Потайной ход - Фергюс Хьюм

– А кто та пожилая дама, что пришла сюда? – перебила их Сьюзен.

– О, это миссис Херн, – сказала кухарка. – Противная, надменная старуха, которая всегда ко всему придирается. Она приезжает сюда с мистером Джарви Хэйлом и мистером Клэнси последние три года. Они каждый вечер играют в вист и уходят около десяти. Хозяйка сама их выпускает или звонит мне. Вот, кстати, и звонок, – встала миссис Пилл.

– Нет, я пойду, – сказала Сьюзен и тоже встала. – Мисс Лоах велела мне прийти, когда она позвонит.

Миссис Пилл кивнула и снова взялась за штопку.

– Бог тебя благослови, дорогая, я не ревную, – сказала она. – Ноги у меня уже не такие молодые, как прежде. Поторопись, милочка, хозяйка не любит ждать.

Сьюзен поспешила в переднюю часть дома и спустилась по лестнице. Дверь в гостиную была не заперта. Она постучала и вошла. Она увидела у стола мистера Клэнси, который казался куда неотесаннее и глупее прежнего. Мисс Лоах сидела с колодой карт на коленях. Сьюзен, войдя в комнату, услышала ее последние слова.

– Вы дурак, Клэнси, – многозначительно говорила мисс Лоах. – Вы же знаете, что миссис Херн не любит, когда ей перечат. Она ушла в ярости и забрала с собой Хэйла. Вы сорвали нашу игру… а, вот и Сьюзен. Ступайте, Клэнси, я хочу побыть одна.

Мужчина хотел было что-то сказать, но мисс Лоах резким жестом заставила его замолчать и указала на дверь. Он молча пошел вверх по лестнице следом за Сьюзен и так же молча покинул дом. Ночь была чудесная, и Сьюзен на мгновение задержалась на крыльце, чтобы вдохнуть свежего воздуха. Она услышала тяжелые шаги полицейского, прошедшего мимо дома и исчезнувшего на тропинке по ту сторону дороги. Когда Сьюзен вернулась на кухню, ужин уже был готов. Вскоре слуги уже сидели за столом и оживленно разговаривали.

– А кому принадлежит дом сзади? – спросила Сьюзен.

– Лорду Карэнби, – сказал Томас, хотя она спрашивала и не его. – Он недостроен.

– Да. И заперт. Лорд Карэнби был влюблен в одну леди и построил этот дом для нее. Прежде чем дом успели закончить, она умерла, лорд Карэнби забросил дом, и его обнесли высокой стеной. Потом он уехал путешествовать и до сих пор путешествует. Он так и не женился, и наследником титула является его племянник, мистер Катберт Мэллоу.

– Я думала, вы говорили, что лорд Карэнби любил мисс Лоах?

– Нет. Я сказала, что она могла бы выйти за него, поставь она на ту карту. Но не вышло, и лорд Карэнби уехал. Та леди, что умерла, была подругой хозяйки, и они всегда были вместе. Думаю, хозяйка с ней ревновали лорда Карэнби к друг дружке из-за того, что обе были в него влюблены. Но мисс Сол – так звали другую леди – умерла, и лорд Карэнби забросил дом в том виде, как он есть, и уехал.

– Он не хотел, чтобы кто-нибудь заходил в дом или сад, – сказала миссис Пилл, – потому в стене нет ворот…

– Нет ворот, – потрясенно повторила Сьюзен.

– Ни единой дырочки. Даже кошка не пролезет. Вокруг построили стену в пятнадцать футов, и парк, как его называют, одичал и зарос. Туда ни одна душа не заходила лет пятнадцать. Но, думаю, когда мистер Мэллоу унаследует титул, он снесет ее и построит там дома. Я в этом уверена – жаль видеть, как земля пропадает.

– А где лорд Карэнби теперь?

– Он живет в Лондоне и никогда сюда не приезжает, – сказал Томас.

– А мисс Лоах сейчас с ним в дружеских отношениях?

– Нет. Он дурно с ней обошелся. Она была бы лучшей леди Карэнби, чем мисс Сол. – Томас замер и поднял палец. – Эй? Это не передняя дверь затворилась?

Все прислушались, но не было слышно ни единого звука.

– Может, хозяйка в сад вышла, – сказала кухарка, – она порой выходит.

– Вы всех их проводили? – спросил Томас, глядя на Сьюзен.

– Только мистера Клэнси, – ответила она, – остальные ушли раньше. Я слышала, как мисс Лоах говорила, что мистер Клэнси поссорился с миссис Херн и та ушла вместе с мистером Хэйлом. Затем мисс Лоах всыпала ему по первое число и отправила прочь. Она одна.

– Ну, значит, я ослышался насчет двери, – сказал он.

– Да нет, – встряла миссис Пилл. – Хозяйка, как обычно, гуляет в саду, напевает да цветами себя украшает.

После этого поэтического полета фантазии кухарки ужин закончился. Томас закурил трубку, горничная убрала со стола. Миссис Пилл занялась накручиванием своих редких упрямых локонов на папильотки.

Пока Сьюзен помогала Джеральдине с уборкой, зазвонил колокольчик. Все замерли.

– Я думала, хозяйка уж легла, – воскликнула кухарка, торопливо вставая.

