Теория и практика преподавания фольклора в начальной школе - Алексей Никитченков

Однако в большинстве случаев такие пособия, в которых фольклор становился предметом критического обзора литературно-исторического характера, предназначались для старших классов средних учебных заведений. Вообще, начинать изучение истории русской словесности с фольклора было традицией для школ конца XIX – начала XX в., и происходило это, как мы уже упоминали выше, в старших классах. В популярном во второй половине XIX в. пособии для средних учебных заведений «История русской словесности» А. Д. Галахова Отдел 1 первого тома называется «Словесность устная» [8, с. 1–26]. В нем рассматриваются: отличие устной словесности от письменной, виды народной словесности, виды песен, песни обрядовые, бытовые, о богатырях, исторические, а также сказки и пословицы. По такому же принципу построен и фундаментальный труд А. Д. Галахова «История русской словесности, древней и новой» [9, с. 1–159], в работе над которым принимает участие весь свет тогдашней науки: А. Н. Веселовкий, О. Ф. Миллер (участвует в подготовке материалов о былинах и исторических песнях), А. И. Кирпичников (духовные стихи), П. О. Морозов (обрядовые и бытовые песни, сказки, пословицы, поговорки, загадки). А. Д. Галаховым была также составлена «Полная русская хрестоматия» в двух частях. Вторая часть содержит сборник поэтических текстов, в котором произведения русского фольклора занимают достойное место.

В учебнике «Древняя русская литература» одного из последователей К. Д. Ушинского – В. И. Водовозова – «Изустное слово» открывает историю русской словесности, но вместе с тем используется и нравственно-эстетический способ понимания художественной литературы, особенно проявившийся в методическом пособии «Словесность в образцах и разборах». В разделе «Русский народный слог» [7, с. 37–47] на примере народной песни «Ах ты, поле мое, поле чистое…» В. И. Водовозов дает образец анализа, не соотнесённого с какими-либо историческими фактами, показываются различные изобразительные средства (синонимы, сравнения, постоянные эпитеты, аллегория и другие), выявляется идейно-нравственная направленность произведения. В связи с идейно-тематическими принципами В. И. Водовозов предлагает свою группировку и последовательность изучения фольклора и литературы. Например, по теме «Живое понимание красоты в природе» рекомендуется читать, в частности, народные песни и сказки, а по теме «Сочувствие народу», среди других произведений, – былины, народные песни, сказки [13, с. 33].

А. И. Незелёнов настаивал на необходимости сообщать детям основы научных знаний. «Что же за школа, которая не дает учащимся знаний, а только сообщает способы, как приобретать их», – сетует А. И. Незелёнов в своем методическом труде «О преподавании русской словесности» [14, с. 5], подразумевая под этим, что развитие не должно идти в отрыве от научных знаний (теории и истории словесности), поскольку в противном случае «учащихся знакомят не с такими сочинениями литературы, которые им нужно знать, а с теми, которые представляют более удобства для условного разбора» [14, с. 7]. Так как А. И. Незелёнов являлся сторонником исторических подходов в литературоведческой науке, то, решая одну из главных задач обучения родному языку, – «познакомить учащихся с главнейшими произведениями народной поэзии» – предлагает не ограничиваться только фактической историей, а сравнивать произведения разных эпох и народов (например, «Слово о полу Игореве» с народными богатырскими песнями, русский богатырский эпос с «иноземным»), давать важнейшие характеристики героев устно-поэтического творчества, делать «психологический разбор характеров», в процессе изучения сказок знакомить юношество с древними языческими верованиями, объясняя тем самым многие современные суеверия. Таким образом, изучение истории словесности и народного творчества в частности «имеет воспитательное значение, учит отличать временное от вечного» [14, с. 45–47]. В соответствии со своими методическими принципами автор строит и учебник «История русской словесности» (1893), предназначенный для средних учебных заведений. Раздел «Народная поэзия» открывает экскурс в историю русской литературы и состоит из пяти частей. Первая посвящена обрядовым и бытовым песням, заговорам, загадкам и пословицам, остальные четыре крупным эпическим жанрам – сказкам, былинам, историческим песням и духовным стихам. И это не случайно, поскольку именно эти жанры были, с исторической точки зрения, наиболее исследованы в то время.

Ц. П. Балталон, подчёркивая особую роль начальных классов в развитии интереса к чтению и критикуя практику объяснительного чтения и логико-стилистического анализа текстового материала, проводимых на хрестоматийных образцах, выдвигает идеи воспитательного чтения, основанного на занимательности содержания и цельности впечатления, учитывающего «достижения современной научной, эмпирической психологии и психологии художественного творчества» [13, с. 46]. В связи с такими методическими посылками изучение фольклора становится неактуальным. В «Пособии для литературных бесед и письменных работ» (1904) не предлагается ни одного устно-поэтического текста. Распределяя литературный материал для воспитательного чтения в младшем и старшем возрасте, Ц. П. Балталон также не привлекает устно-поэтические произведения, присутствуют лишь циклы литературных сказок, например «Аленушкины сказки» Д. Н. Мамина-Сибиряка [3, с.175].

