Дом в глухом лесу - Джеффри Барлоу

И мистер Айвз бегом бросился за дверь встречать приезжих, по пути призывая своего помощника и буфетчика, мистера Джона Джинкинса. В ночном воздухе уже разносился голос конюха, наставляющего подручных, чтобы те поставили лошадей в стойла да задали им корму.

– По-моему, хитрющий он тип, да и мозгов ему не занимать, – промолвил моложавый толстоватый джентльмен из числа ближайшего окружения мистера Айвза. Его темные коротко подстриженные волосы смахивали на своего рода шлем; по контрасту с густой шевелюрой лицо казалось совсем крошечным. Непомерно кустистые брови сливались над переносицей в сплошную щетинистую полосу: ни дать ни взять лохматая гусеница. А из-под этой щетки непрестанно постреливали туда-сюда живые, зоркие глаза. В тесной темнице рта скрывались крупные желтые зубы; всякий раз, заговорив, он лишь с превеликим трудом при помощи губ не давал резцам вырваться на свободу.

– Кто хитрющий тип? – переспросил один из завсегдатаев, некто мистер Томас Тадуэй, местный бакалейщик.

– Да тот господин из Скайлингдена. Новый жилец, стало быть. По-моему, парень скаредничает да скопидомствует лишь затем, чтобы скрыть от всех и каждого, насколько он богат. Задумал отвадить местных нахлебников. На мой взгляд, хитро придумано; тут человек с головой расстарался, вот оно как.

Приверженец этого мнения звался мистер Тони Аркрайт – ветеринар и завзятый охотник, отличный наездник, большой любитель табака, азартных игр и выпивки. Последнее из перечисленных качеств он наглядно продемонстрировал прямо сейчас, одним глотком осушив стакан наполовину.

– Так вот, господа, – подвел итог он, со значением оглядывая собутыльников. – По мне, истины разве что слепой не заметит, дальше судить и рядить я не намерен.

– Боюсь, я скорее склонен присоединиться к мнению хозяина, – проговорил священник, сидящий рядом с ним. В отличие от мистера Аркрайта молодой викарий Шильстон-Апкота не жаловал ни охоту, ни табак, ни тем более азартные игры, хотя от горячительных напитков не отрекался. – До сих пор мы не имели удовольствия познакомиться с семьей Уинтермарч лично, однако нам удалось разжиться какими-никакими обрывками сведений от Уэсли, подручного столяра, а тот уже побывал в усадьбе не раз и не два. Как юноша поведал моей дражайшей супруге, Уинтермарчи производят впечатление семейства респектабельного, скромного, замкнутого, возможно, погруженного в науку, к пустой болтовне не склонного, и украшений, этих материальных и зримых свидетельств богатства, при них не наблюдается. Да и сам дом, как сообщает Уэсли, обставлен крайне скудно.

– Вот и мы то же самое слышали, – закивали остальные.

– Все это либо к добру, либо к худу, – объявил ветеринар.

– Как так, мистер Аркрайт? – осведомился викарий, поправляя посеребренные очки.

– Сами рассудите. Ежели джентльмен склонен к пустословию, зачастую случается так, что в его речах истине соответствует лишь малая толика; все прочее – чистой воды надувательство. Это-то и дурно, на мой взгляд. Все равно как молодой норовистый рысак. Сам не знаешь, что ему придет в голову в следующий момент и что тут – всерьез, а что – пустой каприз.

– К сожалению, мистер Аркрайт, такие случаи нередки.

– А зачастую случается и так, что джентльмен, весь из себя такой почтенный и внешне сдержанный, в глубинах души таит мотивы и замыслы, выдавать которые не спешит, поскольку добра от них ближнему не будет. И это тоже очень, очень худо.

– Да, всецело с вами согласен, хуже и быть не может. И тоже на каждом шагу случается.

– С другой же стороны, господин, весь из себя почтенный и сдержанный, возможно, просто-напросто честный, прямодушный вояка и ничего такого в себе не скрывает: какой есть, такой есть. Бесхитростный джентльмен, надежный джентльмен, вроде как наш Айвз. Вот это, на мой взгляд, очень даже хорошо.

– Вы абсолютно правы. Правы от первого слова до последнего, мистер Аркрайт.

– Ну и к чему же мы пришли? – вопросил доктор Холл, впервые за весь вечер нарушая молчание.

Викарий покачал головой; прочие завсегдатаи последовали его примеру. Ветеринар чисто риторически осведомился:

– Интересно, что обо всем об этом думает Марк?

– Боюсь, сквайра Далройдского вновь прибывшие особо не заинтересуют, – вздохнул викарий. – Вы же знаете, на дела прихода он почитай что рукой махнул, равно как и на события в Шильстон-Апкоте в общем и целом. Все и без меня помнят последний церковный совет, так что я лучше промолчу. Разумеется, это – прерогатива мистера Тренча, однако если он не желает озаботиться важными вопросами, затрагивающими церковь и церковные должности – в своих собственных владениях, в конце-то концов! – на что ему, спрашивается, сдались новые обитатели Скайлингдена?

