом проходе. С одной из старых выцветших фотографий, начала прошлого века на него смотрел его собеседник. Иеромонах Зосима, умерший в пятнадцатом году прошлого столетия, вот с кем в прошлый раз он общался. Зосиму хотели причислить к лику святых, но вначале помешала Первая Мировая война, а за тем революция, потом храм закрыли и открыли его заново только в 2001 году. Из прохода показался священник средних лет, он представился Фомой и спросил какой вопрос волнует Вадима. Вадим решил, что он всё равно должен исповедаться, не смотря на все странности, происходившие с ним. Пусть исповедником будет Фома, разве это изменит суть дела.

Фома сопроводил Вадима в исповедальню и предложил начать исповедь. Вадим ничего не срывая рассказал ему всю свою жизнь. Удивлённое лицо Фомы было ему в ответ, тот не мог поверить, что два последних чудесных излечений, были делом рук Вадима. Ещё более его поразило что в тот прошлый раз Вадим видел и общался с Зосимой. Всё это было выше его разумения. Он решил, что Вадим над ним издевается.

– «Не гоже так поступать, пусть вы даже не верите. Но даже чисто по-человечески это подло. Не надо шутить в храме божьем, прошу вас»

Вадим было вспыхнул, но тут же взял себя в руки.

– «Фома, не шучу. Я готов, пройти с вами в хоспис и принести облегчение тому, на кого вы укажете. Если вы хотите я могу уйти, наносить вам обиду у меня не было даже в помыслах»

Фома, сидел опустив голову, обдумывая то что ему сказал Вадим. В конце концов, он поднял глаза и сказал.

– «Если то что вы предполагаете существует, то это чудо. Отказываться от чуда, дарованного Спасителем, значило бы оскорбить его. Я готов сопутствовать вам»

– «Фома, думаю вам действительно будет проще, когда вы сами убедитесь в этом. Я не знаю, что со мной происходит, но от этого суть самого вопроса не меняется. И действительно, Создатель для спасения людей послал Спасителя, вооружив его только любовью. Но много было званных, да мало избранных. Может пришло время слов Спасителя о мече и винограднике. Скверна переполнила терпение Создателя, один раз он уничтожил нас потопом, а теперь возможно мне придётся исполнить волю его»

– «Вадим, не впадите в грех гордыни и тщеславия. Всё же любовь должна быть первоочерёдной. Вы должны помнить о муках своих, когда судить начнёте, но это всё потом после того как вы убедите меня в сказанном вами»

Так беседуя мы дошли до хосписа. Фома решил, что не стоит заходить через главный вход, время неурочное для посещения батюшки, а все больные люди мнительные, поэтому Бог знает, что подумают. Через боковой вход мы прошли в маленький коридор с двумя дверьми. Одна вела в общий коридор, другая же в одноместную маленькую палату. На кровати лежал человек, похожий на узника Бухенвальда. Костяк, обтянутый серой кожей, но на лице полыхали жаждой жизни два глаза. Эти две огненные бездны, притягивали взгляд, требуя действий. Я закрыл свои глаза, абрис лежащей фигуры даже не полыхал, а взрывался пламенем боли. Наверное, раньше такое же пламя сжигало меня и помощи ждать было не откуда. Что же сосредоточимся, вот языки его пламени потянулись ко мне. Отголоски чужой боли прошелестели где-то на грани сознания и вдруг опали, исчезая так же как бежит бенгальский огонь. Открыв глаза, наткнулся на удивлённый взгляд Фомы и глянув, на лежавшего понял, что он, несмотря на мою помощь на грани жизни земной. Он так много потерял сил, цепляясь за жизнь, что сил на саму жизнь уже почитай, что и не осталось. Было странно другое, в душе растекалось тёплое чувство, плавившее ту ледяную глыбу что, выморозила мою душу.

Было странно и то что запах душ этих двух людей не вызывал отторжения, а наоборот приносил свежее чувство душевного очищения. Но вот физическая усталость накатила так, словно был поднят, по меньшей мере железнодорожный вагон вместе с полным грузом. Меня даже бросило на колени я стоял, упершись в пол руками. Фома рванулся ко мне, собираясь помочь. Но я сделал рукой отторгающий жест, ему в этот момент нельзя было прикасаться ко мне. Превозмогая, эту усталость, опёршись рукой на колено, я поднялся и покачиваясь, не говоря ни слова ушёл домой. Пока я шёл к выходу из двора храма, за мною в след шёл Фома, крестя меня в спину и смахивая с лица слёзы, струившиеся из глаз. Почти теряя сознание, я добрался до дома где, рухнув на кровать, провалился в чёрное безвременье сна.

