Пару штрихов тому назад - Дмитрий Березин

Мария улыбнулась: муж тещу недолюбливал, но боялся в этом признаться. А, может быть, и стеснялся. Он всегда интересовался всем тем, что происходит в ее жизни, звонил и поздравлял ее со всеми праздниками, но как бы ни хотелось ему летом подольше побыть на даче, из-за тещи не мог продержаться там и пары дней. Конечно, он помогал ей по хозяйству, колол дрова, таскал воду для полива, даже полол грядки. Но беспрерывные разговоры о болезнях, травах и о том, какую ерунду показывают по телевизору, действовали на Евгения угнетающе. Мать Марии много лет проработала медсестрой в элитном военном санатории и насмотрелась всякого. Всем этим она непременно хотела поделиться.

– Да, мама уже там и очень ждет тебя, – Мария управилась с картошкой и принялась наводить порядок в холодильнике, – она, наконец, решила сделать парник, даже пленку купила и какую-то раму для парника. Теперь думает, как это все приладить. А у нас же новая там напасть. На участке кроты, мы целых четыре ямки нашли. Мама говорит, что соседи советуют в ямки насыпать какой-то карбид, говорят, что на стройке его можно взять.

– Вот соседи пусть и насыпают! – строго сказал Евгений.

– А что будет? Я даже не знаю, что это такое. Помню, проходили какой-то карбид, да я как училище закончила десять лет назад, так все забыла.

– Зря забыла, я напомню, – Евгений, сложив руки, стоял в дверях. Кухня была маленькой, а когда открывали дверь холодильника, то становилась вдвойне меньше. – Засыплешь в ямки эти карбид, пойдет дождь, карбид с водой реагирует, ацетилен пойдет. Не дай бог, какая искра или окурок кто бросит! Там же дорога совсем рядом. Все рванет. И кроты эти ваши в фарш превратятся. А еще раскурочит половину участка. Я, конечно, в курсе, что твоя мама обожает экстрим, но она сама же этих кротов потом отловит и мазью от ожогов будет мазать. Но все же советую не рисковать, хоть риск и исключительно благородное дело.

Мария вытащила из холодильника банку с маринованными огурцами. На дне банки, в рассоле, плавали несколько веточек укропа и долька чеснока, но самих огурцов в ней не было.

– Женя, а это ты кому оставил? Ты же такой умный, неужели не можешь быть еще и чуточку внимательнее. Ты же без нас с Аленкой тут вообще мусором зарастешь так, что тебя потом будет не откопать. Кстати, про карбид ты уверен?

– Абсолютно, любимая, – Евгений покраснел, с ним это случалось в те моменты, когда он собирался сказать что-то, чего еще не говорил никогда. – У меня на этот счет яркие воспоминания остались. Мы с ребятами в школе баловались, в унитаз целые горсти спускали. А на нижнем этаже старшеклассники курили в туалете, в кабинках. Они там в штаны чуть не наделали, когда из унитаза факел вырвался. Хорошо, на горшке никто из куривших не сидел, а то поджарило бы как надо. Так что, побереги кротов и маму.

Евгений присел на табурет и стал раскачиваться.

– Пообещай мне, что завтра не будешь рисовать, пропустишь денек, – Мария села ему на колени, – выглядишь ты неважно.

– Посмотрим, может, и не буду. Вдохновение приходит и уходит, за него нужно цепляться, чтобы вышло что-то толковое, – Евгений поцеловал жену.

– Я счастлив, когда вы с Аленкой со мной и когда я могу рисовать. Спасибо вам за теплые слова, за взгляд и нежные упреки…

– Восхитительно! Представляешь, сколько мы вместе, а я все никак не могу привыкнуть к твоим импровизациям. И откуда они в тебе берутся только? Хочется иногда с тобой как следует поругаться, а ты снова за свое, и ругаться расхотелось, и так бы сидела и слушала.

Аленка вбежала в кухню с книжкой, чтобы похвастаться. Золушке каким-то ядовито-зеленым карандашом было подрисовано платье, а ярко-красным – губы. В таком виде она чем-то напоминала куклу Барби. Евгений вздрогнул: на той же странице, где была изображена Золушка, был нарисован маленький замок с огромными воротами. Он вспомнил, где он видел почти такие же.

– Что-то ты бледный, Женя, – заметила Мария, когда дочь снова убежала в комнату разукрашивать следующую картинку. – Знаешь, может, тебе отпуск взять? На пару неделек отправим тебя в санаторий, мама может устроить. И обойдется недорого, и твоим здоровьем там займутся по полной программе. Плавание, воздушные ванны, обследование полное проведут. А то ты со своими картинами здоровье себе погубишь. Помнишь, в прошлом году, когда у тебя была выставка, ты мне обещал, что как только все формальности уладишь, сразу будешь отдыхать.

