Космический пешеход - Григорий Тарнаруцкий

Радищева, подойдя к двери, обернулась.

- Заключение я напишу позже.

- Это отставка от экспедиции?

- И от космоса. Но все решит Совет. Я ведь только психолог.

Постояв немного, она тихо добавила:

- Вот когда понадобится тебе настоящее мужество.

Оставшись один, Роман медленно обошел комнату. Представил, как все здесь переменится. Не будет висеть портрет Ирины. Исчезнут многие другие вещи. Появятся новые.

Привычное перемешается с незнакомым. Маленький мир, который долгое время принадлежал ему, окружит иного человека.

Но о чем он думает? До чего ничтожные чувства выползают из сердца, когда ему нужно истекать стыдом и болью! Лучше б оно совсем было пусто.

Нет, тут нельзя оставаться. Тут тесно и мелко. Надо туда...

Романов быстро шел по коридору, страшась встретить кого-нибудь.

И, только надев скафандр, почувствовал себя забронированным от взоров.

За куполом встретились несколько техников. Они только что установили новый старт-снаряд и возвращались обратно. Кто-то из них приветственно помахал начальнику экспедиции рукой, не узнав его.

Романов поднялся по металлической лесенке и, прежде чем сесть в снаряд, оглядел сверху экспедиционный городок. Сколько раз перед стартом взгляд проскальзывал по этому геометрическому пейзажу - матовые купола, серебристая игла антенны, легкие крылья локаторов, - но лишь сейчас заметил их фантастическую красоту. Вероятно, там, на Земле, воспоминание будет долго щемить сердце.

Он вызвал диспетчерскую.

- "Первый" идет в космос. Прошу любой курс.

- Это вы, Роман Михайлович? - удивленно откликнулся девичий голос. Куда вам?

- Прошу любой курс.

Прижало и отпустило ускорение.

Неслышно раздвинулись створки, обнажив звездную полоску, и он шагнул сквозь нее в пространство.

Звезды поплыли сначала в одну, потом в другую сторону - начался их обычный танец. Здесь, в космосе, всегда кажется, что не ты вращаешься, а все вращается вокруг тебя. Впрочем, кажется ли? Тут ведь любая точка может считать себя пупом вселенной. И это верно и неверно. Как значимость его собственной судьбы.

Но где тогда опора для смысла, для цели? Нельзя же разуму питаться сплошными отрицаниями? Зачем же вышел в космос человек? Чтобы растерять остатки привычных своих представлений? А что получить взамен?

Впрочем, когда впереди распахивается вселенная, смотрят на звезды.

Разве заглядывал он в глаза Браницкого? Нет, просто вместе делали одну работу - все ради того же жадного желания человека знать, знать, знать! - и думали только о ней, а не друг о друге. Но не зря ли?

Не там ли ответ? Не они ли - глаза человеческие - те окна, за которыми таится главная ценность, не теряющая смысла даже перед губительным скептицизмом относительности и бесконечности вселенной?

Вот она лежит со всех сторон, бездонная вселенная, и в ее черном холоде плавают пылающие галактики. Точнее, со страшной быстротой несутся друг от друга. А человеку с его куцым временем кажется, что они стоят на месте. Где ему, маленькому, ничтожному, увидеть галактические скорости!

Лишь сознание его может объять и понять все! Так не оно ли та единственная вечная ценность, которая способна примирить нас с реальностью?

Сознание! Сила и слабость природы... Как же в древности называли его? Каким-то странным сдавленным словом... Душа. Но почему? Будто затянутое петлей, едва дышащее: душно! Может, потому, что душа была загнана в человека? Голая, беззащитная, ранимая. Но вот ей открылась бесконечность вселенной, а она все так же уязвима. Огромна, всесильна и уязвима! Как же мог он быть так неосторожен?

Романов нащупал ручной пульт.

Зачем, интересно, конструкторы оставили возможность отключать автокурс? А может, рассчитывали на какой-либо иной вариант? На то, что наступит время, когда человек сможет найти дорогу в космос сам?

Палец легко сдвинул рычажок. Все!

Теперь не вернуть. Теперь он сам будет искать выход...

Звезды закружились, то и дело меняя рисунок. Как же Браницкий мог разобраться в этой путанице? Тем более та ошибка..,

...В экспедиции поднялась суматоха.

- Что случилось? - спросила Елена у чуть не налетевшего на нее Ермолаева.

- Браницкий вернулся. Где Романов?