Атака мертвецов - Рагим Джафаров
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Только не надо говорить мне, что пора бы жениться. У меня была трудная ночь.
– Нет, не в этом дело. – Голос оставался ровным, будто вообще потерял способность меняться.
– Ну, что там у тебя случилось? – Он вошел в кухню, и рука его дернулась к кобуре. Мать сидела с револьвером в руках.
– У меня не простая ситуация. Сядь и слушай.
– Откуда у тебя револьвер, дай сюда! – Он вырвал из рук матери оружие и привычным движением отщелкнул барабан. Глаза его округлились, он присмотрелся внимательнее.
– Да, я стреляла из него. Но только один раз. Мне дал его…
– Куда ты, мать твою, стреляла!? Ты хоть понимаешь, что будет, если тебя арестуют?! – Он вскочил с места и навис над столом.
– Сядь и молчи. Умение орать на женщину не делает тебе чести. – Старуха была абсолютно спокойна.
– Снова твои господские замашки, сколько лет прошло, а ты все живешь в своем мире! – Михаил хлопнул ладонью по столу и сел.
– Револьвер мне принес тот юноша в черной шинели. Много чего произошло с того момента как ты ушел на службу. Но самое страшное, что тайна, которую я хранила очень много лет, теперь уже не принадлежит одной лишь мне. Мальчишка знает про золото, наверное, поэтому хотел довести меня до самоубийства.
– Мама, что ты несешь, какое золото? – Михаил побледнел.
– Немецкое золото. Мой первый муж, как теперь стало известно, получил от немцев огромную взятку за предательство. Не знаю уж, как он именно предал Россию, но золота дали много. Его хватило на то, чтобы покрыть долги, купить пару поместий, роскошно жить до самой революции. А оставшуюся половину я спрятала.
– Половину, да сколько же там золота!? – Михаил встал со стула и возбужденно заходил по кухне.
– Много, но нельзя, чтобы большевики узнали об этом.
– Мама, что ты, в самом деле. Но куда же ты стреляла? – Он вопросительно взглянул на нее.
– В этого юношу, прямо из окна. Зрение слабое, поэтому не могу сказать попала ли, да и темно было во дворе. Однако мне показалось, что он упал. – Михаил задумчиво стучал пальцами по кобуре.
– Во дворе трупа нет, следы крови я мог не заметить. Максимум ранила. Все не вовремя, как не вовремя. Наш отдел, рыщет по городу, да и милиция тоже. С другой стороны, он не так уж и опасен. У него нет никаких доказательств. Он вообще знает, куда ты спрятала золото?
– Нет. Достаточно того, что он знает о его существовании. Ты сам понимаешь, что за это золото советы из меня душу вытрясут. А твоей работе в политическом отделе придет конец. Так или иначе, его надо найти. – Она посмотрела в глаза сыну. Михаил вздрогнул, натолкнувшись на этот взгляд. Такие же взгляды он видел у матерых, хладнокровных зэков.
– Посмотрим, что можно сделать. Стоп! – Он остолбенел. Пять патронов чертов ночной гость отстрелял до того, как принес оружие сюда. Михаил был почти уверен, что знает в кого. Ночью его вызвали на службу из-за пренеприятного инцидента. Застрелен глава одной из шаек воров. В городе сохранялось хрупкое, шаткое перемирие преступности и стражей порядка. За годы сложились правила, которые соблюдали обе стороны. Но среди преступности равновесие было еще более хрупким. И подобная акция могла привести к переделу власти. Милиция была заинтересована в скорейшем обнаружении виновного. Нужно было доказать, что человек это чужой, к местным структурам отношения не имеющий. В том, что так оно и есть, Михаил не сомневался, никто из местных преступников не стал бы устраивать войну на ровном месте. Город стоял на пороге войны. Два трупа, пять ранений. А у него в квартире револьвер, из которого стреляли по тем двум несчастным. Милиции понадобится какое-то время, чтобы выйти на его след и прийти сюда. Что потом? Наверняка многие слышали, как мать стреляла из окна. Плохо, очень плохо. Нужно найти этого человека в черной шинели до того, как сюда придет милиция. Найти и расколоть.
– У тебя есть какой-то план? – старуха подвинулась ближе к сыну.
– Пока нет, но это дело поправимое, лучше расскажи мне про золото. Где оно? – Старуха долго оценивающе смотрела на сына. Наконец решилась.
– Золото в Крыму, боюсь, что достать его сейчас нет никакой возможности. Хранится в тайнике. Часть векселями, часть драгоценными камнями и презренным металлом. К сожалению, бумаги уже давно утратили свою ценность, но там и драгоценностей довольно.
– Почему ты раньше об этом не говорила?
– Ты считаешь, что я должна была? Что бы ты сделал с этими сокровищами, отдал бы партии?
– Даже не сомневайся, что я и сейчас так поступлю! Ни копейки себе не оставлю! – Сеченов встал из-за стола и пошел к выходу.
– Миша, куда ты? – На сей раз голос был встревоженным.
– Исправлять твои ошибки! – Старуха тихо заплакала. То же самое сказал ей ее второй муж, когда она видела его в последний раз.
