Переговоры - Фредерик Форсайт

Разумеется, это не относится к трем американским телевизионным группам или Би-Би-Си, но это не имеет значения, так как их материалы никогда не дойдут до советских людей.

Закончив свое длинное выступление выражением доброй воли по отношению к американскому народу и надеждой на прочный мир между США и СССР, Михаил Горбачев повернулся к гостю. Джон Кормэк встал. Горбачев жестом пригласил его к микрофону и сел рядом с центром платформы. Президент подошел к микрофону. В руках у него не было никаких бумажек. Он просто поднял голову, посмотрел прямо в объектив советской телевизионной камеры и начал говорить.

«Мужчины, женщины и дети Советского Союза, я обращаюсь к вам».

Маршал Козлов резко наклонился, сидя в кресле, к телевизору и уставился на экран. На платформе Михаил Горбачев удивленно поднял брови.

В кабине за советской телекамерой молодой человек, похожий на выпускника Гарвардского университета, прикрыл микрофон рукой и прошептал что-то ответственному работнику, который отрицательно покачал головой. Дело в том, что Джон Кормэк говорил не на английском, а на хорошем русском языке.

Не зная русского языка, перед поездкой в СССР он выучил это выступление наизусть в своей спальне в Белом доме. Он долго репетировал его с магнитофоном и преподавателем до тех пор, пока не научился произносить его бегло и без акцента, хотя из всей речи (около 500 слов) он не понимал ни единого. Даже для бывшего профессора это было большим достижением.

«Пятьдесят лет назад ваша страна, ваша Родина, подверглась нашествию.

Ваши мужчины сражались и погибали как солдаты или воевали как волки в ваших лесах. Ваши женщины и дети жили в подвалах и голодали. Погибли миллионы людей, и страна ваша была разорена. И хотя моя страна никогда не переживала такой трагедии, даю вам слово, что могу понять, как сильно вы ненавидите войну и опасаетесь ее.

В течение сорока пяти лет мы, русские и американцы, строили стены между нами и убеждали себя в том, что следующим агрессором будет другая сторона. И мы создали горы, горы стали – танков, военных кораблей, самолетов и бомб. И стены лжи выросли еще выше, чтобы оправдать горы стали. Есть люди, которые заявляют, что нам это оружие необходимо, так как когда-нибудь оно понадобится, чтобы мы смогли уничтожить друг друга.

Но я скажу: мы пойдем другим путем!»

Зрители ахнули. Говоря «мы пойдем другим путем», президент Кормэк использовал цитату Ленина, известную каждому школьнику в СССР. На русском языке слово «путь» означает дорогу или тропинку, по которой, естественно, нужно идти. Затем он стал обыгрывать значение слова «путь».

«Я имею в виду путь постепенного разоружения и мира.

У нас всего одна планета, и она прекрасна. Мы можем жить на ней вместе с вами или погибнуть вместе».

Дверь в кабинет маршала тихо открылась, а затем закрылась. Офицер чуть старше пятидесяти лет, еще один протеже маршала, ас в области военного планирования, стоял у двери и молча смотрел на экран в углу.

Американский президент заканчивал свое выступление.

«Путь этот будет трудным. На нем будут ямы и камни. Но в конце пути нас всех ждут мир и безопасность. Потому что если у нас будет достаточно оружия, чтобы защитить себя, но недостаточно, чтобы напасть друг на друга, и если каждая страна будет знать это и иметь возможность удостовериться в этом, то мы оставим нашим детям и внукам мир, который будет действительно свободен от ужасного страха, который мы знали последние пятьдесят лет. Если вы пойдете по этому пути со мной, тогда я от имени народа Америки пройду этот путь вместе с вами. И в этом вопросе, Михаил Сергеевич, я даю вам мою руку».

Президент Кормэк повернулся к Горбачеву и протянул ему правую руку.

Горбачев был сам великий мастер публичных выступлений, и у него не было иного выхода, как встать и протянуть президенту руку. Затем, широко улыбаясь, он обнял его левой рукой.

Русские люди способны к великой паранойе и ксенофобии, но, вместе с тем, и к сильным эмоциям. Первыми нарушили тишину работники аэропорта.

Был взрыв аплодисментов, затем были крики одобрения и через несколько секунд в воздух полетели шапки. Было видно, что гражданские люди, идеально вышколенные, вышли из-под контроля. За гражданскими последовала милиция. Держа винтовки в левой руке в положении «вольно», они стали махать фуражками с красными околышами, приветствуя это выступление.

