Том 2. Куколки. Кракен пробуждается - Джон Уиндем

Мать следила за, чистотой. Пол был искусно выложен кирпичом, натуральным и искусственным камнем. Мебелью служили добела оттертые столы и табуретки. Стены побелены, и на них висело несколько больших сверкающих сковородок, не помещавшихся в буфете. В качестве украшений были развешаны деревянные панели с изречениями, в основном из «Раскаяний».

Слева от камина висела надпись: «ИСТИННЫЙ ЧЕЛОВЕК — ТОЛЬКО ПО ОБРАЗУ ГОСПОДА». Справа: «ТВОРЕНИЯ ГОСПОДА СОДЕРЖИ В ЧИСТОТЕ». Напротив:

«БЛАГОСЛОВЕННА БУДЬ НОРМА», и еще: «В ЧИСТОТЕ НАШЕ СПАСЕНИЕ».

А самое большое изречение висело против двери, и, едва войдя в комнату, вы читали: «ОСТЕРЕГАЙСЯ МУТАНТА!»

Частое упоминание о надписях привело к тому, что я знал их наизусть еще до того, как научился читать; возможно, меня и читать-то учили по ним. Я знал их наизусть, как знал и все остальные надписи в доме, например: «НОРМА ЕСТЬ ВОЛЯ ГОСПОДНЯ», или «ПРОИЗВОДИ ТОЛЬКО СЕБЕ ПОДОБНЫХ», или «ДЬЯВОЛ — ОТЕЦ ОТКЛОНЕНИЯ», да и всякие другие о Нарушениях и Хуле.

Многие надписи я еще не понимал. О других кое-что знал. Нарушения, например. Потому что тогда что-нибудь происходило. Прежде всего, отец являлся домой не вовремя и не в духе. Вечером он созывал всех, включая работников, в комнату, мы становились на колени, а он сообщал, в чем мы провинились перед Господом, и читал молитвы о прощении. Наутро нас поднимали на рассвете и выводили во двор. И вот, едва всходило солнце, мы начинали петь гимны, а отец приносил в жертву двухголового теленка, или четырехногого цыпленка, или другое Нарушение. Бывали Нарушения и постраннее…

Касались Нарушения не только животных. Иногда вырастала ни на что не похожая пшеница или неправильные овощи; отец приносил их в дом и гневно швырял на стол. Ему всегда было стыдно. Если было всего несколько растений, их вырывали и уничтожали. Но если весь урожай оказывался неудачным, мы дожидались хорошей погоды, а потом поджигали поле, распевая при этом гимны. В детстве мне все это очень нравилось.

Отец был настолько благочестив, так тщательно все сам проверял, что у нас происходило куда больше жертвоприношений и поджогов, чем у других соседей. Но если кто-то упоминал о том, что у нас многовато Нарушений, потому что мы им подвержены, отец обижался и сердился. «Кому охота швырять деньги на ветер? — отвечал он. — Если бы соседи были более добросовестны, их уничтожения давно превзошли бы наши. К несчастью, у некоторых людей слишком гибкие принципы».

Вот так я и выучил, что такое Нарушения. Это все, что не выглядит правильно, то есть животные, не во всем похожие на родителей, или растения, отличающиеся от прежних. Чаще всего отличались они какой-то мелочью, но отец все равно считал их Нарушениями. А уж если такое случалось среди людей, это было просто богохульство — настоящее Отступление. Отступление от Нормы.

Но все же по вопросу о Нарушениях часто возникали споры, и тогда приходилось посылать за инспектором округа. Отец редко звал инспектора, он предпочитал уничтожать все, что казалось ему неправильным или сомнительным. Были люди, не одобрявшие его тщательности. Они говорили, что наш уровень Отступлений был бы куда ниже, если бы мой отец не устраивал столько уничтожений и не подавал сводки так часто. Но все же Вакнук хвалили за чистоту и веру.

