Милые кости - Элис Сиболд

Со временем мне захотелось большего. Как ни странно, меня охватило сильное желание познать то, чего я не испытала на Земле. Я жаждала повзрослеть.

— Когда люди живут, они становятся старше, — поделилась я с Фрэнни. — Мне охота жить.

— Исключено, — отрезала она.

— А можно хотя бы смотреть на живых? — спросила Холли.

— Вы и так на них смотрите, — был ответ.

— Ты не поняла, — вмешалась я. — Она имеет ввиду целую жизнь, с начала до конца, — интересно узнать, как там все складывается. Какие у них секреты.

Тогда мы хотя бы понарошку к ним приблизимся.

— Но сами ничего подобного не испытаете, — уточнила Фрэнни.

— Вот спасибо тебе, Умная Голова, — сказала я, но как-никак наши небесные сферы стали расширяться.

Школьное здание осталось на прежнем месте — точная копия гимназии «Фэрфакс», но, по крайней мере, от него в разные стороны дотянулись тропы.

— Ходите этими дорогами, — посоветовала Фрэнни, — и найдете то, что нужно. С тех пор мы с Холли уже не сидели на месте. В нашей небесной сфере обнаружилось кафе-мороженое, где в любой момент можно было заказать пломбир со свежей мятой и не выслушивать в ответ: «Сейчас не сезон». Более того, там выходила газета, которая частенько публиковала наши фотографии — ни дать ни взять, местные знаменитости. Нас окружали эффектные мужчины и красивые женщины, потому что мы обе увлекались модными журналами. Порой я замечала у Холли отсутствующее выражение лица, а иногда и вовсе не могла ее докричаться. Это происходило в тех случаях, когда она переносилась в собственную небесную сферу, отдельную от моей. В одиночестве я тосковала, но моя тоска была какой-то притуплённой, потому что в ту пору до меня уже дошло значение слова «никогда».

Самая большая моя мечта оставалась несбыточной: чтобы мистер Гарви подох, а я ожила. На небесах тоже бывает хреново. Но я пришла к выводу, что при желании и сосредоточенности смогу повлиять на жизнь тех, кого любила на Земле.

Девятого декабря, когда раздался телефонный звонок, трубку взял отец. Это было началом конца. Он сообщил полицейским мою группу крови и по их просьбе уточнил, что у меня довольно бледная кожа. Они спросили про особые приметы. Папа начал подробно описывать мое лицо, но все время сбивался. Детектив Фэнермен его не торопил — слишком жуткая весть ожидала нашу семью. Наконец он произнес:

— Мистер Сэлмон, мы нашли одну часть тела.

Отец разговаривал по телефону из кухни; на него накатил озноб с тошнотой. Как сообщить Абигайль?

— То есть у вас нет полной уверенности, что она погибла? — спросил он.

— Полной уверенности не бывает, — отозвался Лен Фэнермен.

Эту фразу отец передал маме:

— Полной уверенности не бывает.

Вот уже три вечера он не мог придумать, как подступиться к маме и что сказать. Раньше они не ведали общего горя. Время от времени кому-то одному бывало нелегко, но чтобы обоим сразу — такого еще не случалось: тот, кто оказывался сильнее, всегда подставлял плечо. И никогда прежде они не понимали в полной мере, что значит слово ужас.

— Полной уверенности не бывает, — повторяла мама, ухватившись за эту мысль, как и рассчитывал отец.

Мама была единственной, кто помнил наперечет все подвески на моем браслетике — откуда какая ко мне попала и чем понравилась. Она составила подробнейший список одежды, в которой я ушла из дому, и всего, что у меня было с собой. Мол, если какой-нибудь предмет обнаружится за многие мили от города, отдельно от всего прочего, это даст наводку местным полицейским.

А я, наблюдая, как мама перечисляет мои вещи, в том числе и самые любимые, испытывала то светлую печаль, то сожаление о напрасных надеждах, которые она возлагала на эту затею. Неужели случайный прохожий, найдя карандашную резинку с героями мультика или значок с портретом рок-звезды, сообщит об этом куда следует?

После звонка из полиции отец взял маму за руку, и они долго сидели на кровати, глядя перед собой. Мама молча перебирала в уме вещи из того списка, а отцу казалось, что перед ним разверзлась темная пропасть. Потом стал накрапывать дождь. У них на уме — я знала. — было одно и то же, но оба молчали. Думали: а вдруг я брожу где-то под дождем. Целая и невредимая. Ищу сухое и теплое место, чтобы спрятаться.

Кто уснул первым, они и сами не знали; от напряжения у них ломило все кости, дремота сморила обоих сразу, и проснулись они тоже вместе, с тягостным чувством вины. Ночью, когда холодало, дождь то прекращался, то начинался вновь и к утру сменился градом, который забарабанил по крыше и вмиг разбудил моих родителей.

