За Тридевять Земель - Игорь Скарбек

Из письма Н. П. Резанова графу Н. П. Румянцеву

«...Вышед февраля 25 дня (1806 года) на купленном мною у бостонцев судне «Юноне» в путь, в скором времени начал экипаж мой валиться. Скорбут обессилил людей, и едва уже половина могла управлять парусами. Больные день ото дня умножались, и один сделался уже жертвою странствий наших. Начиная с меня, скорбут не пощадил никого из офицеров...» К счастью, тягостное плавание скоро кончилось, и «мы, благодаря Бога получа с лунациею продолжительно благоприятствовавший нам ветер, хотя и с бледными и полумертвыми лицами, достигли к ночи марта 24-го числа губы Святого Франциска и за туманом, ожидая утра, бросили якорь».

Появление незнакомого судна вызвало изрядный переполох в крепости.

— Чей корабль? — запросили с берега.

— Российского флага.

— Бросайте немедля якорь!

— Си, си, сеньор! Сей секунд, сеньор!..— ответствовали с «Юноны», на палубе которой матросы усердно изображали суматоху, меж тем как корабль под всеми парусами рвался в бухту. Наконец, «Юнона», благоразумно приблизившись на расстояние не ближе пушечного выстрела, бросила якорь. У Резанова не было иного выхода, нежели действовать подобным образом. Не получи он от испанцев, ни под каким видом не допускавших иностранные суда в заокеанские владения короны, продовольствия, не только экипажу «Юноны», но и всей Русской Америке грозил голод. Вскоре россияне увидели, как от крепости отделились полтора десятка всадников, галопом устремившихся по направлению к берегу. Вступивший в переговоры с испанцами мичман Давыдов объяснил, что в бухту их занесла буря, что на борту корабля находится посланник самого государя императора и что русские моряки надеются на гостеприимство благородных сеньоров дружественной державы.

Расшитый золотом камергерский мундир командора ордена Святого Иоанна Иерусалимского произвел впечатление на Луиса де Аргуэльо, сына коменданта пресидии Сан-Франциско. Под вечер из Монтерея прибыл сам комендант, Хосе де Аргуэльо, а еще через пару дней и губернатор Обеих Калифорний Хоакин де Аррильага. Искусный дипломат Резанов весьма ловко повел дело и, как бы невзначай дав понять испанцам, сколь сильны позиции России в Новом Свете и что-де сам император Александр I неустанно заботится о своих колониальных владениях, в конце концов убедил сомневающихся идальго в необходимости и выгоде торговли с русскими. Колебания испанцев были вполне объяснимы, ибо Мадрид самым категорическим образом запрещал вести какие бы то ни было дела, будь то коммерческого или политического свойства, с представителями любой иноземной державы. «Я искренне скажу вам,— излагал впоследствии правлению РАК свой разговор с губернатором Резанов,— что нам нужен хлеб, который получать можем мы из Кантона, но как Калифорния к нам ближе и имеет в нем избытки, которых забывать не может, то приехал я поговорить с вами, как начальником мест сих, уверяя, что можем мы предварительно постановить меры и послать на благорассмотрение и утверждение Дворов наших». Уступчивости губернатора весьма способствовали и миссионеры-францисканцы, поняв немалую выгоду, которую можно будет извлечь из сего предприятия. Было и еще одно немаловажное обстоятельство, способствовавшее более чем удачной миссии сорокалетнего камергера-вдовца.

