Удивительный монгол - Джеймс Олдридж

Поэтому, когда ученые поехали без меня, чтобы посмотреть на дикий табун, я надеялся, что они не найдут его. И они его не нашли!

— Не повезло, — сказал мой брат Инж, когда они вернулись после двухдневных бесплодных поисков. — Наверное, старый вожак очень хитер.

Я ничего не сказал, но знал, что хитер-то был Tax. Кое-кто из профессоров стал сомневаться в том, что я рассказал им, это и рассердило и обрадовало меня одновременно. Но наши монгольские ученые не хотели отступать. Они при помощи вертолета перебросили четырех всадников (моего отца и моих дядей) через горы, а вторая группа вела поиски с нашей стороны. Двум группам было не так уж трудно согласовать свои действия и найти табун. Tax увел его в очень запутанное ущелье, где они прятались днем, а ночью спокойно выходили на склоны пастись. (А знаешь ли ты, что лошади, когда пасутся ночью, получают много воды, потому что трава вся мокрая от росы?)

Конечно, табун нашли. Мой брат Инж, когда все вернулись к юртам, рассказал мне, что профессора очень старались не спугнуть табун, наблюдали за ним осторожно.

— Там был один молодой жеребец, — рассказывал брат, — который пытался заставить табун бежать прямо на нас. Он, наверное, догадался, что это был единственный путь к спасению. Но остальные не хотели следовать за ним и носились взад и вперед. Лошади были очень напуганы, и профессора уехали, чтобы табун успокоился.

— А другие заметили его? Я имею в виду молодого жеребца, — спросил я Инжа.

— Если они понимают что-нибудь в лошадях, то заметили, — ответил брат.

Во всяком случае, теперь ученые знали, сколько в табуне жеребцов, кобыл и жеребят. Все были очень взволнованы. Было решено оставить у нас кого-нибудь, кто будет наблюдать за табуном или, вернее, следовать за ним, а мы будем помогать.

— Барьют, — сказал мне отец, — когда ты снова сможешь сесть в седло, твоей обязанностью будет сопровождать того, кого оставят с нами, и показывать ему самые удобные тропы в горах. И ты научишь его, как следить за табуном.

— Хорошо, отец, — ответил я.

Остался молодой монгольский зоолог по имени Грит, он только что окончил университет в Улан-Баторе.

Лето уже кончалось, когда я смог отправиться с ним в горы и показать ему, как прятаться и бесшумно ходить, как остерегаться ловушек и как спускаться на лошади вниз по склону. Я показал ему все, что умел. А он рассказал мне много научных фактов о диких лошадях. Вообще-то он знал о них, пожалуй, больше, чем я. Он рассказал мне их историю, историю всех лошадей во всем мире, рассказал и о нескольких диких лошадях, которые еще остались в различных зоопарках, и даже про случаи, когда дикий жеребец убивал домашнюю лошадь, если их держали вместе в одном помещении. Поэтому я надеюсь, что ваш заповедник для диких животных в Уэльсе достаточно просторен, а то Tax может, обидеть Мушку, твою маленькую лошадку.

Грит и я наблюдали за диким табуном осторожно, чтобы не спугнуть его. Но Таха я не показывал. Часто, когда Tax догадывался о нашем присутствии, он, покусывая и подталкивая, заставлял лошадей уходить, но его слушались, если старый вожак разрешал табуну верить острому глазу, чутким ушам и тонкому обонянию Таха. Во всем остальном старый вожак был полным хозяином и все еще мог поставить Таха на место с помощью других жеребцов.

Вот таким я оставил табун, чтобы снова вернуться в школу, и не буду рассказывать тебе о том, что происходило в мое отсутствие, а просто скажу, что, когда я снова вернулся на пастбище во время каникул, там уже было пять профессоров, и все готовились к поимке четырех лошадей: двух жеребцов и двух кобыл.

Когда мы встретились с моим другом зоологом Гритом, я был очень сердит на него и сказал: «Ты обещал, ты клялся мне, что вы ни одну лошадь не возьмете».

— Боюсь, что нам придется- это сделать, Барьют, — грустно сказал он.

— Почему? Зачем?

— Мы хотим попробовать завести еще несколько диких табунов.

— Но ты говорил, что ни одну лошадь вы, не отправите в зоопарк. Ты же мне рассказывал, что у всех диких лошадей, которые жили в зоопарках, менялся характер, они становились совсем другими. Зачем же тогда ловить наших диких лошадей и отправлять их в зоопарки?

— Мы не отправляем их в зоопарки, — пояснил Грит. Он очень спокойный и терпеливый человек, монгол, а никогда не ездил верхом, пока не оказался у нас. (Представляешь, его отец шахтер!) — Мы посылаем каждую лошадь в особое место, где условия похожи на здешние, в заповедники для диких животных. Один из жеребцов поедет в русский заповедник на Аральском море (на самом деле это огромное озеро). Одна кобыла поедет в заповедник в Германию, а другая в Прагу. Последний жеребец будет жить в Англии, там есть прекрасный заповедник в Уэльсе.