Части КГБ смотрели на своего командира, сидевшего около платформы, генерала Владимира Крючкова. Не будучи уверенным, что надо делать, увидев, что Политбюро встало, он тоже встал и стал аплодировать вместе с остальными. Пограничники усмотрели в этом указание (ошибочно, как оказалось потом) и последовали примеру милиции. На протяжении пяти часовых поясов страны 80 миллионов советских людей также приветствовали выступление Президента.

«Черт возьми!..» – Маршал Козлов схватил пульт управления и выключил телевизор.

«Наш дорогой Генеральный секретарь», – пробормотал генерал-майор Земсков. Маршал мрачно кивнул несколько раз. Сначала мрачные опасения Каминского, а теперь вот это. Он встал, обошел вокруг стола и убрал с него доклад.

«Возьмите и прочтите это», – сказал он. – «На нем стоит гриф „Совершенно секретно“, и пусть это так и останется. Имеются всего два экземпляра доклада, один остается у меня. Обратите особое внимание на то, что Каминский пишет в Заключении».

Земсков кивнул. Судя по мрачному настроению маршала, ему предстояло нечто большее, чем просто прочесть доклад. Два года назад он был простым полковником, когда во время посещения маневров в Восточной Германии маршал Козлов заметил его.

Маневры проводили Группа советских войск в Германии, с одной стороны, и восточно-германская Народная армия, с другой. Немцы изображали вторжение в расположение американцев и в прошлые разы умудрялись потрепать советских братьев по оружию. На этот раз русские все время обходили их. Эта операция была спланирована Земсковым. Как только он получил высшую должность на улице Фрунзе, Маршал Козлов вызвал к себе этого блестящего штабного работника и ввел его в состав своей группы. А сейчас он подвел его к карте на стене.

«Когда вы прочтете этот документ, подготовьте то, что выглядело бы как План действий в чрезвычайных обстоятельствах. Фактически это будет подробнейший план, учитывающий все до последнего солдата, винтовки и пули, план военного вторжения и оккупации иностранного государства. На это может потребоваться до двенадцати месяцев».

Генерал-майор Земсков поднял брови в удивлении:

– Зачем так много, товарищ маршал? В моем распоряжении….

– В вашем распоряжении только ваши глаза, руки и мозги. Вы ни с кем не должны консультироваться и не говорить об этом. Любую информацию вы должны доставать кружным путем. Вы будете работать один без всякого обеспечения. На это уйдут месяцы, и в результате должен появиться документ в единственном экземпляре.

– Понятно. А страна..?

Маршал постучал по карте.

– Вот эта. В один прекрасный день она должна стать нашей.

В здании «Пан-Глобал» в Хьюстоне, столице американской нефтяной промышленности, а иные считают, что и мирового нефтяного бизнеса, размещалось правление фирмы «Пан-Глобал Ойл Корпорейшн», двадцать восьмой по величине нефтяной компании в мире и девятой в Хьюстоне. Ее общие активы составляли 3,25 миллиарда долларов, и впереди нее были только компании «Шелл», «Теннеко», «Коноко», «Энрон», «Костал», «Тексас истерн», «Транско» и «Пеннз-ойл». Но в одном аспекте она отличалась от всех других фирм – ею до сих пор владел и управлял ее основатель. Были у нее и акционеры, и члены правления, но основатель сохранил контрольный пакет акций, и никто не мог оспаривать его власть в его собственной корпорации.

Двенадцать часов спустя, после того, как маршал Козлов дал задание своему специалисту по разработке военных операций, за восемь часовых поясов к западу от Москвы, Сайрус В. Миллер стоял у огромного, во всю стену и от пола до потолка, окна своего офиса, расположенного на крыше небоскреба, и смотрел в сторону Запада. В четырех милях от его конторы на него смотрела башня «Транско» сквозь вечерний туман, обычный для позднего ноября. Сайрус Миллер постоял еще немного, а затем по пушистому ковру подошел к своему столу и снова углубился в доклад, лежавший перед ним.

Сорок лет тому назад, когда он начал добиваться первых успехов, он понял, что информация означает власть. Знание того, что происходит, и, что более важно, того, что произойдет, дает человеку больше власти, чем политическая должность и даже деньги. Именно тогда он создал в системе своей растущей корпорации Отдел исследований и статистики и пригласил туда самых блестящих аналитиков из университетов страны. С приходом эры компьютеров он снабдил этот отдел последними банками данных, где хранился огромный объем информации о нефтяной и других отраслях промышленности, о коммерческих потребностях, экономическом положении страны, тенденциях рынка, научных достижениях и людях – о сотнях тысяч людей из всех слоев общества и самых различных профессий, которые могли бы быть ему полезны.