Мышь под судом - Лим Чже

Выслушал Дух эти речи и приказал отвести Сайгу и Зайца в темницу. Стал он бранить преступницу, требуя выдачи подстрекателей. На этот раз назвала Мышь Оленя и Кабана.

Обвиняемых посадили на скамью подсудимых; и вот один за другим берут они слово для защиты.

— Я — священное животное, — говорит Олень, — друг Святых Мужей[16]. В древние времена резвился я на свободе в заповедниках чжоуского правителя[17], и поэты слагали в мою честь оды и баллады. Помню: лежал я под банановыми листьями, а дровосек гадал, сон это или явь[18]. Всегда опасался я Людей, вооруженных луками и стрелами, остерегался ловушек и никогда не нарушал законов леса, хотя рога мои достаточно длинны, чтобы я мог защитить свою жизнь. Разве способен я вступить в сговор с хищницей, которая весь век пожирает чужое добро?

— Все считают меня самым упрямым и несговорчивым животным, — проворчал Кабан. — Жру я что попало, а потому брюхо у меня тугое, как барабан. Проберусь в любые дебри, — нет такого удальца, что смог бы преградить мне путь. Рыскаю по горам — на равнину не ступаю. Неуч я — спору нет, однако не вероломен, — это наглая ложь. Я скорее дам себе башку проломить, чем пойду на преступление.

Отправил Дух Оленя и Кабана в темницу и снова требует, чтобы Мышь выдала подстрекателей. Называет преступница Барана и Козла…

Предстал Баран перед судьей и говорит:

— Я из породы рогатых. В теплой меховой шубе брожу я по горам, ночую на лугах. Нравится мне такая жизнь, и никогда я ей не изменю.

— Шерсть у меня бывает и светлая и темная, — заблеял Козел, — а мясо не хуже, чем у Вола, Барана или Свиньи. Потому-то, когда приближается праздник Нового года, и вынужден я спасать свою шкуру — я убегаю в степь, где нет пастуха с кнутом, и питаюсь сочными травами. Пусть мир перевернется, если я хотя бы самую малость повинен в хищении зерна.

Допросил Дух Барана и Козла, отправил их в темницу, а сам объявил Мыши, что они невиновны.

— Кто же все-таки подбил тебя на воровство? — допытывается он.

Называет Мышь Обезьяну и Слона.

Приходит Обезьяна в суд, бросает быстрый взгляд на Хранителя кладовой и живо начинает:

— Осмелюсь напомнить, в древности пострадала я от навета чуского узурпатора[19]. Это он приказал изгнать меня в долины Ба и Шу[20]. Там пела я грустные песни; будила путников, плывущих ясной лунной ночью в одиноком челне; терзала печень поэта, под вой осеннего ветра читавшего стихи высоко в горах…[21] Ныне же строю я себе жилище на ветвях деревьев и утоляю голод плодами. Живу вдали от мира, так что даже тень моя не тревожит Людей. Мышь говорит, будто я подстрекала ее к преступлению? Это лживая выдумка, не успевшая даже покрыться пылью!

Тут десять Воинов-Духов ввели связанного толстыми железными цепями Слона. Слон протрубил:

— Мои длинные бивни в большой цене у Людей, великанье тело служит миру на удивление. Стою я подобно горе — и Духи трепещут; мчусь подобно урагану — и сотни воинов, тысячи коней не в силах остановить меня, как не в силах они остановить прилив. Никто не называет меня Повелителем, однако сам я почитаю себя царем зверей! Но вот насмешка природы: Тигр страшится меня, Кошка страшится Тигра, Мышь — Кошки; но если Мыши некуда спрятаться от Кошки, она, как в нору, забирается в мой хобот, и я умираю от удушья. Потому-то и обхожу я Мышей за тысячи ли[22]. А Мышь, заклятый мой враг, наговорила, будто я толкнул ее на преступление. Разве могу я не гневаться? Подайте мне эту тварь, и я без жалости раздавлю ее!

Заточил Дух Обезьяну в темницу, а Слона повелел заключить в железную клеть. Грабительнице Мыши Хранитель кладовой объявил, что Обезьяна и Слон к ее преступлению непричастны, и потребовал немедленно выдать подстрекателей.

Подумала Мышь и назвала Шакала и Медведя.

Приказывает Дух своим Воинам:

— Приведите обвиняемых, но помните: Шакал и Медведь — звери хищные!

Привели Воины Шакала и Медведя.

Первым заговорил Шакал:

— Горестна моя судьба: пошла обо мне среди Людей дурная слава — вот я и вынужден избегать проторенных дорог, где на каждом шагу стережет беда. Приходится рыскать в глухих дебрях. Проголодавшись, пожираю я тех, кто слабее меня, но никогда не трогаю Человека. Охотимся мы, Шакалы, стаей, с соседями живем в мире и согласии, так что напрасно клеймят нас позорными кличками. А тут еще Мышь возвела на меня напраслину! Да мне такое и во сне не снилось! Досада берет, когда слышишь подобный наговор!