Тени прошлого и будущего переплетались в моём сне, мимо пролетали миллионы лет. Потоки вспыхивающих и гаснущих звёзд душ людей обтекали меня со всех сторон. Каждая из них пыталась рассказать мне про себя, прося и жалуясь на что-то. Очень редкие звёзды пытались поделиться со мной своим теплом. Потоки переплетались, часто осыпаясь миллионами огарков, недожитых жизней. Понять откуда и куда стремятся эти потоки было с выше моих сил, всё же не смотря ничто я просто человек, волей выпавших костей бесконечной игры жизни, ставший инструментом Всевышнего. Раньше мой путь пересекался с сотнями других линий, обходя и не соприкасаясь с ними, зато впереди пересечений становилось, не просто много, а бесконечно много. Очень многие из них гасли, не оставляя даже огарков. Многие грозили мне, но линия моя длилась всё дальше и дальше, не взирая ни на что. Некоторые линии оттолкнувшись от другой устремлялись дальше, а эта другие прерывались, осыпавшись угольками. Вся эта картина, напоминала изображение сверхсветового полёта из кабины фантастического звездолёта. Затем всё это утонуло в пучине сна.

Утро, принесло новые изменения, теперь я начал видеть, что произойдёт в ближайший час, два, далее это видение размывалось, превращаясь в туманное нечто. Выйдя из квартиры, я вдруг увидел себя идущим по тротуару, в видении ко мне подскакивал какой-то парнишка лет пятнадцати. От него исходил запах жажды и ненависти, почему-то ненависть была направлена на меня. Я его видел живым мертвецом, которому уже ничто не могло помочь. Он взмахивал рукой и бил меня ножом в бок, далее это сразу видение прикрывала серая муть. Остановившись на площадке между этажами, попробовал проследить линии, связывающие меня и этого парня. Странно, но они замкнулись на том парне из Мерседеса, с которым я столкнулся в мой первый после смерти день. Ещё несколько линий грязно-мутного оттенка, пересекались с моей линией. Проследив, эти новые для меня линии, с удивлением заметил, что немалое количество других линий, соприкоснувшись с этими грязными линиями, обрывались рассыпаясь уголками, другие меняли свой цвет на такой же грязно-мутный или окрашивались в цвета горя и несчастья. От этих грязных линий смердело так что даже на расстоянии Вадима замутило.

Вадим шёл по тротуару и видел впереди всполохи тех чувств что источал, парень из ведения. Вот он увидел бегущего ему навстречу, парня. Защищаясь от бури эмоций, исходивших от нападавшего, Вадим выпустил в него язык пламени, бушевавшего в его душе. Линия парня, вспыхнув осыпалась пеплом. После произошедшего Вадим вернулся в обычный мир, впереди в метрах пятидесяти, споткнувшись покатилось тело этого парня. Народ резко шарахнулся в разные стороны, и ускорив движение, рассосался настолько быстро, что в это было даже трудно поверить. Странно в машине, стоявшей поодаль сидел один из тех чья грязная линия ранее виделась Вадиму. От машины исходили эмоции удивления и недовольства. Затем машина, заурчала заведённым мотором, скрылась за поворотом. Перейдя на другую сторону улицы, Вадим зашёл в проходную предприятия.

Глава 5

Поднимаясь на этаж, где располагалось бюро, я почувствовал сгусток эмоций, царивший в самом бюро. Над всеми эмоциями доминировали эмоции Николаева, бывшего у нас ведущим инженером. Злоба, даже ненависть ко мне, обида на ГИПа, презрение к остальным сотрудникам бюро. Николаев, был снобом, он считал всех остальных недоумками. Более того он всегда считал, что должность ведущего, для него оскорблением, а руководство предприятия замшелыми пнями, что не видят бриллиант его таланта и держат его на столь ничтожной должности. Мне было не понятно, что произошло, что я вдруг попал в зону его интересов. Он, всегда разговаривая со мной цедил слова полагая, что я должен быть ему обязан за то, что он тратит своё время на такую бездарность. Но, Бог с ним, я видел его мутноватую линию и то что она никак не пересекается со мной. Откинув, все эти мысли, я прошёл в архив, где теперь стоял мой стол. Надо было заняться порученной, мне проблемой.