Хроноагент - Владимир Добряков

Вот сволочи! Это же надо, сунуть меня в сорок первый год, а таких вещей не предусмотреть… Вспомнил!

— Да что вы, Иван Дмитриевич! Мы с Сергеем еще вчера, когда документы сдавали, подумали, что это — вы. Только… — я не знаю, что сказать дальше, и умолкаю.

Подполковник добреет и понимающе кивает головой.

— Только не поняли, что это вдруг Батя в штабе оказался а не полком командует? Так ведь?

— Так…

— Отлетался я, Андрей. Ты думаешь, я бы отдал вас с Сергеем Лосеву? Черта с два! Я бы вас к себе забрал. Но отлетался Иван Дмитриевич. Левую ногу я в Испании оставил, Андрей.

— Вон оно как! — У меня вытягивается лицо, на этот раз вполне искренне.

— Да, вот так. Пятерых я там на землю спустил, а шестой мне — пулю в колено.

Подполковник замолкает ненадолго, смотрит на меня и тихо говорит:

— Противник он серьезный, Андрей. Скоро и вы с ним силами тягаться будете,

— И как скоро?

— Не знаю, Андрей, не знаю. Знаю только, что времени у нас в обрез. Потому и торопимся. Не хватает времени всех летчиков на новые машины пересадить да боевой опыт им передать. Потому вашу дивизию и формируем. Вы и технику быстрее освоите, и воевать будете грамотно. Пыль от них полетит. Бояться вас будут, как черт ладана. Верно я говорю?

— Верно, Батя.

— Но и вам достанется. Не хотел бы я быть на вашем месте… Вру, не верь! Завидую вам. Ну, иди. У меня еще народу — полная приемная… Ты что-то сказать хочешь?

— Товарищ подполковник, если можно, то Николаева определите тоже в 129-й.

— А как же иначе? Неужели я боевых друзей разлучу? Ну, иди… Назовешь дежурному номер полка, он тебе скажет, куда и когда прибыть.

Через час мы с Сергеем идем по улице Горького. Сергей не перестает восхищаться:

— Это же надо! У самого Лосева служить будем! Он на Халхин-Голе чудеса творил… Ай да Батя, ай да молодец!

А я его почти не слушаю, только киваю и отвечаю односложно. Мне страшно интересно посмотреть на Москву сорок первого года. Она так непохожа на ту Москву, которую я в общем-то неплохо знаю. По улицам проезжают редкие автомобили: “эмки”, “ЗиСы” и еще какие-то, катят непривычно формы троллейбусы и автобусы.

А люди! Очень много мужчин в военной и полувоенной форме. Остальные преимущественно — в “толстовках”. Еще штрих: невзирая на теплую погоду, не видно людей с непокрытой головой, все в кепках, шляпах, фуражках, только мы с Сергеем в синих пилотках. И хотя военных на улице много, мы с Сергеем заметно выделяемся. Еще бы, два молодых офицера, или, как тогда говорили, командира, летчики, да еще при орденах! Замечаю, что многие женщины, особенно молодые, смотрят нам вслед.

Кстати, о девушках. Я, конечно, не сильный знаток истории моды, но меня не оставляет впечатление какого-то несоответствия. По моим представлениям, одевались они в это время как-то по-другому. Во всяком случае, плечи голые не торчали, юбки, по-моему, были подлиннее, а каблучки пониже… Впрочем, откуда у меня такие представления? Из довоенных фильмов? А что я из них видел? “Волга-Волга”, “Светлый путь”, “Свинарка и пастух” да “Трактористы”. Так ведь это фильмы-то все о сельской да производственной жизни. И снимались-то они не в сороковом — сорок первом, а гораздо раньше. За это время мода, особенно женская, могла сильно измениться.

Мы выходим к Пушкинской площади. Здесь в мое время будет “Россия”, а сейчас… Стоп! А это что за лошадь? Вместо памятника Пушкину я вижу какого-то витязя на коне. Батюшки-светы! Это же Юрий Долгорукий!