Затем выступил вперед простоватый Медведь.

— Природа дала мне мех для защиты от холода, она же наделила Медведей могучей силой: без труда поднимаем мы груз в тысячу кынов[23]. Живу я в лесной чаще, на склонах гор, набиваю себе брюхо плодами, пригибая к земле ветки деревьев. А когда приходит зима, забираюсь в берлогу и сосу лапу. Бывает, приснюсь я какому-нибудь счастливчику — это предвещает ему рождение сына. Имя мое наводит страх, как и имя Тигра — Хозяина гор. Да разве мог я, могучий зверь, связаться с таким ничтожеством — Мышью? Пусть обезглавят эту тварь, пусть четвертуют ее, но и тогда не иссякнет мой гнев!

Передал Дух-хранитель Шакала и Медведя в руки тюремщиков, а сам опять Мышь допрашивает. Подумала преступница: «Что поделаешь, остается свалить вину на домашних животных — верных спутников Человека», — и обвинила она в краже зерна Мула и Осла.

Призывает Дух обвиняемых и начинает бранить их. Свирепо кося глазами, Мул говорит:

— Отцом моим был Осел, матерью — Лошадь. Рожден и воспитан я Человеку на благо, а не во вред, как Мыши и подобные им подлые зверюшки. Выносливый и сильный, таскаю я для Человека тяжелые грузы, в жестоких боях всегда иду впереди… Отрубите этой лгунье голову и повесьте мне на шею!

Затем повел речь Осел — небольшое, но очень хитрое животное:

— Уши у меня длиною в ча, голос тревожит реки и горы. Лишь по недоразумению считают меня лукавым и подлым — я ведь само добродушие!

Вот только когда вижу дурака, не могу не лягнуть его копытом. Хоть и невзрачен я с виду, душа у меня благородная: по заснеженным пургою дорогам носил я поэта, искавшего Зимою Цветы Сливы[24], под дождем сопровождал путника, шедшего в деревню за водкой.

В лесу, в горах Цяньшань, увидел меня однажды Тигр — худо мне тогда пришлось[25].

Зато всем на удивление сотворил я чудо в сундуке святого Чжана[26]. И вот сегодня меня жестоко оклеветали, потому-то я всеми четырьмя копытами рою землю, а глотка моя издает вопли незаслуженной обиды.

Выслушал Дух Мула и Осла, повелел отвести подсудимых в темницу, а сам снова начал допрашивать Мышь. На этот раз обвинила старуха Мышь Вола и Коня.

Несказанно удивился Хранитель кладовой, когда узнал, что такие смирные животные замешаны в преступлении. Но все же, по долгу службы, отдал приказание Святым Воинам. Вскоре те, хлопая кнутами, привели обвиняемых.

Вол, преданный слуга Человека, был удручен бедой, которая на него обрушилась. Чистосердечно недоумевая, проговорил он:

— Осмелюсь заявить: право же, я невиновен. И пусть я всего только глупое животное, но и у меня есть чем похвастать: в древние времена предки мои мирно паслись на Равнине персиковых деревьев[27], позднее, пронеся огонь из крепости Цзимо, прославились на всю страну Ци[28]. Сопровождал я отшельника Чао-фу[29], бродил следом за Нин Ци и слушал его песни[30]. Мир — это юдоль зла. За всю свою жизнь лишь однажды встретил я доброго Человека[31]. Нелегкая выпала мне доля: немало ударов сыпалось на мою спину, она даже вошла в поговорку[32]. Весь свой век я усердно вспахиваю поля и кормлю Людей, не ропщу, не бахвалюсь…

Потом привели Коня. Недоуменно выслушал он вопросы судьи, ничего не ответил, лишь тоскливо поглядел на небо. В Древности был он известен миру под именем Быстроногого, теперь же страдал многочисленными недугами; а тут еще обрушилась на него с поклепом ничтожная и злобная тварь. Уныло промолвил бедняга:

— Я потомок Скакунов, на которых чжоуский правитель Му-ван объехал мир[33]; и подобен я тому мертвому Коню, что приобрел за тысячу цзиней Чжао-ван[34]. Кормили меня плохо, я занемог, и тогда отправили меня на конюшню, поставили у коновязи; тут я и состарился. Люди говорят, будто я ни на что у я: с не годен. Кто теперь признает во мне Быстроногого? Мышь объявила меня преступником — это такой вздор, что я даже оправдываться не стану!

Выслушал Дух-хранитель речи Вола и Коня, — проникла жалость в его сердце. Но не посмел отпустить он смирных животных — отправил в тюрьму. Потом приказал доставить к нему Мышь. Жестоко выбранил он клеветницу, повелел наказать ее батогами…

Крепко досталось Мыши, но она не сдалась и снова пустилась на хитрости. Соучастниками своего преступления назвала она Единорога, который еще не родился[35], и Льва, который в Корее не водится.