– Я и отдохнул! – возразил Евгений.

– Помню я, как ты отдохнул. Три дня! Это что, отдых? Но сегодня ты что-то бледнее обычного. Новая картина не дает покоя?

– Не дает, – признался Евгений.

Это была правда. Он с трудом мог сосредоточиться на том, что ему говорила жена. Некоторые слова он вообще не улавливал и, поняв это, пытался восстановить смысл всей фразы по ее окончанию. Ему никак не получалось успокоиться, сосредоточиться на чем-то другом. Там, в комнате, стоит на мольберте и ждет его неоконченная картина. Таких, как эта, он еще никогда не писал. Поля с цветущими подсолнухами, натюрморты с вазами и яркими рушниками, виды из окна, пыльные тропинки за деревней, куда он специально ездил за вдохновением – подо всем этим словно была подведена черта. Нет, ему нисколько не опротивело то, что он делал раньше, что восхищало его и придавало сил в работе. Просто Евгений чувствовал, что что-то внутри требует, даже строго приказывает, чтобы он шел и поскорее закончил начатую картину. Это одновременно и пугало, и затягивало его. Он принял это за происки вдохновения. Как известно, оно, то есть, то пропадает совсем, то снова возвращается, захватывает в самое неподходящее время, в самом неподходящем месте, когда и рисовать-то не на чем и нечем. И приходится отыскивать огрызок карандаша или плохо пишущую авторучку для того, чтобы на обрывке газеты или на форзаце книги нарисовать то, что пришло в голову. Не всегда у Евгения это получалось – в поисках бумаги и карандаша он вдруг терял мысль, забывал почти уже нарисованный образ, и выходило что-то совершенно нелепое, неясное, банальное, непригодное в дальнейшей работе.

«Картина, ты слышишь? – раздавался где-то в голове шепот. – Картина ждет, ты все забудешь, растеряешь, ничего не получится. Закончи, дорисуй как можно быстрее. Ты слышишь? Быстрее».

Всю ночь Евгений ворочался и вздыхал. Под утро он проснулся в поту. Ему было тяжело дышать. Он встал, подошел к окну и раскрыл шире форточку – маленькую, скрипучую, с потрескавшейся краской с наружной стороны. Мария в этот момент не спала, но делала вид, что спит, молчала и не шевелилась. Она понимала, что побеспокоить мужа, упрекнуть его в чем-то она просто не имеет права. Это были муки творчества, давление, отдышка, плата за долгое сидение у мольберта и вдыхание токсичных паров растворителя. Поток весеннего ночного воздуха освежил лицо, и Евгения, в конце концов, потянуло в сон.

«Ты не понимаешь всего, и не поймешь, пока не закончишь картину. Ты уже почти закончил, самое сложное уже позади. Ты все еще можешь исправить, если закончишь вовремя… закончишь вовремя… вовремя…»

– Я закончу, закончу вовремя, – шептал во сне Евгений и сжимал руки так, как будто в них находились кисть и палитра, его любимая, с маленькой ручкой, которую можно было держать, покачивая из стороны в сторону.

Наступило утро. Евгений, несмотря на сон, выглядел разбитым, уставшим. Под глазами проявились синеватые круги, повисли мешки. Он смотрел на Аленку, которая все время повторяла, что опаздывает в садик, и ее все давно там ждут.

– Жень, не спи! Хотя, можешь, конечно, спать, а нам с Аленкой пора, – бодро сказала Мария. – Отведу ее в садик и бегом на работу. Опаздывать-то не хочется, Семенов снова будет ворчать и больше не разрешит перенести выходные. А мне этого, сам понимаешь, не хочется. У тебя сегодня есть занятия? Кажется, по пятницам у тебя их не бывает.

– Не бывает и не будет, – пережевывая бутерброд, ответил Евгений.

– Только не говори, что ты сейчас засядешь за картину и просидишь над ней весь день! И не делай такое страдальческое лицо, как будто мы с Аленкой тебя здесь мучаем. Ну вот, глазки закатил! Не разжалобишь! Никаких картин, отдохни, погуляй. У тебя скачет давление и явные признаки переутомления. К нам пару раз таких, как ты, привозили в клинику. Правда, это были не художники, а завсегдатаи всяких ночных клубов. Так что меня не проведешь!

Евгений легонько коснулся указательным пальцем кончика носа жены, потом дочки.

– Вот что, дорогие мои, – Евгений широко улыбался, так, что даже почувствовал, как у него начали трескаться губы. – Обещаю себя беречь и быть осторожным. Сейчас вы уйдете, а я соберусь, прогуляюсь, часик подышу свежим воздухом и схожу в магазин за продуктами. Так что, составляйте список, кому чего вкусненького хочется. Пусть сладость яств нам служит утешеньем!