Боевые псы не пляшут - Перес-Реверте Артуро

Но Дидо, говорю же, была самка до мозга костей. И приняла наши комплименты как должное, глазом не моргнув.

– Это все вы вдвоем намереваетесь проделать? – спросила она уверенно, учтиво и весело.

– Надо будет – на подмогу ребят позовем, – ответил Тео, который за словом в карман не лез – вероятно, за отсутствием оных.

Мимолетный взгляд, которым окинула нас Дидо, был исполнен такого пренебрежения, словно она смотрела на кучку дерьма, только что наваленную кошкой – и к тому же шелудивой.

– Ну да, я так и подумала, – сказала она. – Сами, боюсь, не справитесь. Говорить-то вы все мастера, а как до дела дойдет…

Мы потеряли дар речи, а она удалилась со своей филиппинкой. С величавостью богини помахивая хвостом.

Я размышлял об этом, покуда бежал по набережной. Размышлял об этих двоих – о Дидо и Тео и о том, какая незавидная роль выпала мне в этом треугольнике. После того, первого раза, мы с Тео бродили вокруг ее дома – особняк за оградой, садовники, три автомобиля у ворот. Поначалу Дидо не баловала нас появлениями: выходила к решетке в строго отведенное время, играла с мячиком, будто нас и не было. Но однажды выбралась наружу, воспользовавшись тем, что посыльный из магазина принес какие-то пакеты. Мы с Тео улеглись под деревом на другой стороне улицы, а Дидо медленно направилась к нам. Нимало не смущаясь.

– Хотелось бы выпить чего-нибудь, – сказала она.

– Чего, например? – осведомился Тео.

Она с полным спокойствием оглядела нас.

– Удивите меня.

– И сильно удивить?

– Там видно будет.

Тут мы, само собой, повели ее к Водопою. И это сильно повысило наш престиж среди тамошней братии. При виде золотисто-рыжей ирландки Агилюльфо навострил уши и принялся цитировать какого-то Данте про какую-то Беатриче, меж тем как Марго сверху донизу оглядывала гостью с тем кислым видом, какой умеет напустить на себя только сука, когда она разбирает по косточкам стати другой суки.

– И чем же тебя угостить, красотка?

– Тем же, чем и этих двоих.

Марго окинула нас критическим оком.

– И откуда только вы, ребята, вытащили эту Барби?

– По правде говоря, это она нас вытащила.

С важным видом подошел Фидо – немецкий овчар, служащий в полицейском участке. Парень неплохой, но малость твердолобый. И не так чтоб уж кристально честный. В случае надобности ничего не стоило подкупить его – то костью от хамона, то дешевой конфеткой, уворованной у зазевавшегося ребятенка. В общем, он придерживался принципа «Живи и давай жить другим».

– Ты что – не местная?

– Это бросается в глаза, – ответила Дидо, оторвавшись на миг от желоба.

– Ну-ка, ну-ка, дай-ка взглянуть… – и он осмотрел ее ошейник, убедившись, что все в порядке. Привита и от бешенства, и от всего прочего. Указаны даже ее кличка и адрес.

– Если решишь посадить ее, меня кинь в ту же камеру, – сказал Тео.

– И меня, – добавил я.

Фидо глядел растерянно, не зная, то ли разозлиться, то ли принять за шутку. Я же сказал, что, как и положено полицейскому, он был не очень смекалист. Но службу понимал не хуже Рин-Тин-Тина[3]. В задумчивости он почесал морду.

– Негоже приличной барышне разгуливать в такой час в таком квартале.

– Спокойно! – вступился Тео. – Она – со мной.

– И со мной, – встрял и я.

Дидо посмотрела на нас и спросила ехидно:

– Вы вообще все делаете на пару?

– Почти все.

– Amicitia lucet aequales, – сообщил Агилюльфо. – Как сказал Цицерон, «Дружба осеняет равных».

– Равны во всем, во всем? – спросила Дидо, не сводя с нас глаз.

