Слушая животных. История ветеринара, который продал Астон Мартин, чтобы спасать жизни - Ноэль Фицпатрик
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Отец любил овец и коров, но больше всего он любил «сделки». Ему очень нравилось этим заниматься. Торговля овцами, коровами и участками земли была делом его жизни. К тридцати трем годам, когда он женился на моей двадцативосьмилетней матери, он уже имел репутацию опытного скотовода и отличного торговца скотом. Наверное, в этом он преуспел больше, чем в чем-либо другом. В поисках удачных сделок он ездил по ярмаркам скота по всей Ирландии, но больше всего ему нравилось торговать в Маунтрате. Там у него было собственное стойло возле лавки О’Каллахана, известного поставщика продуктов и домашней утвари. Никому не было позволено занимать это место, кроме моего отца. Оно было первоклассным, поскольку там была самая большая проходимость, а следовательно, самая высокая потенциальная возможность продаж. Что бы ни было — град, дождь, жара (обычно дождь), — еженедельно, по средам, отец неизменно приезжал в Маунтрат заключать сделки.
Чтобы купить скот, папа путешествовал по всей Ирландии, чаще всего заключая лучшие сделки на Западном побережье. Он взял за правило приезжать раньше всех, чтобы опередить других перекупщиков. Он появлялся в портовом доке в тот момент, когда фермеры с западных островов высаживались с парома вместе со своим скотом. Порой он отправлялся по дороге навстречу погонщикам, которые перегоняли скот с полуостровов на ярмарку на Юго-Западном побережье. Его целью было заключить сделку еще до того, как скот окажется на ярмарке, будь то в Листоуэле, Кахерсивине, Килларни, Каслайленде, Кинсейле, Макруме, Каслтаунбере или в других подобных экзотических местах. Он приобрел хорошую репутацию, и его услугами при отборе лучших животных часто пользовались многие крупные дилеры или те, кто занимался поставками животных на мясо.
Когда, поплевав на руки, стороны скрепляли устное соглашение крепким рукопожатием — так заключались сделки в те времена, — отец грузил купленный скот на поезд и отправлял в Порт-Лиише. Там он нанимал пару погонщиков за сумасшедшие деньги — по три пенни за голову, — и те перегоняли коров в Маунтрат, где животные паслись на арендованном поле. В Баллифин он перегонял их лишь тогда, когда видел, что они готовы к забою — другими словами, он откармливал скот на мясо. А решив продать скот, он перегонял коров в ярмарочный день в уличное стойло в Маунтрате. Когда мы с братом подросли и научились управляться со стадом, перегонять коров стали мы. Во времена ярмарок меня еще не было — они были прикрыты в 60-е годы, уступив место специально оборудованным «рынкам скота». Я гнал скот с полей на рынок, и мне часто приходилось загонять коров в просветы между изгородями, чтобы пропустить тех, кто ехал по дороге.
Однако отцовская тактика заключения сделок имела и оборотную сторону. Иногда он покупал скот небольшими стадами и только дома обнаруживал, что ему подложили «бомбу». Однажды он купил у фермера с островов нескольких бычков-однолеток, и уже дома выяснилось, что один из них абсолютно слеп. Все было хорошо, пока он передвигался вместе со стадом, но на ферме в Баллифине он стал вести себя неадекватно. Этот слепой бычок сводил маму с ума. Она должна была присматривать за маленькими детьми в доме и одновременно стеречь этого безумного бычка, который был забаррикадирован в сарае за сломанной дверью. Естественно, ее миссия с треском провалилась, и бычок вырвался на волю, чтобы побродить по сельской местности. Отец был в ярости. В его представлении такие категории, как терпимость, сочувствие и понимание, не имели никакого отношения к фермерству и скотоводству.
В другой раз папа купил бычка с очень сильными хрипами в легких. Он этого не заметил, потому что продавец заплатил уличному музыканту с мелодикой, чтобы тот играл рядом. Мелодика извергала такой сиплый звук, что отец, естественно, не понял, что хрипит животное. Впрочем, такое случалось довольно редко, потому что, когда дело касалось овец и крупного рогатого скота, отец обычно был на высоте.
* * *
Кроме страсти к животноводству, отцу была присуща любовь к земле.
Казалось, что в его венах течет не кровь. а земля. Он был рожден на земле, среди животных, и ощущал кровное единство со всем этим.
Начав с малого, за свою жизнь отец купил четыре участка, которые и стали нашей семейной фермой. Все они находились в Баллифине. Первый был в Каппинраше — именно туда меня привезли через неделю после рождения. Когда мне было два года, отец купил Эскер в предгорьях Слив-Блум. Это место было нашим семейным домом на протяжении всего моего детства. Затем было приобретено еще два участка — ферма с домом рядом с нашими владениями в Каппинраше и бывшие приходские земли в Нокнакерне — Глиб.
Думаю, отец больше всего любил Глиб, вероятно, потому, что это был для него серьезный вызов, поскольку участок пришлось отвоевывать у болота, но и награда была соответствующая. Кроме того, там он отдыхал душой. Это было болотистое место на отшибе, в конце узкой длинной дороги — тихая красота, нарушаемая только криками птиц. Торфяники и глинистую почву покрывал ковер из мха, на котором росли дикие орхидеи и пушица, а по краям были заросли камыша. Здесь можно было затеряться, позабыв о времени, и с отцом такое часто случалось. Этой земле он посвятил двадцать лет жизни, осушая и рекультивируя заболоченные земли, чтобы сделать там пастбище для скота и выращивать ячмень и турнепс на корм животным. Он создал дренажную систему для отвода воды, пахал землю и выкорчевывал тонны упавших в болото старых рыхлых дубов, которые сохранялись там веками, создавая обманчивое впечатление надежности и заманивая в ловушку неосторожных фермеров с сенокосилками. Отец любил землю и очень любил труд.
Мы с отцом много дней провели в Глибе, от зари до
