Литературный разговор, подслушанный в книжной лавке - Виссарион Белинский
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Б. Вот эта книга по мне! Страх люблю полемику! Дает пищу для споров и средство взглянуть на предмет с разных сторон.
А. Это будет не полемика, а история… Но мы отклонились от предмета нашего разговора – пыхтящей рецензии. Она очень ошиблась – не в том, что вздумала равнять Гоголя с Поль-де-Коком, и даже унижать первого перед последним, но в том, что могла думать, будто не найдется человека, который растолковал бы ей, что у нее под рукой есть писатель, совершенно подходящий под ее обвинения и более годный для параллели с Поль-де-Коком… Хорошо понимая, что успеха «Мертвых душ» не остановить ей, пыхтящая рецензия приписывает необычайный успех этого превосходного художественного произведения грязности и сальности, смело и храбро навязанным ею. Жалкие усилия, бессильные извороты! Этак можно объяснить разве только успех какого-нибудь барона Брамбеуса и какой-нибудь «Библиотеки для чтения», которых судьба вначале была так блестяща и теперь так печальна! Барон давно уже забыт и тщетно пытался напомнить о себе публике длинным разглагольствованием о «Деве чудной» (публика от «девы» заснула, а о бароне не вспомнила); а «Библиотека» быстро подвигается, засыпая сама и усыпляя своих читателей, к берегам томной Леты… Перед смертью жизнь вспыхивает ярче, как огонь, готовый погаснуть в лампаде: и вот вам причина энергии пыхтящей рецензии… В самом деле, барон трудился, пыхтел, написал новый роман, попытался, напечатав его половину, разманить им внимание публики, но, увы! – публика уже не та! С тех пор как «Библиотека для чтения» успела ей наскучить этою мудростью, которая по плечу толпе, этим скептицизмом, который удивляет и озадачивает только слабоумных и невежд, этим остроумием, которое поддерживается искажением истины и повторяет себя одними и теми же шуточками, – с тех пор публика прочла «Капитанскую дочку» и посмертные произведения Пушкина, познакомилась в театре с «Ревизором», заучила наизусть стихи Лермонтова и много раз перечла его «Героя нашего времени»… Какой шаг вперед! Удивительно ли, что эта публика даже не дочла до конца «Девы чудной» и назвала ее «девою скучною»?.. Что делать барону? – Тщетно «Библиотека для чтения» громко провозгласила г. Кукольника гением, великим поэтом, как провозглашала она некогда г. Тимофеева и многие другие посредственности, не страшные, не опасные ни ей, ни барону Брамбеусу: ничто не помогло! Публика даже не стала читать ни «Эвелины де Вальероль», ни «Двух призраков», ни «Альфа и Альдоны»; а нарасхват раскупила «Мертвые души» – произведение писателя, о котором если «Библиотека для чтения» и упоминала, то всегда с презрением и насмешками… Так некогда публика забыла «Большой выход Сатаны» и не прочла «Похождений одной ревижской души», потому что сильно заинтересовалась какою-то повестью о ссоре Ивана Ивановича с Иваном Никифоровичем… – Постой же, мы его!.. И вот является пыхтящая рецензия, где превосходное художественное произведение названо «нечистоплотным творением», глубочайший и могущественнейший юмор – плоскостью, благородное сознание поэта в чувстве собственного значения в родной ему русской литературе – бредом напыщенного тщеславия и где, к довершению всего, содержание, ход действия, словом, все представлено в ложном, изношенном виде, умышленно перетолковано в дурную сторону, подвержено мелким! придиркам мелочной критики, побирающейся мелкими обмолвками против языка и грамматики… Посмотрим, поможет ли горю это salto-mortale критической добросовестности и отчаянной отваги… Посмотрим, чем кончится спор, если он уже и не кончился… Гоголь, разумеется, и не узнает об этих отчаянных вылазках на его поэтическую славу (он, кажется, человек совсем нелюбопытный до многого, что делается в русской литературе); поэтому, естественно, он будет отвечать только новыми своими произведениями, от которых иные романисты-рецензенты запыхтятся на смерть…
Б. Я, впрочем, рад этому разговору. Я люблю видеть вещи со всех сторон. Сегодня же пойду к С*** и к Л***, и буду с ними спорить против «Библиотеки для чтения» за Гоголя. Это их удивит, а мне доставит много удовольствия. Впрочем, вы все-таки не убедили меня. Разговор не то, что статья. Говорить можно все, а вот если б вы напечатали статью, где бы так же смело опровергали рецензию «Библиотеки для чтения», как смело и решительно она отделала «Мертвые души» и Гоголя: тогда другое дело! Однакож я теперь не совсем согласен и с «Библиотекою». Мне кажется, что надо держаться середины…
А. Именно так. Середина всего выгоднее, по крайней мере, для успеха таких литературных произведений и таких журналов, которые судьбою поставлены на середину. Побольше таких умеренных людей, как вы, – и они всегда будут процветать, сменяя друг друга, умирая индивидуально, но не переводясь, как роды и виды… Но пора обедать. Прощайте.