Вакнук давно уже перестал быть фронтиром. Упорный труд принес свои плоды, и теперь наши животные и наши урожаи вызывали зависть даже на востоке. Милях в тридцати от нас был Дикий Край — пустынная засушливая местность, где вряд ли удалось бы получать урожаи без Отклонений от Нормы. Потом шел пояс шириной где десять, а где и двадцать миль, а за ним — таинственные Окраины, где ни на что нельзя положиться и где, по словам отца, «сам дьявол обходит свои владения и законы Господа забыты». Потом еще были Плохие Края, о них тоже ничего не знали. Почти никто из пожелавших их исследовать не вернулся назад, а вернувшиеся быстро умирали.

Да, о Плохих Краях мы просто ничего не знали, а вот Окраины доставляли нам много хлопот. То есть их жители… Ну, их называли людьми, только на самом деле они не люди, а сплошные Отступления, даже если внешне и похожи на людей. Они совершали набеги на цивилизованные поселения, крали зерно, животных, одежду, инструменты и оружие. А еще он иногда крали детей.

Небольшие, набеги бывали два-три раза в год, и никто не обращал на них особого внимания, кроме ограбленных, конечно Обычно семьям удавалось спастись, а потом все помогали им кто чем: деньгами, птицей, скотом. Но время шло, люди осваивали все новые земли, и Окраины сдвигались все дальше и дальше, так что их жителям оставалось все меньше места. Иногда им становилось совсем плохо, тогда они объединялись и нападали на наши поселения.

Когда мой отец был маленьким, матери пугали детей: «Вот придет старая Мэгги из Окраин, у нее четыре глаза, чтобы следить за тобой, и четыре уха, чтобы слышать тебя, и четыре руки, чтобы шлепать тебя». Еще одно страшилище волосатый Джек — «Вот позову его — унесет тебя, да в пещеру, они там все волосатые и хвостатые, на завтрак съедают маленького мальчика, а на ужин маленькую девочку». В мое время таких сказок боялись лишь малыши Но взрослые сознавали реальность угрозы и часто посылали петиции правительству в Риго.

Однако можно было и не слать просьбы о помощи. Никто не мог предвидеть, откуда последует нападение, потому и помощь направить заранее было трудно. Правительство слало лишь соболезнования да предлагало формировать собственную охрану. Хорошо им там, на востоке… Что до охраны, то у нас с детства все мужчины умели пользоваться любым оружием.

До Вакнука набеги еще ни разу не доходили, хотя иногда нашим мужчинам и приходилось бросать дела и мчаться на помощь за десяток миль. Такие перерывы в работе нам дорого обходились, да и беспокойство с каждым разом все усиливалось. Так ведь и до нас доберутся…

Но в основном мы жили тихо-мирно, в постоянном труде Двор у нас был большой, семья не мала и угодья тоже Отец, мать, две сестры, дядя Аксель, а еще служанки, доярки, их дети и мужья, работавшие на поле или со скотиной. В общем, каждый вечер больше двадцати человек садились за наш стол, а на молитвы шли и из ближайших домов, целыми семьями с детьми да женами.

Дядя Аксель был не совсем родным, когда-то он женился на сестре моей матери, Элизабет Он тогда был моряком, она уехала с ним в Риго и умерла, пока он был в плавании, а он вернулся оттуда покалеченным Мастер на все руки, только передвигался медленно из-за своей ноги. Отец позволил ему жить у нас.

Еще он был моим лучшим другом.

У матери было четыре сестры и двое братьев. Самая младшая сестра и братья были сводными всем остальным. Старшую сестру, Ханну, прогнал из дома ее муж, и больше ее никто никогда не видел. Потом по возрасту шла моя мать, Эмилия, потом Гарриет — у ее мужа была большая ферма в Кентаке, за пятнадцать миль от нас. Потом Элизабет, жена дяди Акселя. Куда делись тетя Лилиан и дядя Томас, я не знал, а вот дядя Энгус Мортон, сводный брат, матери, жил на ферме по соседству, и это раздражало моего отца, потому что они с Энгусом постоянно ругались и ссорились. Ну а дочь Энгуса — Розалинда — это моя двоюродная сестра.