Мы доказали ей это попозже, под нашим мостом. Уже вечерело, и в лиловатом свете заката мы, как принято говорить, «не комплексуя», трахнулись. Говорил и повторю: Дидо была настоящая секс-бомба. Мало того что красива, но еще и бесконечно уверена в себе. И знала, на что идет. И есть тут еще одна подробность, которая говорит красноречиво не только о ней, но и о том, какой был Тео и какой – я. Мы начали облизывать ей уши, и оба изготовились прожарить ее, а Дидо, урча от наслаждения этим трио, предоставила нам себя. И тут вот поверх ее головы Тео глянул на меня, как он умел – со спокойной насмешкой сообщника, будто говоря: «Давай, товарищ, иди первым». И едва лишь я пристроился, обхватив Дидо передними лапами за бока, кольнуло меня нежданное угрызение совести. Возникла перед глазами картинка, вечно не дававшая мне покоя, – новорожденные щенята, брошенные в мусорный бак. И всякое такое, ну, сами понимаете.

– Залететь не боишься? – спросил я.

– Дурак, я стерилизованная.

Вот, кажется мне, с этого мига я и начал терять ее – терять, еще толком не заполучив. Пренебрежительный тон Дидо и глумливый взгляд Тео в очередной раз напомнили мне, что джентльменам суки неизменно предпочитают шпану. Окончательная ясность придет ко мне чуть попозже, когда Тео кончит. Пока же я – торопливо и неуклюже, потому что верзилы вроде меня всегда неловки в обращении с дамами, – влез на Дидо, которая свела свое участие в процессе к тому, что стояла смирно, в такт сгибая и разгибая задние лапы. Подчинялась, но – не более того. Зато когда меня сменил Тео со своими хулиганскими ухватками, со своей гадкой улыбочкой – язык высовывается между клыков, – вытянула шею, изогнулась и принялась страстно покусывать его, заходясь при этом в истошном лае. Вот уж точно – завывала как сука в поре.

В нерешительности я остановился перед домом Дидо. Потом пересек улицу – причем меня чуть не сшиб автомобиль, несшийся как угорелый, – и подошел к ограде. Гавкнул дважды: один раз – коротко, второй – протяжно, нашим давним сигналом сообщив о своем присутствии. И вот наконец появилась Дидо. Ее, должно быть, недавно выкупали, потому что шерсть казалась особенно мягкой и шелковистой. От нее приятно пахло шампунем «Клин Дог», и вся она, включая трюфель носика, сияла чистотой. Мне захотелось сунуть морду меж ее задних лап – и умереть там.

– Тео пропал, – выпалил я без предисловий.

– Знаю, – ответила она. – Две недели уже не видела его. Хотя с ним такое частенько бывает. Испарится куда-то бесследно, а потом возвращается с улыбочкой и нюхает у тебя под хвостом, как ни в чем не бывало.

– Он ушел вместе Красавчиком Борисом, знаешь такого?

– Знаю. Он живет в конце этой улицы.

– Ну, так вот, оба исчезли. Бориса ищут, расклеили объявления. А до Тео, само собой, никому дела нет.

– Тебе-то есть, как я посмотрю.

– Мы же с ним друзья.

– Друзья.

Она тряхнула головой, взметнув длинную шерсть на ушах.

– Будь так добр, держи меня в курсе. Ты на Водопое бываешь по-прежнему?

– Конечно.

– Если узнаешь что-нибудь – дай мне знать.

Я молча кивнул. Дидо просунула морду между прутьев ограды и внимательно оглядела меня.

– В последнее время вы с ним мало разговаривали, да?… Он мне так сказал.

– А что еще он тебе сказал? – спросил я, силясь сохранять спокойствие.

– Сказал, что вы как-то отдалились друг от друга. Из-за меня.

– Не из-за тебя, – я вывалил язык между клыков. – Ты-то здесь при чем? Ты – собачка вольная.

Она продолжала внимательно разглядывать меня.

– Тео… знаешь, он какой-то особенный пес… Не похож на всех прочих… Стоит ему лишь лизнуть меня, как он умеет, у меня ноги подкашиваются.

– Меня это не касается.

– Мне очень жаль, Арап… Правда. В конце концов, мы – животные. И есть такое, где нас ведет не разум, а инстинкт. Тео…

Я отпрянул от ограды.

– Прощай, Дидо. Еще увидимся.

– Погоди… – она придержала меня зубами за ошейник. – Ты – славный пес, Арап. И достоин хорошей подружки.

– Почем ты знаешь, чего я достоин?

– Тео рассказал мне твою историю. О боях насмерть… Чудо, что ты выжил.

– Трепло твой Тео.

– Знаешь, он очень любит тебя. И сказал мне как-то, что, мол, единственная помеха нашему с ним счастью – это боль, которую мы причинили Арапу.