Сноски
1
Хорошо смеется тот, кто смеется последним. – Ред.
2
Неведомая земля. – Ред.
3
«Фант. пут. барона Брамбеуса», стр. 307–309.
4
«Библиотека для чтения», 1834, т. I, стр. 4–5.
5
Ibid., стр. 61.
6
«Фант. пут.», стр. 199.
7
«Новоселье», ч. II, стр. 217–218.
8
Ibid., стр. 168.
9
«Новоселье», ч. II, стр. 204.
10
«Библиотека для чтения», т. I, отд. I, стр. 97.
11
«Новоселье», ч. II, стр. 146.
12
Ibid., стр. 148.
13
«Библиотека для чтения», т. III, отд. I, стр. 54–59.
14
Ibid., т. II, отд. V, стр. 42.
15
Ibid., стр. 14.
16
Ibid., стр. 44.
17
«Библиотека для чтения», т. II, отд. I, стр. 145.
18
Ibid., стр. 146.
19
Ibid.
20
Ibid., стр. 116.
21
Ibid., стр. 161.
Комментарии
1
Цитата из стихотворения Державина «Вельможа».
2
Статья Сенковского о «Мертвых душах» («Библиотека для чтения», 1842, N 8), в которой утверждалось, что «Мертвые души» – бездарное, пошлое произведение, ничего общего не имеющее с русской действительностью, написанное к тому же безграмотно, уродливо искаженным русским языком. Для «доказательства» Сенковский не останавливался даже перед неверным цитированием гоголевского текста, искажением имен персонажей. По словам Чернышевского, у Сенковского имелись еще особые причины быть недовольным автором «Мертвых душ». Сенковский видел в Гоголе как юмористическом писателе своего соперника. Кроме того, он был сильно уязвлен статьей Гоголя в пушкинском «Современнике» «О движении журнальной литературы в 1834 и 1835 году» («Очерки гоголевского периода», Полн. собр. соч., М., 1947, т. III, 70).
3
Очевидно, надо читать: «а завтра будет болтать совершенно противное тому, что болтал нынче» (см. изд. Солдатенкова и Щепкина, ч. VI, стр. 502).
4
Намек на брошюру Греча «Литературные пояснения», в которой была подвергнута критике языковая реформа, предлагавшаяся Сенковским (см. подробнее в статье Белинского «Сочинения Николая Греча», «Московский наблюдатель», 1838, т. XVIII, июль, кн. I).
5
Видимо, следует читать: «Я далек от того, чтобы ставить Гоголю в заслугу неправильность языка…» (см. изд. Солдатенкова и Щепкина, ч. VI, стр. 506).
6
Гоголь был чрезвычайно требователен к себе. Даже после напечатания произведения он никогда не считал свою работу над ним законченной. Он неутомимо продолжал его перекраивать и переделывать. Многие произведения Гоголя существуют в нескольких редакциях, иногда принципиально отличающихся между собой («Ревизор», «Тарас Бульба», «Женитьба» и др.).
7
Эту замечательную по своей политической проницательности характеристику лживости и лицемерия западно-европейского буржуазного парламентаризма мы встречаем у Белинского не единственный раз (ср., например, статью «Парижские тайны» в настоящем томе).
8
Речь идет о давно задуманной Белинским «Критической истории русской литературы».
