Немецкая любовь Севы Васильева - Борис Михайлов

До войны танковая часть Егора проводила учения недалеко от Васильевки и вечерами красноармейцы заполняли село. До утра заливалась гармошка. На танцах Егор и познакомился с деревенской красавицей Лизой. Симпатичная бойкая девушка увлекла танкиста, и, демобилизовавшись, Егор приехал в Васильевку, остался трактористом, позже заведовал мастерскими в МТС. Три дня гуляла Васильевка на их свадьбе. Молодые построили дом и зажили припеваючи. Завидная сложилась пара. Дитя завести не успели — началась война. Егор в первые же дни ушел на фронт. Судьба оказалась благосклонна к нему, несколько раз несерьезно ранили, и, отвоевав до последнего дня, вернулся целым и невредимым. А дома встретили горьким известием, жена спуталась с немецким офицером и приготовила "подарок". Как ни любил Егор жену, простить не смог и в первый же вечер уехал к матери в Стародубск.

Судьба ребенка его не волновала. В первый момент, как приехал в Васильевку, не понял, что зачала от немца. Узнав, ушел в долгий запой от стыда. Новые друзья — собутыльники вместе с ним кляли Лизу и утешали, что весь женский род таков.

После похорон матери, Сева разыскал Егора Ивановича. Никитична подсказала, как найти.

Встретились в грязной пивной, разговора не получалось. Егор Иванович пришел "на взводе".

— Ты извини, я выпивши, шабашку провернули.

Сева понимал, вряд ли чего вразумительного добьется от Егора, но откладывать разговор, не стал.

— Что у матери было с немцем? Он её изнасиловал?

— Не от немца, — от нашего понесла бы. Не терялась, пока я на фронте немца гнал.

Увидев за соседним столиком дружка, Егор оставил Севу, и направился к нему. Приятель плеснул ему в пиво самогонки, они чокнулись и выпили. Егор вспомнил о Севе, подозвал и представил дружку.

— Мог быть сыном!.. Налей ему.

Приятель достал из-за пазухи бутылку с подозрительной жидкостью. Сева, прикрыв рукой кружку, отказался.

— Брезгуешь. Понятно! Мать свою забудь и ни кому не рассказывай! Хватит мне позора.

И Сева не стал посвящать в свою историю даже близких друзей. Сказал, что мать умерла при нем и всё. Сумей заставить себя смотреть на мать глазами Егора, всё стало бы проще, но Сева не мог. Глаза матери, голос преследовали. Сердце подсказывало, не смеет судить мать. Никитична тоже жалела её, во всем винила войну.

***

Воскресным весенним днем Сева приехал в Васильевку на "сороковины". Мысли о матери не оставляли, решил разобраться, понять её, возможно и простить.

Сходил на кладбище. В солнечный день здесь красиво. Если бы не кресты, ощущение, что ты в весенней березовой роще. Деревья покрылись первой яркой зеленью, над гнездами кружили вороны, прострекотала и улетела сорока. Природа пела и радовалась весне, не напоминала о скорбном месте. Сева постоял у могилы матери, побродил среди покосившихся крестов над другими могилами. В них лежали и его родственники. На размытых дождями дощечках наткнулся не на одну фамилию Васильевых. Над невысоким бугорком — могилой матери торчал временный деревянный крест.

Сева спустился с пригорка, где раскинулось кладбище, и пошел в деревню. Обошел несколько изб, поговорил со старухами, нашел домик послевоенной "председательши" колхоза — Марии Ивановны. "Побалакать" с ней советовали старухи. Пришлось сделать крюк и преодолеть по узкому мостику из досок, брошенных в грязь, раскисшую в весеннем половодье, улицу. Он постучал в окно, занавеска отодвинулась, и выглянула седенькая старушка. Она долго изучала гостя, прежде чем вышла встретить.

Мария Ивановна давно отошла от колхозных дел, прошлое виделось ей не таким горьким, как на самом деле. Охотно вспоминала свое председательство, бесчисленные хозяйственные и пропагандистские кампании. Севе не сразу удалось вернуть разговор на интересующую тему.

— Не сладко сложилась жизнь у Лизаветы. Девчонкой с родителями и старшими братьями сослали в Сибирь. Посчитали кулаками, а какие они кулаки? Просто работящая семья. Там и сгинули все мужики, а Лиза с матерью в тридцать восьмом или тридцать девятом вернулись в село. Дом их забрали под колхозную контору, жить устроились у родственников матери.

— Все это до войны, а потом?

Мария Ивановна налила себе из электрического самовара вторую чашку, достала из буфета очередную банку с вареньем.

— С малинкой попробуй. Лесная. — Она подлила ему чаю и продолжала вспоминать.

— Добрая была Лиза. Всякую животину любила. Собак в дом тащила, кошек, птенцов выхаживала. И немца раненого пожалела. Маша — мать её, к тому времени умерла. Хворая вернулась из Сибири, застудила внутренности.

— Елизавета Петровна полюбила того немца? — остановил словоохотливую старушку Сева.

— Нам, бабам, откроется разе… Год целый, может чуток меньше, хворый немец квартировал. Фрицы на мотоцикле каждый божий день приезжали. Продукты привозили, видать шишка был. Лиза потом полдеревни одаривала сладостями. Не жадничала.

Заметив, что Сева ничего не ест, чай стоит почти не тронутый, замолчала.

— Пирогов не попробовал, чаю не попил со старухой.

— Вы не беспокойтесь, все попробую. Скажите, мать он силой взял?

— Ой, паря! Задаешь вопросы! Лизка огонь — девка была. Столько времени без мужика, какой бабе не хочется? Согрешила. Ходила к бабке Насте избавиться от дитя, да видно ужо поздно.

— Уверены, постоялец не изнасиловал её?

— Пристал, словно уполномоченный из райфо. Она мне докладывала? — вспыхнула бабуся, недовольная, что Сева все время перебивает. — Фриц хоть и немец, тоже мужик.

— Вы её оправдываете?

— Никого я не оправдываю. Поживешь с моё, поймешь… Крыжовничка попробуй, а чаю горячего налью. — Она вылила из его чашки и нацедила горячего. — Помянуть бы Лизу по-хорошему, по-христиански. Сбегаю, к соседям за бражкой?

— Спасибо, Мария Ивановна, я ухожу. Спасибо за чай и воспоминания. Не успокоили меня. Не сказали главного, любовь у неё была с немцем или он изнасиловал?

— Хошь и любовь, что ворошить старое? Должен пожалеть мать.

— Если крутила любовь с фашистом, когда муж на фронте?

— С одной Лизкой, думаешь, случилось? Другие скрывали стыд, избавлялись от немецкого наследства, а она пузо выставит и ходит по деревне.

Вместе вышли на крыльцо, попрощались, и тут старушка вдруг выдала:

Чуть не забыла, лет десять назад прошел по деревне слух, будто Лиза письмо получила из Неметчины. От того раненого немца. Правда, или болтали, теперь никто не скажет.

От Марии Ивановны Сева направился к Ереминым. Бригада строителей заканчивала разбирать бесхозный дом матери. На поминках он подписал бумагу с отказом от прав на дом. Мужики перетаскивали еще крепкие бревна, пилили, готовились переложить дом, который перешел в колхозную собственность.