Сказание о страннике - Дэвид Билсборо

Уже готовый направить третью волну гвардии, Артурус остановился — что-то пошло не так. Он не слышал яростных взрывов метательных снарядов, рева уничтожающего пламени, предсмертных криков — никакого намека на учиненную рогром кровавую бойню. Выглядело так, будто его воины одержали победу...

Артурус ничего не мог рассмотреть через стену дыма, окружающую сорванную дверь. Судя по звукам, его отряды продвигались вперед, кого-то преследуя.

Пот струился по телу, а натруженное сердце отбивало ритм, подобно боевому барабану. Что там происходит?

Кровавый Нос чуть не подпрыгнул от радости, услышав голос начальника личной стражи Гвилча, перекрывающий грохот:

— Предводитель, он мертв!

Мир снова спасен. Артурус уверенно шагнул в завесу дыма — теперь настал его черед войти в зал Дроглира.

К удивлению предводителя пеладанов, никто из его людей не погиб. Казалось, в зале вообще не было врагов: ни темных рыцарей, ни некромантов — даже ужасных демонов, изображаемых повсюду на витражах, здесь не оказалось. Последнее вместилище зла Вагенфьордской Утробы Дроглир неподвижно лежал на вершине зиккурата — распростертый и поверженный. Сердце его пронзил длинный меч.

Сеятель Зла? Неужели это возможно?

Но тут его внимание привлек шум справа: Элита кого-то преследовала. Стоя рядом с Помазанниками, не понимающими, что делать дальше, Кровавый Нос всматривался в происходящее. Он понял, что его воины, неразумно побросав большую часть оружия, гнались за какой-то фигурой, вскоре растворившейся во тьме дальнего конца зала. Воины слишком поздно спохватились, и теперь им оставалось лишь вопить от ярости и досады.

Через минуту Гвилч решительно приблизился к предводителю, его раскрасневшееся лицо пылало негодованием.

— Мой господин! Похоже, рогр Скейсур ускользнул от нас. Но смотрите, Дроглир мертв.

Кровавый Нос не находил слов. Он едва мог поверить в свою удачу.

— Спасибо, мой друг, — наконец смог ответить Артурус и повернулся к зиккурату — Ты уверен, что монстр мертв?

— Абсолютно, господин, — ответил Гвилч, — я лично поднялся и проверил.

— Хорошая работа, — кивнул Артурус, — теперь дело за мной.

Он вытащил Священный Меч и начал подниматься.

— Слушай, — добавил Кровавый Нос, подумав, — ты можешь пойти первым, если желаешь.

Предводитель пеладанов продолжил подъем, а Гвилч последовал за ним. Чем выше они поднимались, тем сильнее становилась уверенность, что чудовище, как и клялся начальник охраны, мертво. Когда Артурус осторожно шагнул на самую верхнюю ступеньку зиккурата и внимательным взглядом окинул безжизненную фигуру рогра, лежащую неподвижно на холодном камне, он осознал, что бояться больше нечего.

— Дроглир мертв!

Артурус наслаждался звучанием этих слов, которые он и многие поколения его предков так долго и страстно мечтали произнести, но даже верить не смели в возможность подобного. И все же, наряду с облегчением, увенчавшим годы напряженных тренировок и нескончаемых бедствий, он почувствовал укол разочарования. Какая-то горечь пустила корни в его сердце, пробиваясь через нахлынувшее ликование и омрачая столь долгожданную победу. Ведь именно ему надлежало уничтожить источник всех бедствий, избавить мир от заразы и навсегда отвратить кошмарное будущее. Именно его, Героя, должны были увековечить в песнях скальды и акины.

Враг умерщвлен, однако победа вырвана из его рук. Кто воткнул меч в сердце Дроглира, Артурус не знал, да и не хотел сейчас знать. Словно меч всадили в сердце ему самому.

Крепко сжав рукоять, Кровавый Нос выдернул из мертвого тела чуждый клинок и швырнул вниз всей силой натренированных рук. Те из нападавших, что не погнались за Скейсуром — в основном молодые воины, мальчишки, занятые сейчас игрой в салки, — вздрогнули, когда отброшенный меч пронзительно зазвенел, коснувшись отшлифованного мрамора, и откатился в темный угол огромного зала.

Теперь можно было начинать разгром Утробы Вагенфьорда. Все находки, вне зависимости от их ценности, надлежало уничтожать. Любую статую или идола следовало свалить с постамента и стереть в порошок. Все изображения и знамёна — сжечь. Все книги, фолианты, свитки, любые записи, касающиеся владения темным искусством, подлежали изничтожению. Всю землю надо было очистить от зла, стереть даже малейшее напоминание о влиянии Дроглира на этом погруженном во мрак острове.

По крайней мере, так говорили.

Среди всеобщей суматохи никто не заметил, как слабая старческая рука нырнула в темную нишу, вытащила оттуда клинок, убивший рогра, и спокойно убрала его под одежду.

Разрушение Вагенфьорда хоть и было последовательным, все же проводилось в спешке. Живые создания, обитавшие в логове рогра, погибли во время осады; почти всё внутри и вокруг оказалось либо уничтожено, либо сметено. Победители желали разрушить место до основания. Сама крепость не пострадала; вырезанная в скале, она осталась целой и невредимой, несмотря на все расчеты пеладанов. Даже ревностные попытки наиболее искусных механиков не смогли пробить в ней брешь. Как можно разрушить ее до основания, если основанием служили корни земли?

Независимо от величины припасов, долго продержаться на далёком ледяном острове пеладанам не удалось бы. Им пришлось довольствоваться разрушением и присвоением того, что попало в руки, и оставить эти пустынные чертоги как напоминание потомкам о славной битве.

Многие брюзжали, что поиски не были достаточно тщательными, что там наверняка есть еще множество тайников с сокровищами. Другие же боялись вызвать новое зло, невзначай потревожив его, поэтому крепость была завалена и передана под охрану воинов Охайна, чьи земли лежали всего в нескольких днях морского пути.

По прошествии времени, как часто случается, первоначальные задачи были забыты, и даже часовые уплыли с острова. Утроба Вагенфьорда стала лишь названием, символом вместилища зла, что находится на безопасном расстоянии где-то далеко-далеко на севере. Незримая глазу и уму, крепость превратилась в присловье — пугать маленьких детей.

Невзирая на строгий, под страхом смертной казни, запрет использовать что бы то ни было с острова Мелхас, большинство пеладанов не спешили уничтожить попавшее в руки добро — ведь побежденный рогр им задолжал. Освященное веками правило войны гласило: завоеватель имеет право на разграбление. В результате множество безобидных сувениров нашли место на каминных полках или собирали пыль, украшая стены гостиных в домах вернувшихся ветеранов. Многие вещи со временем были потеряны, разбиты или выброшены, и лишь незначительное количество в итоге попало на рынки юга как реликвии успешной военной кампании. Они стали выгодным источником дохода для тех вояк, что умели торговаться.