Они не произнесли ни слова. Только переглянулись в тусклом свете ночника. Мама расплакалась, отец прижал ее к себе, стал вытирать ей слезы и бережно целовать в глаза.

Когда родители обнялись, я сразу отвела глаза. Окинула взглядом кукурузное поле, чтобы высмотреть какую-нибудь мелочь, которую поутру могли бы найти полицейские. Град пригнул кукурузные стебли и разогнал живность. Совсем неглубоко под землей прятались мои любимцы, гроза соседских грядок и цветников — дикие кролики, которые то и дело рисковали принести домой какую-нибудь отраву. Если такое случалось, то под землей, вдали от садоводов, посыпавших клумбы ядовитой химией, умирал, сбившись в кучку, целый кроличий выводок.

Утром десятого числа отец вылил в раковину бутылку виски. Линдси не поняла, зачем так делать.

— Иначе я все это выпью, — сказал он.

— А кто звонил? — спросила моя сестра.

— Не помню, чтобы кто-то звонил.

— Я же слышала, как ты расписывал улыбку Сюзи. Ты всегда так говоришь: «будто вспыхивают звездочки».

— Разве я такое говорил?

— Зачем ты прикидываешься? Это ведь из полиции звонили, верно?

— Сказать тебе правду?

— Скажи, — потребовала Линдси.

— Нашли какую-то часть тела. Не исключено, что она принадлежала Сюзи.

Это было как удар подвздох.

— Но полной уверенности не бывает, — выдавил отец.

Линдси опустилась на кухонный стул.

— Меня тошнит.

— Тебе плохо, малышка?

— Папа, договаривай до конца. Что за часть тела?

Пусть уж меня сразу вырвет.

Отец вынул из шкафа металлический тазик для теста, поставил его на стол, придвинул поближе к Линдси и только после этого сел рядом с ней.

— Ну, — поторопила она, — говори.

— Рука, от локтя до кисти. Собака Гилбертов раскопала.

Папа накрыл ее ладонь своей, и тут у Линдси хлынула рвота — прямо в блестящий серебристый тазик.

За утро погода прояснилась; кукурузное поле неподалеку от нашего дома обнесли красно-белым ленточным ограждением, и полицейские начали прочесывать местность. Земля разбухла; под ногами чавкало от дождя, слякоти, града и снега, и все же в одном месте остались явственные следы от работы лопатой. Там и начали копать.

Кое-где, как впоследствии показала экспертиза, концентрация моей крови была довольно высока, но сейчас никто не мог этого знать: сыщики, постепенно теряя надежду, долго перекапывали холодную, мокрую землю в поисках трупа.

На почтительном расстоянии от ленточного ограждения, у края спортивной площадки, топталась горстка встревоженных соседей: у них на глазах люди в теплых синих куртках осторожно разгребали почву лопатами и граблями, будто медицинскими инструментами.

Мои родители остались дома. Линдси не выходила из своей комнаты. Бакли на пару дней забрала к себе семья его приятеля Нейта — в последнее время моего братишку все чаще отправляли туда поиграть. Ему сказали, что я в гостях у Клариссы.

Мне-то было известно, где находится мое тело, но подать знак я не могла. Оставалось только следить за происходящим и ждать вместе со всеми. Гром грянул ближе к вечеру — один из полицейских, вскинув над головой грязную, сжатую в кулак руку, выкрикнул:

— Сюда! — И остальные бросились к нему.

К тому времени соседи разошлись по домам — все, кроме миссис Стэд. Полицейские посовещались между собой, и от их темного кружка отделился детектив Фэнермен.

— Миссис Стэд! — окликнул он из-за ограждения.

— Я здесь.

— У вас есть дети школьного возраста?

— Есть.

— Подойдите, пожалуйста.

Один из молодых офицеров приподнял красно-белую ленту и, поддерживая миссис Стэд под руку, повел ее по буграм и рытвинам туда, где стояли люди в темном.

— Миссис Стэд, что вы об этом скажете? — спросил Лен Фэнермен, показывая ей книжку «Убить пересмешника», дешевое карманное издание. — Это проходят у нас в школе или нет?

— Да. — Ее побелевшие губы только и смогли выдавить одно короткое слово.

— Не припомните ли, в каком классе… — начал детектив.

— В девятом, — сказала она, глядя в его синевато-серые глаза. — Где училась Сюзи.

Врач-психотерапевт, миссис Стэд умела выслушивать плохие вести и всегда учила своих пациентов здраво рассуждать о житейских бедах, но теперь сама бессильно повисла на руке молодого офицера. Я чувствовала, как она клянет себя за то, что не ушла вместе с остальными: сидела бы сейчас дома с мужем или гуляла с сыном.