Среди многочисленного семейства коменданта Сан-Франциско внимание Резанова привлекла пятнадцатилетняя его дочь, донья Консепсия — Кончита де Аргуэльо. Русский вельможа своим умом, обаянием и недурной наружностью сумел в короткое время покорить сердце прекрасной испанки, согласившейся отдать ему руку и сердце. Узнав про то, благочестивые родители Кончиты пришли в немалое замешательство. Не говоря уже о разности лет, заключению подобного брака препятствовала вероисповедная нетерпимость. Отцы-францисканцы убеждали юную красавицу католичку отказаться от столь неразумного и крамольного шага. Однако своенравная сеньорита стояла на своем. Помимо пламенных чувств... быть супругой такого знатного вельможи! Поменять захудалую, богом забытую провинцию на великолепие одного из самых блистательных-европейских дворов! — донья Консепсия была непреклонна. Единственно, чего могли добиться святые отцы, это отложить брак до получения разрешения на таинство от римского первосвященника. Вскорости францисканцы отрядили одного из своих братьев ко двору его святейшества папы Пия VII для выполнения щекотливого поручения. (К слову, несколько позже преподобным отцам случится потревожиться и по поводу другой пары: премилой четырнадцатилетней племянницы монтерейского губернатора, кузины Кончиты, и юного российского мичмана с фрегата «Крейсер» Дмитрия Завалишина.) Но теперь помолвка все же состоялась, и... «с того времени,— вспоминает Резанов,— поставя себя коменданту на вид близкого родственника, управлял уже я портом Католического Величества так, как того требовали пользы мои, и Губернатор крайне изумился, увидев, что весьма не впору уверял он меня в искренних расположениях дома сего, и что сам он, так сказать, в гостях у меня очутился». Результаты всего происшедшего не замедлили сказаться: губернатора, как друга дома Аргуэльо, убедили составить проект соглашения о торговле Испанской Калифорнии с Российскими колониями, который был послан в Мадрид, и Санкт-Петербург на высочайшие утверждения. Россияне обменяли свои товары у испанцев, а более всего у францисканских монахов, на необходимый провиант: пшеницу, вяленое мясо, сало, масло, соль, разные овощи — всего «тысяч на двадцать». Попутно выяснив, что «далее к северу испанцы нигде не имеют оседлостей», 8 мая 1806 года «Юнона» снялась с якоря и, пройдя Золотые Ворота, взяла обратный курс. «Сия последняя мысль (то есть о границах испанских владений),— отмечал помощник главного правителя Русской Америки К. Т. Хлебников,— сообщена была г-ну Баранову, а через Главное правление была известна Правительству Российскому и удостоена вниманием оного». Сам Николай Петрович Резанов навсегда покидал Сан-Франциско, «испанский форт на скале», и в последний раз видел гостеприимные для него калифорнийские берега... Докладывая министру коммерции графу Румянцеву о результатах калифорнийского вояжа, он писал: «Ежели б ранее мыслило правительство о сей части света, ежели б увещало ее как должно, ежели б беспрерывно следовало прозорливым видам Петра Великого, при малых тогдашних способах Берингову экспедицию для чего-нибудь начертавшего, то вердительно сказать можно, что Новая Калифорния никогда б не была гишпанскою принадлежностию, ибо с 1760 года только обратили они внимание свое и предприимчивостью одних миссионеров сей лутший кряж земли навсегда себе упрочили. Теперь остается еще не занятой никем интервал, столько же выгодный и весьма нужный нам, и там можно, обласкав диких и живя с ними в дружбе, развести свое хлебопашество и скотоводство. Ежели и его пропустим, то что скажет потомство? Я искренне хочу думать, что будет лучшее. Чужого мы никогда не брали, а своим поступаться и нам не след. Широкому сердцу потребен и широкий путь...» В своем послании директорам Компании Н. П. Резанов развивает свою мысль, не только оглядываясь на упущенные возможности прошлого, но и предлагая план овладения «лоскутом земли», пока еще никем не занятым: «Мало-помалу можем (мы) простираться далее к югу, к порту Святого Франциска, границу Калифорнии составляющему. Ежели только к первым началам сим даны будут способы, то смело сказать могу, что на Коломбию привлечем мы из разных мест жителей, а в течение десяти лет до той степени можно усилиться, что и Калифорнийский берег всегда иметь в таком виду, чтоб при малейшем стечении счастливых в пользу нашу политических обстоятельств, можно б его было включить в число Российских принадлежностей»; Оставив главному правителю А. А. Баранову свои «Повеления» относительно устройства и улучшения колоний, Н. П. Резанов на «Юноне» отбыл на Родину.