В практике начальной школы учителям не приходилось увязывать устное народное творчество с историей словесности, потому что таких сравнительно-исторических приёмов в основном не предполагали сами учебники и программы для начальных школ, независимо от методических основ своего построения. Большинство педагогов второй половины XIX – начала XX в., которые занимались методикой родного языка в начальной школе, устное народное творчество вполне устраивало, во-первых, как учебный материал для первоначального обучения чтению (особенно малые жанры, небольшие сказки), во-вторых – для реализации объяснительного чтения и грамматических разборов. При этом фольклорный материал в учебных целях смело редактировался, обрабатывался и адаптировался. Что это давало крестьянскому ребенку, кроме тех учебно-воспитательных задач, которые решались в курсе? Духовный багаж фольклора с его воспитательным потенциалом и так был растворён в той повседневной жизни, которая его окружала, эти дети нередко были еще на тот момент его живыми носителями. Каким было отношение учителей и учащихся народных школ к подобным текстам, составляли ли они круг повседневного чтения учеников того времени? В некоторой степени прояснить этот вопрос может исследование круга детского чтения. И такие попытки в конце XIX – начале XX в. были предприняты. Книга «Что читать народу?» особенно интересна, так как представляет собой не только список литературы, а целое исследование, сборник ценнейших документов, в котором отражены мнения учителей, фрагменты уроков и рабочие вопросы, педагогические эксперименты, протоколы опросов читателей и их отзывы об отдельных книгах и произведениях. Авторы задаются целью «осудить ту лубочную литературу, которая преподносила народу камень вместо хлеба» и пытаются показать, что «для читателя-простолюдина не стоит сочинять каких-то особенных книжонок», поскольку «ему доступно все великое, прекрасное, талантливое в нашей общей литературе» [1, т. 3, с. 3]. Каждый из выпусков этой книги содержал постоянные разделы – «Литературный» и «История», в которых отражено устное народное творчество. В томе 1 указывается более 60 книг со сказками, среди которых практически полностью отсутствуют подлинные народные сказки. В основном это авторские произведения (А. Пушкин, В. Жуковский, Л. Толстой, П. Ершов, Г.-Х. Андерсен, Ш. Перро и другие), немало переводных, даже с «родными» названиями, например, рекомендуемая для школьной библиотеки «Царевна-лягушка» (1881). Авторы отмечают, что даже маленькие понимают наличие сказочного вымысла (см. фрагмент беседы с крестьянским мальчиком [1, т. 1, с. 328]). Однако не каждую литературную сказку авторы встречают благосклонно, отмечают, что, например, тексты из сборника «Русские народные сказки в стихах» В. Водовозова далеко не всем детям понятны и нравятся. Библиографические ссылки второго и третьего тома свидетельствуют о том, что количество изданий со сказками растёт, появляются и публикации, близкие к первоисточникам, но критика составителей данного сборника и на подобные издания часто негативна. Их мнение идет вразрез с запросами и потребностями читателей, психологические законы читательского восприятия и специфика фольклорного творчества при этом, к сожалению, не учитываются. Например, по поводу сборника сказок братьев Гримм (1883) говорится, что лишь четыре из двенадцати помещённых сказок «лишены элемента легкой наживы», а во всех остальных «плутуют, обманывают… игнорируют труд», настаивают на том, что такие сказки могут вызывать у детей только дурные чувства, ввиду чего «мы, невзирая на то, что некоторые из них нравятся детям, считаем эту книжку даже вредной для детского чтения» [1, т. 2, 428] (курсив мой. – А. Н.). Досталось и сборнику народных сказок А. Афанасьева, выпущенному издательством магазина «Народная польза» (1884). Из пятнадцати помещенных сказок более десяти оказались известны детям «наизусть» из учебных книг или по устному пересказу, поэтому сборник «почти ничего не дает юному читателю, а потому мы и находим излишним рекомендовать его для детской библиотеки». Не рекомендуется сборник, сказки из которого пользуются такой популярностью у детей?! Особенно критикуется сказка «Иванушка-дурачок», «украшенная» двумя «зверскими жестокостями» (вырывание глаз у овец и потопление братьев и проезжего барина), а поэтому «несмотря на то, что слушается детьми с оживлением, она вряд ли здесь у места» [1, т.2, 431–432] (курсив мой. – А. Н.). При этом рекомендуется немало книг, описывающих народный быт, традиции часто искаженно и приторно. «Что читать народу?» фиксирует издание большого количества сборников былин, исторических песен, отмечает, что народ любит их читать, но общеизвестные фольклорные сборники (П. В. Киреевского, П. Н. Рыбникова и другие) объёмны, трудны для чтения и, главное, очень дороги для народа. В связи с чем учителя и библиотекари рекомендуют издавать их отдельными произведениями, а не сборниками, давать лучше отрывки с «сохранением языка». Высоко оценивается сборник народных песен и пословиц, составленный Н. Крыловой (1861). Отмечается, что если раньше (в 50-е гг.) такие песни было полезно знать «образованному сословию, так как они растут в совершенном отдалении от народа», то теперь знакомству с народной поэзией и жизнью отведено «достаточно видное место» [1, т. 1, с. 19]. В любом случае издания о народном чтении фиксируют то неоднозначное отношение учителей и общественности к использованию фольклора для народного чтения, которое имело место на рубеже веков при общем признании ценности народной культуры и достаточной широте читательского кругозора простого народа.