Тысяча лет в долг - Даниэль Мусеевич Клугер

На дороге не было никаких следов — ни от автомобилей, ни от пешеходов. И вдруг прямо под ногами он обнаружил четкий отпечаток птичьей лапы, очень большой, не меньше его собственной ноги — а Семен, слава Богу, носил обувь сорок четвертого размера. Дальше птичьи следы вели в ту же сторону, в которую направлялся он сам.

Как ни странно, от этих следов Семен воспрянул духом, у него даже головная боль как будто немного утихла.

«Страус, — обрадованно подумал он. — Нам тогда показывали страусиную ферму, в Негеве. Только не в Эйн-Геди, в другом киббуце, как бишь его...»

На горизонте показались какие-то строения. Пройдя еще метров пятьдесят, Семен остановился. Им вновь овладели смутные сомнения. То, что он принял за киббуцные постройки, менее всего походило на киббуц, пусть даже на самый отстающий. Невысокие глиняные стены, чуть более человеческого роста, глухие, без окон. Двери тоже не было. Ее заменял прямоугольный проем, служивший входом и прикрытый плотным пологом из грубой ткани.

Дом одиноко стоял посреди пустыни, чуть дальше Семен обнаружил загон, окруженный кое-как сплетенной изгородью (непонятно из чего — деревьев здесь явно не имелось).

«Бедуины», — решил Семен — без особой, впрочем, уверенности. Вообще те бедуины, которых ему приходилось видеть на экскурсиях, преимущественно жили в просторных шатрах.

Дальше, метрах в шестистах, Семен увидел еще одно сооружение — подобное первому, но гораздо больше. Неуклюжие башни по углам придавали большему зданию сходство с какой-то весьма архаичной крепостью. Сходство усиливалось наличием зубцов, идущих по верху здания от башни к башне.

В направлении глиняной крепости вела широкая и хорошо утоптанная дорога. Она началась несколько раньше, чем Семен обратил на нее внимание. За одиноким домом дорога сливалась с тропинкой, по которой он шел. Дорогу покрываю множество следов — не только птичьих. Тут были и отпечатки обычных босых ног, и даже довольно глубокие колеи, оставленные какими-то повозками... Словом, дорога была, похоже, достаточно оживленной, и странно, что сейчас здесь не видно было ни единой души.

На перекрестке, где тропинка сливалась с дорогой, Семен остановился в нерешительности. Можно было продолжить путь до большего сооружения или же заглянуть в дом с козьим загоном и постараться выяснить все у хозяев.

Шансов решить указанную задачу логическим путем у Семена было примерно столько же, сколько у известного животного, принадлежавшего средневековому схоласту Буридану.

В отличие от несчастного копытного, Семену повезло: не успел он погрузиться в мучительные раздумья, как полог низкого строения откинулся в сторону, и на пороге появился человек.

Похоже, незнакомец удивился присутствию Семена возле жилища меньше, чем Семен — его появлению: вид незнакомца лишь подтверждал недавнюю догадку Семена насчет того, что он находится в пустыне Негев.

Одежда хозяина глиняного дома представляла собою типичный наряд негевского бедуина — длинный, до пят белый кетонет, поверх которого наброшена была черная симла-халат, перевязанная по талии скрученным веревочным поясом. За поясом поблескивал внушительного вида кинжал. Голову покрывала белая куфья, схваченная темным веревочным же кольцом.

Семен решил, что бедуин удивился отсутствию обуви у незнакомца, легкомысленно улыбнулся и первым поздоровался. Незнакомец после небольшой паузы ответил на приветствие, и Семен окончательно убедился в том, что перед ним бедуин: гортанное произношение и легкая шепелявость соответствовали арабскому акценту:

— Не подскажешь, как мне добраться до ближайшей остановки? — спросил Семен.

— Остановки? — переспросил бедуин. — Ты имеешь в виду стоянку? Какую именно?

— Ближайшую, — повторил Семен.

— Ты идешь к ближайшей стоянке?

Семен кивнул. Теперь удивление на лице бедуина обозначилось гораздо сильнее, чем при встрече.

— До ближайшей стоянки два дня пути, — сообщил он. — Дело, конечно, твое, друг, но, может быть, ты войдешь в дом и расскажешь, зачем тебе ближайшая стоянка? Дорога туда небезопасна. Я бы проводил тебя, но лучше выходить на рассвете.

— А сейчас который час? — спросил Семен. Ровный красный цвет неба не позволял толком сориентироваться во времени.

— Скоро первая ночная стража, — непонятно ответил бедуин. Он шагнул чуть в сторону и приглашающе поднял полог: — Прошу тебя, господин мой.

Семен вспомнил разговоры о традиционном гостеприимстве негевских кочевников. Он благодарно кивнул и шагнул через порог.

В доме царил полумрак, тоже красноватый — из-за горящего очага. В центре стоял низкий столик, вокруг него расстелены были коврики — из такой же грубой шерсти, как и полог. Повинуясь приглашающему жесту хозяина, Семен сел на один, поджав под себя ноги. Хозяин скрылся на мгновение где-то в темноте и тотчас вынырнул с глиняной чашкой без ручки. Чашку он протянул гостю. Семен знал, что бедуины обычно потчуют гостей крепким сладким кофе, но в чашке оказалась обычная вода, к тому же чуть отдававшая серой. Он сделал глоток и передал чашку хозяину.

— Не назовешь ли свое имя? — спросил бедуин, усаживаясь напротив и зажигая стоявшие на столике масляные светильники. При этом он пользовался какой-то громоздкой архаичной зажигалкой. Зажигалку приходилось держать обеими руками, при каждом щелчке из нее вырывались большие яркие искры. Наконец над светильниками появилось желтое колеблющееся пламя. По стенам жилища от стола побежали причудливые тени. Бедуин отложил в сторону свою странную зажигалку и, приветливо улыбнувшись Семену, повторил вопрос.

— Шимон, — ответил Семен. — Шимон Коэн. А как зовут тебя?

На лице хозяина вдруг появились признаки сильного волнения.

— Как ты сказал? — переспросил он. — Коэн?

— Ну да, Коэн.

— О благословенны небеса! — вскричал бедуин. — Коэн среди нас! Наконец-то!

Семен искренне удивился его радости. Бедуин оказался вторым человеком, так бурно обрадовавшимся появлению Семена Когана, то бишь — Шимона Коэна. Первым таким человеком был Хаим Коган, отец Семена, и случилось это двадцать пять лет назад, во дворе одесского родильного дома номер два.

— А как зовут тебя? — осторожно спросил он у гостеприимного хозяина.

— Йоэль, — тотчас ответил тот. — Йоэль, сын Эфраима и Ривки.

«Как интересно, — подумал Семен. — Оказывается, бедуины носят еврейские имена».

— Не хочешь ли ты рассказать о том, какие пути привели тебя в эту землю? — учтиво спросил Йоэль.

— Н-ну... — Семен немного растерялся. Вряд ли он мог что-то связно рассказать. — К-как тебе сказать...

Что он мог рассказать, если и сам толком не помнил? Он озадаченно нахмурился, безуспешно пытаясь подыскать обтекаемые и вместе с тем правдоподобные слова. Йоэль понял его растерянность по-своему.