Сорок бочек арестантов - Сергей Прокопьев

— Я в прошлом году в чернореченской тайге рядом с Васей-бесом шишковал, — закусил соленым огурцом Титарев. — У Васи-беса, как водится, и шишкобой, и гульбище все разом. На две недели выехал, в первый день флягу бражки поставил, чтобы не скучно было, и бабенку с собой прихватил из тех же соображений. Проехался дурочке по ушам, что отдохнет в первозданной тайге. Сам как запряг ее! Слышу орет: «Направляй, едрена-шестерена!» А «направлять» барс кралю поставил. Прикиньте.

Следует пояснить, что барс в данном случае не хищник о четырех лапах, по снежным склонам прыгающий за добычей, а бревно свежесрубленной березы. В два с лишним метра длиной, и толщина сантиметров двадцать. Не каждый мужик такое поднимет. А если с непривычки потаскает, то к вечеру на плече кожи нет. Барсом по кедру бьют для сотрясения урожая, от чего шишки отрываются и летят на радость шишкобоев. В случае с Васей-бесом технология имела следующий рисунок. К бревну в верхней части привязывается веревка с двумя длинными концами, барс приставляется к кедру, за хвосты веревки берут два мужика, или четыре, или шесть, которые двумя командами располагаются по разные стороны кедра. Верхний конец барса отводится от ствола, а потом на «раз-два» мужики рывком тянут веревки и ударом припечатывают бревно к кедру. От чего шишки летят со страшной силой. Чтобы барс ложился точно по стволу, его надо направлять. Вася-бес на эту операцию поставил бабенку. Больше некого было. А дама Васина тяжелее авторучки в руках ничего не держала.

— Весь день по тайге раздавалось: «Направляй, едрена-шестерена!» Утром прохожу мимо их лагеря, она картошку чистит. Ручонки дрожат, очечки в котел падают. Насладилась первозданной тайгой. Еще, поди, всю ночь Вася-бес с нее не слазил.

— Вася-бес в технике бабоукладки спец.

Титарев на правах хозяина спирта разлил еще по одной, после которой Вася-маслопуп рассказал свою историю из разряда «ходили мы по орехи».

— Шишковал в районе Кия-Шалтыри. Забросили нас на вездеходе. Как раз в обеденное время на месте оказались. Затаборовали. Все чин по чину. Кто-то станок, что шишку молоть, приладил, другие палатки поставили. Обед спроворили. Жрачки набрали, даже арбуз имелся. Такого аса, как Щелканыч, не было, ножом разрезали. Насчет водки еще в городе закон постановили — отмечаем день приезда и шабаш, никаких пьянок-гулянок. Только пару бутылок на экстренный случай оставляем. Оставили. Но кроме, этой НЗ-заначки, все взяли отметить открытие сезона по максимуму. Пили за удачный шишкобой, за ветер-помощник, за кедровку, за бурундука, чтоб он зимой не кончал жизнь через самоубийство.

Стоит пояснить несведущим. Когда кедровые запасы бурундука разоряют, он, понимая, какая участь ждет зимой, избавляет себя от мук голодной и холодной смерти — находит сучок-рогатку и бросается на нее горлом. Мужики гуманно выпили за благополучную судьбу бурундучка.

И за белку приняли на грудь. И мишку косолапого не забыли, чтобы в мире с ним соседствовать на таежной тропе.

Когда всех зверей и птиц перебрали, водка кончилась. Магазинов вокруг на сотню километров нет, поэтому решили сделать первый удар. Открыть шишкобой. Срезали березу под барс. И видят: кедр стоит, усыпанный шишкой. Если кедр начинает давать урожай в 60 лет, этот раз 140 плодоносил. Компания состояла из восьми мужиков. Раз пять ударили по стволу обычным способом. Одна шишка слетела, и та наполовину кедровкой обработана.

— Был среди нас знаток Древнего Рима, — продолжил Вася-маслопуп. — Давайте, говорит, тараном попробуем. Им в Древнем Риме и Греции не менее старой ворота крепостей пробивали, только щепки летели, а тут какие-то шишки сбить. Мы, пьяные дураки, согласились. Может, думаем, на самом деле хороший способ. Дремучий сибирский народ историю не читал, не знает по темноте своей, что так шишковать можно. А кедр, который решили во что бы то ни стало пробить, стоял удобно, было где разогнаться для тарана. И вот мы, валенки сибирские, схватили барс, отошли метров на двадцать и с криком «Зашибу!» пошли на таран. Скорость набрали-и-и… Не удержать. Водка сил прибавила. Кедр, попади в него, должен был напополам переломиться. Во главе тарана этот самый знаток Древней Греции бежал. Что уж ему взбрело? То ли труханул — шишкой прибьет? Или забоялся — сам об ствол звезданется?.. Нам-то говорил — оступился. Словом, в последний момент, перед самым ударом, урулил в сторону от цели. А мы сзади че: в землю глаза уперли, несемся, как слоны на войну. Ни черта не видим.

