Хозяйка Шварцвальда - Уна Харт
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
В доме Фальков было так натоплено, что лица присутствующих раскраснелись, а на висках выступили капельки пота. Кристофу это понравилось: он обожал жару, которая для иных казалась мучительной. Понравилась ему и пихта, от пола до потолка украшенная финиками и крендельками, орехами и бумажными цветами. Вино его развеселило, и он сделался разговорчивым и обаятельным.
По случаю завершения поста на стол выставили все самое лучшее: колбасы, вино, ягненка, запеченного с кориандром, квашеную капусту, соленую сельдь и ветчину, копченную на пихтовых опилках… Славное выходило разговение. Кристоф достал из чехла на талии серебряную ложку, попробовал подливку и рассыпался в комплиментах хозяйке.
Зильберрад тоже явился в компании очаровательной жены Эммы, которая была значительно моложе мужа, а из-за небольшого роста и располагающего круглого лица и подавно походила на ребенка. Эмма, уже заметно в тягости, много улыбалась, поддерживая жизнерадостную болтовню с хозяйкой дома. Рупрехт же сиял, как бок натертой до блеска супницы. Ему уже сообщили, что с его соперником Лауббахом после казни дочери случился удар и теперь он даже с кровати встать не может. Кристоф слушал без любопытства. Дрязги членов местного совета не представляли для него интереса.
В остальном он был доволен. Ужин портила лишь орава детей, игравших в салки вокруг стола. Нянька безуспешно пыталась поймать озорников, но в ответ на грозные взгляды госпожи Фальк только разводила руками. Пригрозила было им Крампусом с его громадным мешком, но тут уже господин Фальк так рявкнул на бедную женщину, что та споткнулась. Кристоф мягко засмеялся, встал, отодвинув стул, и подошел к детям.
– Полно вам, – мурлыкнул он, улыбнувшись и присев перед младшими Фальками: двумя девочками и мальчиком. – Даже малые дети знают, что Крампуса не встретишь после Дня святого Николая.
Он переводил взгляд с одного ребенка на другого, решая, какой из них ему менее противен. Смущенная госпожа Фальк рассыпалась в извинениях и хотела было отвести детей наверх, но Кристоф остановил ее решительным жестом.
– Я знаю, чем вас занять. Небось ждете подарков?
Маленькие алчные глазки загорелись. Разумеется, родители уже наградили их всякой чепухой вроде засахаренного печенья и яблок, но взгляд Кристофа обещал нечто большее. Кивком он подозвал Ауэрхана, который словно из воздуха извлек три деревянные коробки, обвязанные лентами. Жадные ручонки нетерпеливо сорвали ленты, нырнули внутрь и извлекли на свет небывалой красоты игрушки. У мальчика в руках оказались разукрашенный рыцарь на лошади, английские собачки и всякое оружие. Девочкам достались куклы в атласных платьях с модными гофрированными воротниками.
– Где же вы взяли такую красоту? – выдохнула фрау Фальк, всплеснув руками.
– Один из моих добрых друзей держит кукольную мастерскую в Нюрнберге.
Как и ожидал Кристоф, дети, получив игрушки, согласились немедленно оставить взрослых в покое. Стоило стихнуть их воплям, как разговор за столом перешел на серьезные темы. Обсудили недавнюю казнь и судьбу двух сестер Эльзы, которые остались на свободе. Кристоф отметил, что, едва зашел разговор о ведьмах, Эмма Зильберрад вмиг утратила свою живость, присмирела и сделала вид, что интересуется только десертом.
– Как же меня пугают все эти разговоры, – наконец призналась она. – Кто бы мог подумать, что ведьм так много в тихих местечках, подобных нашему!
– Полагаю, дьяволу все равно, куда отправлять своих слуг, – заметил Рупрехт Зильберрад и сжал ее маленькую ручку. Такое проявление нежности удивило Кристофа.
Незаметно для самой себя фрау Фальк, которую перестали терзать дети, опьянела, и язык у нее развязался. Она принялась загибать пальцы:
– В ноябре обезглавили эту бедняжку Марию, прими Господь ее душу, а год назад была история с женой трактирщика… Как, бишь, ее звали…
– Рокенбах. Кристина Рокенбах, – подсказал Зильберрад.
– О да, точно! – невесть чему обрадовалась захмелевшая фрау Фальк.
Эта радость была так неуместна, что ее муж неловко откашлялся, а Эмма возразила:
– Кристина созналась в своих злодеяниях и была отпущена на свободу, ибо правдой прогнала демона из своего разума.
Почему-то эти слова окончательно привели фрау Фальк в возбуждение, вместо того чтобы успокоить. Глядя на нее, Кристоф был готов решить, что кто-то из мелких чертенят развлекается, вытаскивая из нее все новые и новые подробности, смущавшие гостей.
– Это и есть самое удивительное! – воскликнула она и повернулась к мужу: – Ты ведь говорил, что эта ведьма даже назвала своего демона по имени… Штумм-пфэффлин, или как его там.
За столом внезапно воцарилось молчание. Герр Фальк метнул испуганный взгляд на Зильберрада, лицо которого оставалось совершенно непроницаемым.
– Дорогая, – пробормотал он, – пожалуйста, не нужно упоминать такие вещи за столом.
– А она точно говорила о демоне, а не подавилась случайно? – не удержался Кристоф. Это был вопрос, который искренне волновал его, хотя ответ был очевиден: если кто-то называет имя во время пыток, неудивительно, что звучит оно несколько неразборчиво. Но его слова разрядили обстановку: гости неуверенно засмеялись, и усмехнулся даже судья, который во время этого неуклюжего разговора совершенно не знал, как реагировать.
Не улыбался только Зильберрад.
– Вам это кажется смешным, герр Вагнер? – прохладно уточнил он, отправляя себе в рот маленький кусочек мяса. – Потешаетесь над слугами дьявола?
Смех гостей резко оборвался. Никому не хотелось перебегать дорогу главному охотнику на ведьм в Ортенау. Кристоф беззаботно откинулся на стуле, сложив руки перед собой и склонив голову набок. Он чувствовал страх присутствующих так же, как ощущал его Рупрехт.
– Ну разумеется, друг мой. Ничто не может смутить князя тьмы больше, чем смех. Больше всего на свете он не любит, когда над ним потешаются. Расскажу вам одну историю, которую поведал мой хороший приятель, ныне покойный. Сразу скажу, она может быть несколько солона для дамской компании.
Фрау Фальк кокетливо улыбнулась и хихикнула, прикрыв рот рукой. Зильберрад заинтересованно поднял густые черные брови и вместо вина налил себе воды.
– Как-то раз в Магдебурге у одного человека умер ребенок. После его смерти под крышей несчастного родителя то и дело раздавался детский плач, столь отчаянный и горький, что у всех живущих в доме сердце уходило в пятки…
Очень кстати за окном завыла и закрутилась белоснежными вихрями метель. Гости вздрогнули и поежились от удовольствия: мало что может украсить рождественскую ночь так, как страшная история.
– Тогда этот человек решил, что несчастная душа не может попасть в рай, пребывая в чистилище, и необходимо