– Она взъярится, если застанет нас на ногах. Иди в постель, Джеральдина, и ты, Томас. Сьюзен, сходи к ней. Она не любит, когда мы поздно ложимся. Господь меня помилуй!

Когда Сьюзен выходила из кухни, часы только что пробили, и трое слуг разбежались, чтобы нырнуть в постель прежде, чем бдительная старая хозяйка их застукает. Сьюзен спустилась по лестнице. Дверь гостиной была закрыта. Она постучала. Но никто ей не ответил. Недоумевая – вдруг позвонили по ошибке, – Сьюзен постучала еще раз, но опять ответа не было. Она уже подумала было уйти, чтобы не попасть под горячую руку мисс Лоах. Но поскольку звонок все же был, она открыла дверь, решив объяснить, почему она здесь. Мисс Лоах сидела в своем обычном кресле, но голова ее была запрокинута и лицо искажено страшной гримасой. Свет электрической лампы на потолке полностью освещал ее бледное лицо – и еще кое-что. Лиф ее пурпурного платья был смят, и украшавшие его кружева потемнели от крови. Испуганная этим зрелищем, Сьюзен бросилась к ней и заглянула ей в лицо. В широко распахнутых глазах не было ни искорки сознания. Сьюзен, дрожа от дурного предчувствия, коснулась плеча мисс Лоах. От ее прикосновения тело сползло на пол. Женщина была мертва. Сьюзен пронзительно закричала и упала на колени. На ее вопль сбежались остальные слуги.

– Смотрите! – крикнула Сьюзен, показывая на тело. – Она мертва! Убита!

Джеральдина и миссис Пилл завизжали от ужаса. Томас так и остался бесстрастно-спокойным.

Глава III. Загадочная смерть

Нельзя сказать, что быть мужем знаменитой женщины – великое счастье. Мистер Питер Октагон понял это, женившись на миссис Сэксон, вдове преосвященного королевского адвоката. Она была сущей трагической Юноной, лепившей себя с портретов покойной мисс Сиддонс[2]. Питер, напротив, был невысок ростом, кроток, лысоват и близорук. В своей неромантической жизни он ничего особенного не свершил, разве что сколотил состояние на торговле писчебумажными товарами. Много лет он жил холостяком, но когда ушел на покой с твердым доходом в три тысячи фунтов в год, он решил, что пора бы ему и жениться. Родственников у него не было, поскольку был он приютским подкидышем и, следовательно, вел довольно одинокую жизнь в своем отличном доме в Кенсингтоне. Он, в общем, и не собирался жить в таком особняке, поскольку купил его лишь затем, чтобы потом продать за бо́льшую цену. Но он влюбился в миссис Сэксон, тогда бедную вдову, которая не только побудила его жениться на себе, но после замужества еще и настояла, чтобы они сохранили этот дом, дабы она могла держать там литературный салон.

Миссис Октагон была очень литературно одаренной. Она опубликовала несколько романов под псевдонимом Ровена. Она написала целый том стихов; она написала пьесу, по которой поставили дневной спектакль; и, наконец, ее памфлеты на политические темы ставили ее, по мнению ее ближнего круга, на одну доску с Уильямом Питтом[3]. Она считала себя Джордж Эллиот[4] двадцатого века и отсчитывала время от даты своего первого успеха. «Это случилось до того, как я стала знаменита, – говаривала она. – Нет, это было после того, как я штурмом взяла публику». И ее ближний круг, очень ценивший ее пирожные и эль, соглашался с каждым ее словом. Кенсингтонский дом называли «Святилищем Муз», и это название она ставила на своих конвертах и писчей бумаге, выводя из себя абсолютно несведущих в литературе почтальонов. На их вкус, такое название больше бы подошло для питейной.

Питер совершенно потерялся в блеске литературной славы своей супруги. Он был простым, домашним, невеликим человеком, робким, как кролик, любил свой садик и свой камин, терялся в обществе. Не соверши он фатальной ошибки, женившись на миссис Сэксон, жил бы он сейчас в сельском домике и разводил цветы. А он сейчас торчал в городе и сопровождал миссис Октагон, когда она желала «блеснуть», как она это называла, в домах у своих друзей. Кроме того, каждую пятницу она давала прием, когда весь литературный Лондон собирался вокруг Ровены и стенал об упадке Искусства. Эти люди не сделали ничего, о чем можно было бы говорить, никто из них ничем не прославился, но они говорили об Искусстве с большой буквы, хотя сами толком не понимали, что это такое, поскольку истинное Искусство с большой буквы понятно лишь избранному кругу. Круг миссис Октагон пробила бы дрожь оптом и в розницу от одной мысли написать нечто интересное, что понравилось бы и современному трудящемуся классу. Все картины, песни, книги или пьесы, написанные не принадлежащими к Кругу авторами, считались «миленькими, но без изюминки». Популярное произведение объявлялось вульгарным. Чтобы считаться произведением искусства, по мнению миссис Октагон, это самое произведение должно было быть непонятным, напечатанным на лучшей бумаге особым шрифтом и продаваться за непомерную цену. Так сама Ровена создавала свои произведения, и ее имя не было известно за пределами ее маленького круга. Тем не менее она намекала на свою мировую известность и на свою славу среди всей англосаксонской расы. Миссис Лио Хантер из «Записок Пиквикского клуба» пребывала в таком же заблуждении.