Сторож сестре моей. Книга 1 - Ширли Лорд

Она с возмущением ринулась к малому залу заседаний членов правления, где, как сказала Бобби, ее секретарша, должно состояться закрытое совещание. Бобби выведывала для нее информацию с того самого дня, как Марлен поступила на работу в компанию, сразу после кончины Леонарда, ее мужа, младшего брата Бенедикта, председателя правления.

— Какой сюрприз, тетя Map. Я думал, ты все еще в Денвере, присуждаешь ежегодные Серебряные кубки.

Тон Кика Тауэрса красноречиво свидетельствовал, что появление Марлен явилось отнюдь не приятным сюрпризом. Он потер рукой загорелое лицо, словно стараясь подавить зевоту.

С облегчением Марлен убедилась, что ее дочери Зои нет на совещании. Было и так достаточно скверно, что приходилось мириться с двуличием внучатого племянника Кика, но недавно она начала подозревать, что Зоя оказалась ядовитой гадюкой, пригретой на груди. Младшее поколение полагало, что знает ответы на все вопросы, но им не хватало стержня.

— О, нет, нет, нет, Кик, я предупреждала их еще в марте, что не смогу остаться на празднество Серебряных кубков, хотя там готовится нечто потрясающее. Четыре девушки произвели сенсацию, так что…

— Тысяча новых покупателей, — спокойно перебил Кик. — Что ж, будем надеяться, они покажут себя за прилавком. Денверские показатели последнее время были неважными. Однако прошу нас извинить, тетя Map, мы тут пытаемся разрешить кое-какие финансовые проблемы.

Марлен обежала взглядом стол. Ее внучатая племянница, сестра Кика Фиона, сидела с каменным лицом между двумя старшими финансистами, Крэкстером и Фроммом. Бедняжка Фиона, когда она не улыбалась, самые неприятные фамильные черты Тауэрсов проявлялись на ее лице.

— Боже, Кик, я думала это… здесь… совещание созвано, чтобы подвести черту под программой юбилея. Я рассудила, что всякое лыко в строку… — Голос Марлен сошел на нет, когда она рассмотрела на столе подле Кика нечто, весьма напоминавшее длинное письмо со словом, которое она моментально прочла, даже вверх ногами. Наташа — глубоко запечатлевшиеся в памяти зигзагообразные каракули — это слово она узнала бы где угодно! Ее сердце колотилось. Все безмолвно смотрели на Марлен, ожидая, когда она уйдет. Что происходит?

Ей хотелось проклясть их всех, в полный голос бросить оскорбления, выкрикнуть свои подозрения по поводу благоухания, разливавшегося в воздухе на сорок втором этаже, но вместо этого она позволила Кику проводить себя в вестибюль в сторону лифта.

— Тебе нравится, как пахнет? Луиза не уверена, что это то, что надо. У тебя такое великолепное чутье — мы дожидались понедельника, когда Риллз должен представить другой вариант, а потом уже хотели показать тебе, но тебя, как всегда, трудно удивить, не правда ли, тетя Марли?

Теплота, прозвучавшая в его голосе, и то, как он назвал ее — именем, каким звал ее в детстве, — заставили ее зардеться. Итак, по крайней мере Кик осознает, сколь ценной может оказаться ее помощь.

— Ну, немного я все же удивилась, Кик. Тут собрано несколько необычных цветочных ароматизаторов… непривычный нерезкий оттенок, насчет которого я не уверена, но, конечно, откуда мне знать, не попробовав запах на запястье? Речь ведь идет не о сухих духах, нет?

Ей хотелось выступить с глубокомысленным утверждением, но, к своему стыду, она поняла, что слова ее прозвучали слабенько, просто глупо. Деликатно жужжа, подошел лифт, и Кик нежно поцеловал ее.

— Решительно нет. Давай поговорим с Риллзом в понедельник. Восемь тридцать — не слишком рано для тебя? В связи с тем что до события осталось меньше двух недель, нам предстоит чертовски много потрудиться.

— Разумеется, восемь тридцать — отлично. Ты ведь знаешь, Кик, я всегда прихожу в офис к восьми.

Они все знали об этом. У нее не было никого, с кем бы она делила постель, и ничего, что удерживало бы ее дома. За исключением предстоящего обеда с Луизой, которого она ждала с огромным нетерпением, и партии в бридж, грядущий уик-энд маячил впереди как наихудшее из наказаний.

Отрадное чувство, что ее высоко ценят, ласкало самолюбие до той минуты, пока она не достигла дверей собственного офиса. Потом ее одна за другой осенили две мысли.

«Этот ребенок способен заворожить даже армию, так что она сложит оружие, — говорил о Кике ее муж Леонард. — Он самый верный сын своего отца, какого мне когда-либо доводилось встречать». Марлен была полностью заворожена «верным сыном», настолько, что даже не заметила, как ее удалили с совещания и посадили в лифт. Она вспомнила о документе с изломанными линиями имени Наташа в логотипе фирменного бланка на столе в зале заседаний правления и почувствовала дурноту. Если бы Луиза находилась в офисе, она тотчас же отправилась бы к ней, но, конечно, та, как обычно в пятницу днем, играла в клубе в бридж.

Должна ли она вечером завести об этом разговор с Луизой? Существует же какое-то разумное объяснение, возможно, какой-нибудь мелкий промышленный шпионаж, скажем, по поводу формулы помады или чего-нибудь в этом духе. Всегда найдутся вероломные люди, желающие добыть побольше денег. С этой проблемой приходилось сталкиваться всем компаниям, хотя и не в той степени, как прежде, когда «Ревлон» и «Лаудер» размещались в одном здании — Главной Обители Ароматов, как его тогда называли.

Марлен попыталась работать, но не могла сосредоточиться. В пять часов она отправилась домой. Виола тихонько напевала на кухне, что являлось хорошим признаком. Марлен предпочитала лично удостовериться, нежели спрашивать, все ли в порядке, и увидела собственными глазами, что холодная лососина приготовлена великолепно в «Базаре у Грейс».

Луиза должна была приехать на тридцать минут раньше остальных. Марлен хотела спросить Луизу, может ли та что-нибудь, ну хоть что-нибудь, сделать, чтобы превратить юбилей в величайшее событие года, если не десятилетия. Сумеет ли она рассказать Луизе о том, что видела? Марлен знала, что это будет гораздо труднее, когда они окажутся лицом к лицу. Огромные, темные глаза Луизы, затянутые паузы, которые невестка любила вставлять в разговор, все еще подавляли ее, несмотря на дорогостоящие сеансы с психотерапевтом и гипнотизером.

Принимая душ, Марлен обдумывала, как начать разговор о письме Наташи, но ничего путного в голову не приходило. Дело не только в том, что Наташа являлась главным конкурентом. Между компаниями существовала такая упорная вражда, что порой она с трудом вспоминала, что Луиза и Наташа — были родные сестры. Она сообразила, что мысленно выразилась «были родные сестры», как будто они, словно супружеская чета, развелись или аннулировали родство. Марлен принадлежала к числу тех немногих, кто помнил то время, когда они и любили и поддерживали друг друга, как и подобало настоящим сестрам, кто знал, как Наташу вызволяли из Праги, как они работали вместе на благо компании «Луиза Тауэрс». Она также была одной из очень и очень немногих, кто знал, что между ними произошло.