Какого черта! Нет, и площадь-то это Пушкинская, я это точно знаю.

В растерянности я озираюсь по сторонам. Мы идем дальше и через несколько сот метров я вижу наконец и Александра Сергеевича. Вот оно что! Видимо, их после войны поменяли местами, а я об этом ничего не знал.

Хотя стоп! Насколько я помню, Юрия Долгорукого увековечили к 800-летию Москвы. До войны его просто не было! Что-то здесь не то… Что-то с памятью моей стало…

Да бог с ними, и с Долгоруким, и с Пушкиным! Я прислушиваюсь к тому, что говорит Сергей, и на ходу врубаюсь.

— Знаешь, как-то неудобно. Я там никого не знаю в этой компании, и меня никто не знает. Будут думать: приперся леший знает кто…

— Во-первых, не леший знает кто, а мой товарищ. Во-вторых, сам знаешь, после второй рюмки все становятся своими. А тем более что компания простецкая: все ребята и девчонки с моего двора. Командиры, студенты… Один только — важная шишка, начинающий дипломат. Посидим, пообщаемся выпьем понемногу. Именно понемногу. Что ты будешь один делать? Пойдешь в ресторан и опять же напьешься. Кстати, Батя мне наказал, чтобы я тебя проконтролировал в этом плане. Так что никаких разговоров!

— Ладно, уговорил, веди меня в свою компанию.

— Ну и прекрасно, договорились. Значит, в пять вечера я тебя жду в вестибюле гостиницы. Не заставляй меня подниматься.

Глава 3

Самый охмуреж идет! Под сладкий лепет мандолины.

Компания действительно подобралась неплохая. Еще не разлили по второй, а я уже стал здесь своим человеком. Этому способствовали как популярность Сергея, так и наша с ним боевая слава.

Всего вместе с нами собралось шестнадцать человек: десять парней и шесть девушек. Среди мужчин преобладала военная форма. Два танкиста, артиллерист, моряк и два пехотинца. Все, кроме нас с Сергеем и танкиста, лейтенанты. Важная шишка, дипломат, оказался простецким мужиком. Зато другой штатский — журналист, писатель и поэт держался с достоинством на уровне пресс-атташе великой державы. Правда, после первой же рюмки его спесь как рукой сняло.

Общий разговор постепенно перешел на тему близкой воины. Правда, эту близость все понимали по-своему. Дипломат авторитетно заявил, что Германия к войне не готова, что руки у нее связаны договором и Гитлер не такой безумец, что бы затевать войну на два фронта. Словом, он повторил те самые доводы, которые в это время убаюкивали товарища Сталина и его окружение. Впрочем, многие здесь были того же мнения.

Мы с Сергеем переглянулись, и он сказал вполголоса:

“Дай-то бог. Дай-то бог до осени дожить спокойно”.

На это капитан-танкист ответил, что осенью войну начинает только сумашедший и, таким образом, вытекает, что войны раньше будущей весны не предвидится.

Одна из девушек сказала, что против Польши немцы начали войну именно осенью. Саша-артиллерист на это небрежно заметил: “Мы — не Польша”. Его опять поддержали. Я заметил, что только Виктор — моряк — отнесся сочувственно к словам Сергея. Дискуссия продолжалась.

Они спорят, а я сижу и прикидываю: кто из них доживет до нашего времени? Они сейчас спорят и не подозревают, что мирной жизни им осталось всего ничего, ровно семь недель. С другой стороны, как легко они об этом рассуждают! Хотя, конечно, откуда им сейчас знать, как она начнется, эта война! Какого напряжения и каких жертв она потребует! Они по наивности полагают, что это будет еще один Халхин-Гол. А скажи им, что через два месяца немцы будут в Минске, а через полгода — у ворот Москвы, что будет блокирован Ленинград, что фашисты дойдут до Волги… Не поверят! И правильно сделают.