— Но это значит, что каждая из этих лошадей будет одинока…

— Только вначале. Позднее мы пришлем им диких товарищей. Сейчас мы просто хотим расселить нескольких лошадей в заповедниках, чтобы посмотреть, как они приживутся. Мы постараемся, чтобы они росли настоящими дикими лошадьми, а не как в зоопарке. Так что видишь, Барьют, мы делаем для них все, что можем.

— Но их дом здесь, — настаивал я. — А лошади любят жить там, где их страна. И наши лошади такие. Они не хотят расставаться с домом и поэтому не могут покинуть наши горы, они будут страдать и даже могут умереть.

— Может быть, — согласился Грит. — Но, с другой стороны, это поможет сохранить дикую лошадь.

Я знал, что Грит и профессора делали все для того, чтобы дикие лошади выжили, и поэтому, я больше не спорил. Единственное, чего я боялся, — как бы среди других жеребцов они не поймали Таха. Вообще-то я даже был уверен, что его не поймают, потому что он очень умный. Все это верно, но было еще одно обстоятельство, которое я не учел, оно и явилось в конечном счете причиной поимки Таха.

Способ, при помощи которого они собирались поймать четырех диких лошадей, состоял в том, чтобы загнать их в одно из узких ущелий и там усыпить пулями со снотворным. Сначала мой отец предложил, чтобы наши табунщики поймали этих лошадей ерком, как мы обычно ловим наших лошадей. Ёрк — это веревочная петля, прикрепленная к концу длинного шеста. Сидя верхом, догоняешь нужную лошадь и накидываешь ей петлю на шею. Этому мы учимся с раннего детства.

Но профессора все-таки считали, что пули со снотворным будут безопаснее, надежнее и быстрее и к тому же не очень напугают других лошадей. А чтобы загнать табун в тупик, понадобится около двадцати наших табунщиков.

Наконец мы отправились. Два моих дяди с ружьями, заряженными снотворными пулями, и с нами еще четыре профессора.

Мы знали, что дикий табун находился в небольшом ущелье, рядом с одной из самых длинных и широких долин. Это ущелье, просторное там, где оно сходилось с долиной, постепенно сужалось и заканчивалось высокой каменной стеной. Превосходная природная ловушка. Единственное, что требовалось от нас — преградить диким лошадям выход в долину, где они могут легко скрыться.

— Ты знаешь самый лучший путь в этих горах, — сказал мне отец. — Поэтому отправляйся с первой группой, Барьют. Но ты должен слушаться дядю Рэфа, понял?

— Понял, — ответил я.

— Попытайся помочь им, — добавил отец тихо, — не то они могут напугать табун или загнать его до изнеможения. Я думаю, наши табунщики как следует не понимают еще, какой вред можно принести, если сильно напугать табун.

— Я понял, отец, — сказал я. Но в этот момент я больше думал о Тахе, чем обо всем табуне.

— Им нужны самые лучшие молодые жеребцы и кобылы. Так что ты помоги выбрать.

Я не ответил: «Да, папа», потому что сердцем знал, что я никогда не стану ловить Таха.

В долину мы приехали ночью, и я надеялся, что дальше поедем лишь рано утром, чтобы застигнуть дикий табун врасплох, но Грит сказал, что мы подождем до полудня.

— В это время они как раз все будут отдыхать, — со своим всегдашним спокойствием пояснил он, — после того, как паслись всю ночь.

Мы ехали небольшими группами. Я ехал вместе с Гритом и дядей Рэфом, который должен был стрелять снотворными пулями по двум жеребцам. Другой мой дядя должен был выпустить свои пули по двум- молодым кобылам. Грит должен был указать дяде Рэфу, в каких жеребцов стрелять.

— А что будет, когда снотворная пуля попадет в лошадь? — спросил я Грита, когда мы ехали, по долине, направляясь к нужному нам ущелью. Я уже начал беспокоиться за Таха.

— Через несколько секунд лошадь упадет, — ответил Грит.

— А это больно?

— Нисколько.

— А что же делает пуля?

— Она усыпит лошадь примерно на два часа. Не волнуйся, Барьют. Мы же не собираемся принести вред тому, что мы хотим защитить и сохранить.

— Ладно, — согласился я неохотно. — Но мне это не нравится.

Из-за того, что мы двигались очень осторожно, нам пришлось добираться до ущелья довольно долго. В первой группе нас было десять, а остальные ехали на некотором расстоянии позади, чтобы выстроить своего рода заслон, загораживающий выход в долину. Но Tax уже или услышал, или учуял нас, и, когда мы увидели табун, дикие лошади уже уходили вверх по ущелью.