Осьмушка - Валера Дрифтвуд

Вот например: ну что толку быть страшным и огромным, как злой орк-людоед из кино, да ещё и с кличкой Череп, если при этом тебя ничуть не боятся ни малые дети, ни даже кошки?

Почему победивший в лихой драке тут же протягивает руку упавшему противнику, помогает смыть кровь в прохладной озёрной воде и обнимает за плечо, а другие, наблюдавшие с азартом и подзадоривавшие бойцов, хвалят потом обоих за ловкие удары и увёртки?

Как старшаки типа вообще это разрешают?

Кстати, с какого рожна эти старшаки… ну… тоже занимаются всякой работой, в основном какой-то дурацкой, грязной или тяжёлой, если уж они тут главные? Орк этот, Тис, постоянно попадается Пенни на глаза то по локоть в грязи, то по пояс в детях, причём среди нелюдских ушастых отпрысков мелькает и вполне людская, черномазая, которую страшный Череп зовёт почему-то дочкой. Недолгое время Пенни наблюдает, как Тис рвёт со спиногрызами какую-то резную травичку, рассказывая при этом, видать, что-то смешное. Пенни злится – даже больно смотреть, как орчий вождь занимается такой ерундой, а не… ну, чем там ему положено заниматься. Вообще-то у Пенни нет определённого понятия, как орчьим вождям полагается жить и что делать, но уж точно не это.

Тут появляется ненадолго было отлучившийся Ёна – уши торчком, сообщает, что если Уортон привыкши есть по-человечески, то сейчас можно будет пожрать с ба-буш-ка-ми, и другие люди, наверное, тоже присоединятся.

Белобрысый малорослый орк, тот самый, которого кроили, да не вышло, хлопочет себе возле уличного очажка, наливает густо пахнущую уху по разномастным «сиротским» железным мискам. Чёрная молодая девка с выбитым передним зубом уже пристроилась поблизости, жуёт кусок серой лепёшки, довольно неприглядный на вид. Подходит старая полноватая женщина, одетая по-армейски, явно с чужого плеча. Впрочем, тут многие разный армейский шмот таскают, причём, видно, не первый год. У женщины волосы забраны в опрятную короткую косу, на пальцах – несколько простых колец с чёрными и коричневыми камнями. «Смахивает на училку», – думает Пенни. И как только эта учительница здесь оказалась? В руках пожилой женщины беленькая глубокая тарелка с голубым узором по краю. Наверное, это её собственная вещь.

Конопатый Коваль ведёт под руки такое ветхое существо, по сравнению с которым «училка» сразу кажется Пенни ещё довольно моложавой. Белоглазая старуха – вылитая полоумная ведьма – уж точно ещё мамонтов в своей юности застала, не иначе. Старуха всё посмеивается беззубым ртом, и Пенни замечает, что недокроенный орк ложкой давит в миске разварную гущу.

– Салия! Ты чудесно выглядишь сегодня, – произносит «училка», и Пенни успевает задуматься о том, насколько же кошмарно должна эта развалина выглядеть в остальные дни.

Старуха усаживается на большой брезентовый тюк, который, верно, притащен сюда специально для неё, и шамкает что-то о новой внучке, которая сегодня объявилась.

Ёна толкает Пенни плечом – мол, подходи ближе, знакомься, ну что ты как не своя, – и приходится в очередной раз представляться; темнокожая девка называется Хильдой, а «училка» – Магдой Ларссон. Коваль поворачивается, чтобы передать миску с размятым хлёбовом бабке Салии в руки, и за спиной у него опять ребёнок, Шарлотка, спит себе да пускает слюни, примотанная полосой тканины.

У Пенни возникает всё больше вопросов, которые она и не собирается задавать.

* * *

– Если возникнут человеческие проблемы, о которых по-орочьи быстро и не рассудишь, – произносит Коваль, обращаясь к Пенни, – ты иди тогда сразу ко мне, не стесняйся – сам с сестрой рос. Или вот к нэннэчи. Бабушки, они толк от бестолочи враз понимают.

Пенелопа Уортон даже не может себе вообразить, с какой бы это проблемой она пошла бы, например, к слепой дряхлой бабке, и про себя приходит к выводу, что таких вещей просто не может существовать в природе, а Коваль всё-таки слабак. И говорит он либо по-лживому, либо по-слабачьи.

– Пенелопа, – произносит «училка» Магда, – у тебя красивое имя. Ты знаешь, что это имя смелой, умной и стойкой женщины – одной древней царицы?

– Имя как имя, – отвечает Пенни с осторожностью, обмакивая шмат серой лепёшки в похлёбку, как здесь принято делать. – Типа надо же было как-то называть.

О том, как её, мелкого переростка, дразнили по имечку «антилопой гну», Пенни рассказывать тоже не собирается.

В миске обнаруживаются порезанные надвое мелкие голубоватые луковицы. Пенни подозревает, что это те самые, которые утром перебирал орчий старшак. То ли она очень голодная, то ли действительно стряпня не так уж плоха. Хотя есть её не очень привычно.

Потом эта Магда спрашивает, не желает ли Пенелопа помыться. Сегодня её уже об этом спрашивали два или три раза, но Пенни уже выяснила, что моются здесь прям в озере, да ещё и лезут в воду все вместе, и поэтому отвечает:

– Нет… я лучше когда-нибудь в другой раз.

Слепая ведьма хмыкает и принимается распоряжаться:

– Так! Маррушка, душа моя, согрей-ка воду, эдак чтоб хватило овцу утопить. А ты, Рэмс, подряди молодёжь – пусть брезенты ставят на помывочную. Пенелопа, если всю воду не потратишь, так потом как раз и я свои мощи ополосну. И соберите девочке чистое переодеться, я что-то нутром чую – на ней уже всё нательное небось с грязи ломится.

– А что я говорю – нэннэчи толк понимают! – говорит человек-старшак, ничуть не сердясь на то, что бабка при нём раскомандовалась.

* * *

Вечером весь здешний народ сходится вместе. На Великих озёрах в эту пору ночки стоят совсем светлые, приятные глазу, и огонёк в чёрном старом кострище, глодающий зелёные ветки, затеян не так ради тепла и света, как ради защиты от насекомой братии. В скаутском лагере, где Пенни однажды довелось побывать лет в одиннадцать, делали почти так же.

Ёна действительно целый день крутился поблизости. Даже пока Пенелопа мылась, спросил из-за распяленного по жердям брезента, не нужно ли ей чего принести, мало ли, забыли. Перед старшаками выслуживается, что ли.

Орки (и Хильда с ними) натащили еды и пахучего травяного чаю – Пенни только надеется, что чай хорошо докипел – но особо смирно не сидят. Типа тусуются, если можно к ним применить такое старое человеческое слово. Запевают иногда вразнобой какие-то свои коротенькие кричалки, а едят в общем не торопясь, не боятся, что кому-то не хватит. Кусочек мяса непривычно жёсткий, но Пенни замечает, что ей даже приятно его жевать. Рядом шныряют и кошки,