Титарев еще плеснул в стаканы, Вася-маслопуп на секунду выпивальную отвлекся и снова продолжил рассказ:

— Кедр на косогоре рос. Пролетев мимо, помчались вниз. И не остановиться, когда сообразили, что шишек от тарана не будет. Наоборот, скорость набираем. Ноги сами переставляются. Попробуй затормози, свои же сомнут, затопчут. Тут уж куда кривая выведет. Она выносит на дорогу лесную. Лет двадцать назад по ней лесовозы ходили, а сейчас загруженность трассы такая, что если раз в месяц машина пройдет, то хорошо. Появилась она в тот момент, когда мы шишковали мимо кедра. «Газелька». Груженая. Рядом с нами компания шишковала. В двух местах били, а молотили в одном. Как раз везли к табору шишку. А тут мы крепость Рима с Грецией штурмуем. Водила тоже пентюх. Ехал бы и ехал мимо нас, дураков. Он ошалел от такой картины. Восемь обалдуев с березой наперевес несутся на таран. Затормозил. Дурбень! А у нас сила инерции вовсю разошлась. Попробуй совладай сразу. Прямо в радиатор впилили со всего маху. Аж мешки с шишкой полетели из кузова… Мне же ремонтировать потом и пришлось.

— Про мешки врешь, поди.

— Не все, конечно. Три верхних упали…

Мимо гаража пролетела машина Васи-беса. Тут же задним ходом вернулась.

— О, едрена-шестерена! — выскочил из машины. — Вам на ужин хрен не нужен?

— Нужен.

— Тогда наливай, а то уйду!

— Как жизнь, Вася?

— От такой жизни и жеребец мерином станет.

— Что так погано?

— Картошку в поле выкопали, — пожаловался Вася-бес, но горевать не стал. — А, и пес с ней! Меньше возиться.

И совсем забыл об ограблении, узнав повестку застольного разговора. Сразу с предложением выступил.

— Давайте выскочим на субботу-воскресенье за Улуй. Мешков по пять-десять шишек наберем. Ни бить, ни лазить не надо, паданка должна быть. Там ветра, говорят, прошли. За два часа на машинах долетим. Погнали?

Соблазнил компанию.

На следующий день поутру они «погнали». Вася-маслопуп поругался предварительно с женой. Она, узнав про намерения мужа, сразу в кошки-дыбошки: «Картошку надо копать, пока погода стоит, а ты все свои прихоти справляешь!»

«Если завтра не приедешь, на развод подам!» — крикнула вослед супругу вместо того, чтобы пожелать ему Бога в дорогу.

Евгений Иванович Титарев в личном доме сам решал-определял, когда что копать-сажать, или идет все лесом. Андрей Степанович уже покончил с картофелем. Васе-бесу, как говорилось выше, доброхоты облегчили судьбу с полевыми работами.

В селе Большой Улуй взяли Вову-проводника, родственника Васи-беса. Мужик лет под сорок, в очках с большой оправой. Он огорчил компанию сообщением, что шишки-паданки еще нет.

По понтонному мосту они перелетели за Чулым и сразу тормознули — перекусить. Достали сало, спирт с иероглифами, помидоры-огурцы…

— Ветра пока все равно нет, — сказал, разливая, Вася-бес. — Но вроде, смотрите, начинается. Подождем.

— Под носом у тебя начинается, — недовольно сказал Вася-маслопуп. На душе у него скребли кошки по поводу утреннего скандала с женой.

— Мужики, хотите покажу исторический факт, — после второй бутылки сказал Вова-родственник, — Екатерининский тракт? С прошлого века остался отрезок.

— Не может быть?! — удивился Андрей Степанович.

Конечно, без Вовы-проводника, проскочили бы, внимания не обратили. За сто с лишним лет после постройки Транссибирской магистрали время подчистую съело тракт. А тут среди покосного луга узкий вытянутый остров метров в сто длиной. Только подойдя вплотную, видишь, что земля, густо поросшая травой, ровно приподнята на когда-то проезжей части. Ширина не больше трех метров. По бокам кюветы просматриваются, тоже травой покрыты, в них по всей протяженности несколько толстенных берез растет.

— Кое-где в тайге встречаются такие куски, — пояснил Вова-проводник.

— Получается, здесь декабристов гнали? — сел на тракт Андрей Степанович. — Княгиня Волконская к мужу ехала? С ума сойти! Вот по этой дороге! — похлопал Андрей Степанович по траве.

— У меня соседа, — сказал Вася-бес, — за аварию в цехе на химию срок отбывать послали, так его баба не то что поближе переселиться, ни разу не съездила на свиданку, а дома такой шалман открыла. «У меня, — говорит, — одна жизнь. Что мне теперь в монашки записываться?» Прошмонтовка.

— Так ты сам, поди, от нее не вылезаешь?

— Не дается, едрена-шестерена! — под смех мужиков доложил Вася-бес.