– По-моему, викарий, вы не вполне справедливы, э? – невозмутимо отозвался доктор. – Молодой Марк, в конце концов, законный владелец Далройда и в качестве такового полноправный хозяин своего бенефиция. Хотя сквайр по традиции вникает в повседневные дела прихода, ничего обязательного в этом нет. Он – лишь один из многих местных жителей, кого так или иначе затрагивают приходские дела.

– Доктор, вы меня не поняли. Мистер Тренч – превосходный человек, джентльмен достойный и честный, и я им искренне восхищаюсь. Однако же, как могу я сказать на основе собственного опыта, – вздохнул преподобный мистер Скаттергуд, – за те недолгие два года, что мы с моей дражайшей Диной прожили в приходе, мистер Тренч почти не выказывал интереса в отношении церкви, не говоря уже о смиренном пастыре. Бенефиций Шильстон-Апкота заложен и перезаложен; готов поручиться, что если не приму мер, так очень скоро придется мне даже за стихарь из своего кармана платить. Впрочем, наверное, такова участь деревенского священника. Должность наша непрочна и зыбка, что вода, засим должно нам удовольствоваться тем, что радеем мы в одиночестве о благе ближнего.

– Честное слово, викарий, ничегошеньки-то вы не добьетесь, устанавливая сбор на ремонт церковной колокольни, – возразил мистер Аркрайт. – Вот из-за этого Марк и взъелся на вас на церковном совете. И кто его осудит, спрошу я вас? По мне, так разумнее было бы вам с церковными старостами устроить подписку.

– Видимо, в конце концов нас к этому вынудят.

– Обязательного сбора никто не потерпит – никто из людей солидных, я имею в виду, а с бедняков много не возьмешь. Возможно, традиция именно такова, да только на мой взгляд она просто-напросто силу утратила, тем паче учитывая, что за настроения царят в приходе. А против воли большинства сбор не установишь – нет-нет, и здесь тоже судить и рядить более ни к чему.

Несколько слушателей согласно закивали. Викарий и мистер Тренч и в самом деле не всегда ладили, зачастую как раз по вине вспыльчивого молодого сквайра, но и мистер Марк Тренч отнюдь не пренебрегал своими обязанностями настолько, как порою следовало из слов викария. Равно как и преподобный мистер Горацио Скаттергуд не испытывал такой острой нужды в средствах, поскольку в придачу к приходскому содержанию обладал еще и небольшим личным капиталом, а кроме того, получал проценты с приданого жены, так что все это, даже учитывая приходские расходы, покрываемые им из своего кармана, наверняка существенно облегчало бремя одинокого радения на благо ближнего.

Вот в таком направлении и текли разговоры тем вечером, и вот какие слухи передавались из уст в уста касательно Бида Уинтермарча и его обустройства в усадьбе. Впрочем, о Скайлингдене судачили ныне по всему городу: в особнячке Грей-Лодж, и в бакалейной лавке, и в вафельной мисс Кримп, и в Проспект-Коттедже; причем в Проспект-Коттедже – особенно, ведь там проживал мистер Томас Доггер, а деревенские жители нимало не сомневались: любопытный поверенный вот-вот займется этим делом вплотную.

Примерно в то же самое время, вскорости после прибытия новых жильцов, однажды ночью в городе приключились беспорядки. Мусорные ящики оказались перевернуты, окна перебиты, лошади и собаки разнервничались. Церковный сторож, проснувшись ночью в своем домике позади церкви Святой Люсии Озерной, выглянул из окна и увидел, что по кладбищу крадется смутно различимая фигура. Тяжело ступая, существо вышло в лунный свет – и сторож сразу же опознал в нем тупорылого медведя: по гигантским размерам, по переваливающейся походке, по форме головы и чрезмерно длинным конечностям. И не просто медведя, а почтенную, подагрическую особь по прозвищу Косолап – седого самца, что вот уже несколько лет рыскал по густым чащам вокруг Скайлингденского леса и мыса. Видимо, раздраженный тем, что в усадьбе вновь поселились люди, в доме кипит бурная деятельность, а работники расхаживают туда-сюда, престарелый ветеран выбрался из леса поискать себе хлеба насущного в другом месте.

Однако же этим происшествие, по всей видимости, не исчерпывалось, поскольку церковный сторож немало встревожился. С какой стати встревожился он и отчего преисполнился самых дурных предчувствий, пусть до поры остается тайной. Довольно и того, что при виде медведя на кладбище сторож обеспокоился не меньше, чем в прошлый понедельник, когда впервые увидел семейство Уинтермарч.