Человек в черной шинели поднимался по лестнице. На шестом этаже он остановился, закурил. Заплеванный подъезд не вызывал у него никаких отрицательных эмоций и этот факт его немного расстраивал. Он считал, что потерял чувство прекрасного. Наконец, паренек набрался смелости и постучал в дверь. Звонка не было. Дверь открыл сухой старик с суровым лицом.
– Чем могу быть полезен, юноша? – странные интонации в голосе заставляли задуматься, ехидничает хозяин квартиры или нет.
– Надежда Овечкина тут проживает? – Человек в черной шинели уже искал в сумке письмо.
– Допустим. – Старик, видимо, был человеком осторожным, но его нельзя было за это винить. Никого в этой стране нельзя винить за осторожность.
– Ей письмо, извольте. – Он протянул пожелтевший от времени конверт.
Старик молча взял конверт, внимательно изучил его глазами, потом присмотрелся к пареньку, будто стараясь запомнить, и закрыл дверь. Тот лишь усмехнулся. Он подошел к окну, закурил. Выпустил клуб дыма, внимательно изучил картину, открывающуюся ему с его наблюдательного пункта. Ему показалось, что какая-то фигура поспешила скрыться в тени, когда он подошел к окну.
Надежда, светлая моя Надежда.
Простите меня, но кто бы мог знать? Я был уверен, что моя командировка пройдет спокойно, и я вернусь в Царицын, где мы поженимся. Но здесь, на краю Российской Империи мне в жены прочат другую. И, простите меня, Наденька, я женюсь.
– Тебя так трясло, что едва удалось вынуть тебя из седла. Такое бывает, я видел вещи похуже. – Андрей улыбался. Бриться и улыбаться одновременно было не очень удобно.
– Страху натерпелся, спорить не стану. Но как же так ваше благородие, вы то и бровью не повели. Нельзя сказать, что я не стреляный, в Польше волнения были, так это, принимал участие. – Унтер, которого, как выяснилось, звали Алексеем, смотрел на корнета.
– В чем участие принимал? В волнениях? – Андрей заулыбался еще шире.
– Как можно, ваше благородие, в усмирении, конечно. – Алеша даже покраснел от возмущения.
– Брось чины, никого же нет рядом. – В комнате кроме них и вправду никого не было.
– Да я понимаю, но непривычно оно к офицеру без чинов обращаться.
Они ушли от немцев и принесли печальные известия на передовые позиции Русской императорской армии. Оттуда телеграфировали в Осовец. Пока Андрея и Алешу осматривал врач, стало известно, что сюда едет комендант крепости. И он желает лично побеседовать с героями. Корнет только морщился от этого глупого прозвища. Врача же не особо интересовали коменданты и герои. «У корнета сломано ребро и пара синяков, у старшего унтер-офицера три резаных раны, но ничего серьезного» – сказал доктор штабс-капитану, который привел раненых в лазарет. Тот в свою очередь, сделал выводы и приказал к приезду коменданта быть в лучшем виде. Выполнением приказа друзья и занимались.
– Почему не испугался, спрашиваешь? Я свое на русско-японской от боялся. – Андрей был наказан за болтливость – бритва легла неровно, и тонкая струйка крови показалась на шее.
– Молодой вы вроде. Слишком даже, сколько лет вам было, когда с желтокожими воевать пошли? – Алеша и есть Алеша. Именно его простота заставляла Андрея улыбаться. Даже во время бритья. Простой мужик из Новгорода. Не сложилось у него ни с семьей, ни с хозяйством. Нашлось ему место в армии. Мужик он был смекалистый, пил мало, не ленился. А потому довольно быстро продвигался по службе.
– Шестнадцать. Тогда впервые и был приставлен к награде. – Алеша раскрыл было рот, но что-то в тоне корнета смущало его, потому и не стал расспрашивать дальше.
– Всяко бывает, ваше благородие, а только одно знаю, что было, то уже прошло.
Они молча надевали отглаженную форму, готовились встретить коменданта при всем параде.
– Плохо Леша вот, что. Очень много тут не стреляных, все драгуны, что были в разведке – ветераны. А здесь… Тяжело будет. – Он надел китель, и Алеша ахнул. На груди корнета красовались ордена, которыми зачастую не могут похвастать бывалые ветераны. Владимир четвертой степени, давали его много за что, но кавалеристу могли дать, пожалуй, лишь за военные заслуги. Он давал своему кавалеру дворянство и сто рублей ежегодной пенсии. Носил его корнет в петлице. Анна третьей и четвертой степени, с мечами. Значит за боевые заслуги. Соответственно на сабле у Андрея должен быть красный темляк и надпись «За храбрость». Да и еще порядка ста рублей пенсии лишними не будут. Сам крест в отличии от других орденов Российской Империи носился не на левой, а на правой стороне груди. Станислав третьей степени с мечами. И ведь еще рублей сто. Но это все ерунда. Был один орден, который просто не мог оказаться на груди этого мальчишки, хотя бы потому, что табель о рангах не позволял. Георгий второй степени, со звездой. Он соответствовал третьему классу табели о рангах, в то время как корнет – двенадцатый класс. Вторую степень этого ордена давали генералам и командующим фронтами за героические победы в сражениях. Алеша уже и не думал о том, что это еще 400 рублей.