Осада Сотевага - Гарри Тертлдав

Слишком умен, подумал Зигабен. Не тратя больше слов, он развернулся и пошел прочь от стен. Но Ульрор все же попал в котел. Осталось развести огонь посильнее.

«Черепаха» ползла вперед. Ее бревенчатые стены и крышу покрывали свежие шкуры, не давая заняться огню. Видесские стрелки осыпали огневыми стрелами тюки соломы, которые халогаи развесили на стене, чтобы смягчить удар тарана, который прикрывала «черепаха». Северяне поливали солому водой и мочой, так что огонь гас, не успев разгореться.

Имперцы все же доволокли свое укрытие до стен. Халогаи осыпали «черепаху» камнями и копьями, пытаясь прорвать шкуры и открыть путь кипящей воде и раскаленному песку.

— Берегись! — гаркнул Ульрор.

Еще один валун ударил в стену. Шум стоял невообразимый. И все же Ульрор легко разбирал в этом шуме приказы командира «черепахи», спокойные, точно на параде.

Такой отваги Ульрор понять не мог. Опасности сражения — их он навидался. Осаду переносить было сложнее, но у осажденных нет особенного выбора. Но могут ли воины сохранять крепость духа, продвигаясь подобно улитке и зная, что стоит лопнуть панцирю, как всем придет погибель… это было выше его понимания.

Подобно большинству халогаев, Ульрор презирал дисциплину. Свободному человеку не пристало ходить в шутах. Теперь он увидел, чего такая дисциплина стоит. Его собственные воины на месте таранной команды давно бы разбежались. Видессиане шли вперед.

Удар тарана халогай не столько услышал, сколько ощутил. Из нутра «черепахи» донесся лязг — имперцы отводили подвешенное на цепях бревно с железным набалдашником для следующего удара. Стена дрогнула снова. Ульрор видел, как отвага покидает его воинов. Они смеялись над стрелами и камнями, но этот размеренный грохот отнимал у них мужество. Вождь надеялся, что сражаться в проломе они смогут. Но надежда эта была слабой.

Когда Ульрор уже укорял себя, что не договорился с Зигабеном, поток команд из недр «черепахи» сменился воплями. Содержимое одного из дымящихся котлов нашло себе дорогу внутрь.

Когда мерные удары тарана сбились, северяне начали сознавать, что рок их не так уж неизбежен. Под ободряющий рев Ульрора они удвоили усилия, трудясь, словно одержимые.

Трое воинов, крякнув, подтащили огромный валун к парапету и сбросили на «черепаху». Скошенная крыша и прочные бока укрытия отражали удары меньших камней, но этот валун ударил точно в середину. Ульрор услыхал треск бревен и лязг металла — лопнула цепь, поддерживавшая таран на весу. Вопли раненых и проклятья уцелевших видессиан казались ему сладкой музыкой.

«Черепаха» поползла обратно, словно и в самом деле была ранена. Открытый конец ее, откуда бил таран, заграждали видесские щитоносцы, защищая товарищей от града стрел, которыми осыпали их халогаи. Если падал один, другие занимали его место. Такую отвагу Ульрор мог понять. Даже спуская тетиву, он надеялся, что эти храбрецы невредимыми достигнут своих позиций. Зигабен бы на его месте, наверное, мечтал, чтобы противники падали, как куропатки.

Когда «черепаха» удалилась, халогаи заплясали от радости, топоча тяжелыми башмаками по камням.

— Победа! — крикнул Флоси Волчья Шкура.

— Да, так думают наши парни, — негромко произнес Ульрор. — Это кое-чего стоит. Хоть отвлекутся от тухлой ослятины и горсти овсянки, что будет у них на ужин.

— Мы разбили таран!

— Да, а они — кусок стены. Что легче починить?

Флоси скривился и отвел взгляд.

Над их головами вскрикнула чайка. Ульрор позавидовал ее свободе. Теперь чайки редко пролетали над Сотевагом — осмелившихся халогаи сбивали стрелами и ели. Мясо было жесткое, соленое, сильно отдающее рыбой, но что до того голодному? Ульрор уже не спрашивал, чье мясо шло в котел, но крыс в крепости определенно стало меньше.

Видеть, как скользит и кружится в небесах чайка, было нестерпимо. Ульрор ударил кулаком по парапету, выругался от боли и, не обращая внимания на удивленный взгляд Флоси, ринулся по лестнице во двор.

Колскегг Творог сооружал из палочек и кожаных шнурков подобие мышеловки. Завидев вождя, он отложил свое изделие в сторону и осторожно осведомился:

— Могу ли я помочь тебе?

— Можешь. — Ульрор рывком поднял колдуна на ноги. Жир уже сошел с него, но бычья сила еще осталась. Не обращая внимания на протесты Колскегга, он протащил чародея через привратницкую в крепость, а там — в собственные палаты.

Перина на кровати принадлежала видесскому коменданту крепости.

То же относилось и к шелковому покрывалу на ней, ныне безбожно замызганному. Ульрор со вздохом облегчения повалился на кровать и указал Колскеггу на кресло — сработанное, судя по изяществу, видесскими же мастерами.

— Верно ли было твое пророчество, — с обычной прямотой перешел Ульрор к делу, как только Колскегг устроился поудобнее, — что я покину Сотеваг только в гробу?

— Да, — выдавил колдун, облизнув губы.

К его удивлению, вождь удовлетворенно кивнул.

— Хорошо. Если Зигабеновы жрецы будут читать знамения, они ничего другого не увидят, так?

— Да. — Колскегг достаточно долго был воином, чтобы научиться отвечать только на заданный вопрос.

— Вот и ладно, — пропел Ульрор. — Наведи на меня обличье трупа, чтобы я сумел ускользнуть. А когда мы выберемся — снимешь, или наведешь чары только на пару дней, или еше что. — Он откровенно радовался собственной изобретательности.

Лицо колдуна, напротив, побелело как мел.

— Смилуйся! — вскричал он. — Я лишь жалкий прорицатель! За что ты взваливаешь на меня задачу, достойную величайших адептов! Я не могу этого сделать. Тот, кто своими чарами призывает смерть, рискует жизнью.

— Ты у нас единственный колдун, — неумолимо отозвался Ульрор. — Делай, что велено.

— Я не могу.

— Сделаешь, — сказал ему Ульрор. — Потому что иначе Сотеваг точно падет. И если видессиане возьмут меня живьем, я скажу им, что ты творил свои чары именем их темного бога Скотоса. А когда они в это поверят, ты пожалеешь, что родился на свет. Их жрецы-допросчики хуже любого демона.

Колскегга передернуло. Ульрор не приврал ни капли. Будучи дуалистами, имперцы истово ненавидели злобного соперника своего божества и с любыми поклонниками его расправлялись с неслыханной жестокостью.

— Ты не… — начал колдун и запнулся в отчаянии. Ульрор сделал бы это.

Халогайский военачальник не сказал больше ни слова, ломая волю Колскегга молчанием. Под немигающим взором вождя решимость колдуна таяла, как снег по весне.

— Я попытаюсь, — наконец прошептал он едва слышно. — Может быть, в полночь одно известное мне заклятие сработает. В конце концов, тебе нужна только видимость.