Здравствуй, папочка Мороз! - Амелия Борн

Пробка тянулась медленно и рвано, как использованная жвачка, заставляя нетерпеливо постукивать по рулю пусть и старого, но верного «Крайслера». Утренник, даром, что назначенный на вечер, уже явно подошел к концу, и Митя наверняка меня заждался.

От воспоминания о том, как он собирался в садик этим утром, сжалось сердце. Сын весь вечер накануне повторял себе под нос, как мантру, какой-то стишок собственного сочинения, который собирался рассказать деду Морозу и который всячески от меня скрывал. Но я вовсе не была ни глухой, ни слепой. Он хотел попросить у доброго дедушки папу, как делал это и все предыдущие годы. Напрасно.

Душу снова прожег дикий стыд. Ну почему все люди как люди, а я даже не могу сказать своему ребенку, кто его отец?

Нет, ну это просто невыносимо! Я нетерпеливо ударила на педаль газа, когда пробка впереди наконец пришла в движение. Еще немного, до поворота – и я буду на месте. Желание увидеть сына и тревога от того, что он может быть разочарован этой встречей с дедушкой Морозом, которой ждал весь год, разрывали душу.

Пять минут спустя мне удалось припарковаться у детского сада. Торопливо закрыв машину и накинув пальто, я собиралась было уже бежать ко входу, когда мое внимание вдруг привлекла фигура, показавшаяся смутно знакомой. Аж дрожь прошибла все тело!

Резко развернувшись в ту сторону, откуда появился мужчина, я попыталась его разглядеть, но было поздно – он уже сел в машину. Подходить ближе только для того, чтобы убедиться, что мне это просто померещилось, было попросту глупо. Да и в самом-то деле! Что моему бывшему боссу, Павлу Мельникову, по которому я безрезультатно сохла не один год, было делать здесь? Ответ пришел на ум сам собой и заставил невольно поморщиться – он тоже мог забирать из садика своего ребенка. Да нет, ерунда все это! Если Мельников и обзавелся потомством, то пристроил своих детей явно не в этот, пусть и очень хороший, но недостаточно престижный для него садик. Да и вообще! Меня давно не касалось, с кем и как размножался этот человек. Да что уж там… меня это вообще никогда не касалось! Такие, как я, могли только тайком вздыхать по подобному мужчине. Что я преданно и верно и делала несколько лет. Дура несчастная! Но это, слава Богу, осталось далеко в прошлом.

Разозлившись на саму себя, я решительно отмахнулась от всех этих глупых мыслей и неуместных воспоминаний и быстро зашагала ко входу. Меня там ждал сын, и это все, что имело значение в настоящее время. А не какие-то там глупые фантазии столетней давности!

Митя ждал меня в коридоре. По его виду я сразу поняла – дело плохо.

– Привет, герой, – я с любовью потрепала сына по светлой макушке. Шапочки Робин Гуда, в костюм которого он облачился в честь утренника, на нем уже не было. Как, впрочем, не было и прежнего воодушевления, с которым сын собирался в садик этим утром.

В руках Митя держал какую-то навороченную машинку, но как-то неохотно, безо всякого интереса к игрушке. Он не обнял меня в ответ, как делал это обычно, когда я забирала его из садика, и это пугало больше, чем весь его хмурый и несчастный вид в целом.

– Ну, поехали домой, – сказала я с притворным воодушевлением и, кивнув на прощание воспитательнице, повела сына одеваться, а затем – к машине.

Когда мы устроились в салоне, мягко сказала:

– Какая красивая машинка. Это тебе Дед Мороз подарил?

И тут произошло неожиданное. Лицо сына исказилось гримасой боли, а в следующее мгновение машинка с остервенением была отброшена на заднее сиденье. Я вздрогнула.

– Ненавижу его! – вдруг выдал мой обычно спокойный и ласковый сын. – Я больше не верю в деда Мороза!

Ну через последнее, положим, проходят рано или поздно все дети. Но к тому, что Митя заявит мне подобное в пять лет, я совсем не была готова.

– Почему? – спросила осторожно, медленно трогаясь с места.

– Он никогда не выполняет мое самое заветное желание! Хотя каждый раз говорит, что может все-все на свете!

Конечно, я понимала, что это было за желание. Но его не то, что мифический дед Мороз, его даже я сама, имевшая к желаемому подарку куда как больше отношения, чем этот несчастный дед с бородой, не могла исполнить! И это то, чего невозможно было себе простить.

– Милый, дедушка Мороз не может выполнять сложные желания без подготовки. Ему нужно время. И разве он сделал тебе плохой подарок? Ты ведь просто обожаешь машинки! И дедушка, как видишь, об этом знает. Поэтому ты зря в него не веришь.

– Я прошу об этом уже не первый год, – сдавленно пробормотал Митя, отворачиваясь к окну.

Подавив вздох, я предприняла последнюю попытку оправдать деда Мороза в глазах сына:

– Ты же знаешь, дедушка придет в новогоднюю ночь снова. И мы с тобой вместе загадаем желание под бой курантов, чтобы он точно-точно его услышал. Идет?

Загадаем-то мы загадаем. А дальше мне что с этим делать? Может, не стоило в свое время врать, что папа Мити уехал, а лучше было сказать, что он умер? Жестоко, конечно, но разве лучше, что из года в год сын надеялся, что тот вернется к нам? Тот, кого… я даже не знала, черт бы все побрал!

– Я ему больше не верю, – упрямо ответил сын, и возразить на это мне больше было нечего.

– Вот дерьмо, – выдала позже, этим же вечером, моя подруга Лина, когда мы своим дружеским кругом – я, она и ее брат Леня – ужинали у меня дома, предварительно уложив Митю спать.

– Я не знаю, что с этим делать, – призналась со вздохом. – Может, сказать ему как-нибудь потом, что нам пришло письмо, где сообщили, что его папа пал смертью храбрых где-нибудь на Северном полюсе, спасая пингвинов от надвигающегося айсберга?

– Вот ты жестокая! – тут же живо отреагировала подруга. – Живого человека хоронишь!

– Я придаю ему героический ореол! – возразила в ответ. – Может, на самом деле он какой-нибудь пьяница или и того хуже?

– Ну, этого