Возвращение в Терпилов - Михаил Борисович Поляков
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Глава третья. Три портрета. Предчувствие
C делами я разобрался быстро. Шаховской, мой редактор, как и ожидалось, не задал никаких вопросов по поводу моей отлучки. Но когда я, оставив заявление, выходил из его кабинета, окликнул меня и показал три пальца. Мне не надо было этого напоминания, проклятая цифра и без того сидела на подкорке так, словно её выдолбили долотом. Остаток дня я улаживал все дела со счетами и документами, чтобы ничто не отрывало от работы в Терпилове, а заодно позаботился о том, чтобы придать веса нашей с Колей легенде. Для этого позвонил в районную газету, где редакторствовал один старый приятель и попросил подтвердить мою новую личность в случае, если к нему обратятся с вопросами. На сборы ушло пять минут: в кожаный походный рюкзак отправились айпэд с зарядкой, две пары джинсов, три свитера, и выходной костюм на случай какой‑нибудь официальной надобности.
Через двадцать минут я топтался в очереди к билетной кассе на занесённом мокрым снегом перроне Ленинградского вокзала. Место в электричке мне попалось плохое, у самого входа. Через разбитое в тамбуре стекло в вагон со свистом рвался упругий ледяной ветер, внося с собой сухую порошу, которая обжигала лицо, как иглами колола шею, и норовила пробраться за воротник. Дыхание сотни пассажиров наполняло пространство молочным паром, который плотными клубами двигался под потолком, но воздух не нагревало, и стужа в вагоне стояла уличная. Вдобавок не повезло и с попутчиками. На ободранной сидушке по соседству со мной устроились двое забулдыг, уже успевших в честь пятницы принять на грудь. Всю дорогу они громко спорили, дыша перегаром и энергично размахивая своими багровыми ручищами. Я не мог даже пересесть – в вечерней электричке было тесно как в банке шпрот. Поближе придвинувшись к окну, я поднял воротник пуховика и достал из сумки папку, полученную от Ястребцова. Первыми в ней лежали материалы из дела судьи. На фотографию с места убийства нельзя было взглянуть без отвращения. Обухов, невысокий лысый толстяк, лежал на синем кафельном полу в ванной, скрючившись в позе эмбриона, как будто и теперь, после смерти, защищаясь от ударов неведомого убийцы. Его руки были переломаны, шея неестественно закинута, распухшие от побоев ноги напоминали две колонны. Судя по материалам дела, судья халатно относился к собственной безопасности. Его огромный, выстроенный в классическом стиле особняк с колонным фасадом и мраморной лестницей перед входом, охраняли всего двое охранников. В момент нападения один из них спал, а другой решал сканворд, только изредка поглядывая на мониторы системы наблюдения. Ничего подозрительного он не видел и не слышал. Правда, во время ночного обхода территории ненароком заметил на снегу чьи‑то следы, но принял их за отпечатки ног напарника, и не только не вызвал полицию, но даже не сделал пометки в журнале дежурства. Записи с камер наблюдения, установленных вдоль забора, окружавшего виллу, также оказались бесполезны для следствия. Одни из них были давно неисправны, а в поле зрения других имелось множество слепых зон. Этим и воспользовались убийцы. Отогнув две массивные деревянные доски в заборе, они пробрались на задний двор виллы, невидимый из помещения охраны. Затем, неслышно вырезав стекло на первом этаже, проникли и в сам дом. Несмотря на поздний час, Обухов не спал и, вероятно, ждал гостей. Он был полностью одет, а на маленьком резном столике в гостиной стояли два бокала, бутылка дорогого виски и кое‑какая закуска на две персоны. Скорее всего именно тот, кто назначил чиновнику эту уединённую ночную встречу, и подослал убийц… Но кто это был? Тут следователи терялись в догадках. Ни изучение логов телефонных звонков, ни анализ личной переписки убитого ничего не дали. В день гибели Обухов вообще не пользовался мобильным телефоном, а по служебной связи ему не звонили. Секретарша судьи, Аронова, сообщила только, что в последнее время шеф находился в приподнятом настроении, часто шутил, и даже как‑то пообещал ей прибавку к зарплате. Последнее обстоятельство девушку сильно удивило – начальник был скуповат. В остальном же не было ничего необычного – никаких особенных поручений Обухов в последнее время не давал, не замечала у него Аронова и каких‑либо странных посетителей. Иных зацепок в деле не было. На безрыбье следователи рассматривали даже вариант участия в убийстве охранников, но оба они были уже пожилыми людьми, оба всю жизнь прослужили в милиции и хорошо зарекомендовали себя, оба лояльно относились к своему сановному шефу, и никогда не имели с ним конфликтов…
Обстоятельства убийства Пахомова оказались гораздо интереснее. Угрюмое жилище отставного олигарха, подробно запечатлённое на фотографиях, напоминало средневековый замок. И это было не обычное у новых русских вульгарное строение с декоративными башенками, пластиковым сайдингом под камень и медным флюгером на конусообразной крыше. Нет, Пахомов заказал заморскому архитектору настоящую крепость, из тех, что возводили в старину с утилитарной целью – для защиты от свирепых врагов, подкатывавших к стенам катапульты и тяжёлые осадные орудия. Толстые стены из крупного камня, узкие проёмы окон, защищённые коваными решётками, массивные дубовые двери, обитые толстым железом… Декоративных элементов, говорящих о желании хозяина украсить жилище, я заметил мало – наличники на окнах кое‑где расписаны французскими геральдическими лилиями, да на стенах то тут, то там виднелись декоративные выемки с головами львов, испускавшими из оскаленных пастей фонтанчики воды. Во дворе, таком же угрюмом и неприветливом как само здание – с редкими корявыми деревьями и грубо проложенными дорожками, обнаружились несколько каменных, в тон дому, скамеек, такая же беседка, а возле неё – три скульптуры, изображавшие неких средневековых дев, молитвенно сложивших руки у груди и скорбно глядящих в небо. Статуи находились в плачевном состоянии – они потрескались и почернели от времени, а одна к тому же опасно клонились набок. Очевидно, хозяин не придавал им особого значения и не ухаживал за ними. Я предположил, что Пахомов заказал заморскому архитектору отнюдь не волшебный замок, навеянный детскими сказками, а просто серьёзный, крепкий дом, призванный защитить будущего владельца от некой конкретной, хорошо известной ему опасности. А уж дотошный итальянец сам, из любви к искусству, добавил к запланированной примитивной каменной коробке кое‑какие украшения. Дальше в папке обнаружились скреплённые степлером фотографии убитого. Огромное, почти двухметровое тело Пахомова было распластано на персидском ковре в углу огромного кабинета, обставленного с восточной роскошью. Вокруг трупа
