«Возвращается ветер на круги свои…». Стихотворения и поэмы - Николай Туроверов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
«Утпола ― по-калмыцки "звезда"…»
Утпола ― по-калмыцки «звезда»,Утпола ― твое девичье имя.По толокам[7] пасутся стада,Стрепета пролетают над ними.Ни дорог, ни деревьев, ни хат.Далеки друг от друга улусы,И в полынь азиатский закатУронил свои желтые бусы.В жарком мареве, в розовой мгле,Весь июнь по Задонью кочую.У тебя на реке КуберлеЭту ночь, Утпола, заночую.Не прогонишь меня без отца,А отец твой уехал к соседу;Как касается ветер лица,Так неслышно к тебе я приеду.Ты в кибитке своей для меняПриготовишь из войлока ложе,Моего расседлаешь коня,Разнуздаешь его и стреножишь.Не кляни мой внезапный ночлег,Не клянись, что тебя я забуду;Никогда неожиданный грехНе разгневает кроткого Будду.Утпола, ты моя Утпола ―Золотистая россыпь созвездий…Ничего ты понять не могла,Что тебе я сказал при отъезде.
«Какой необоримый зной…»
Какой необоримый знойСтруится с выцветшего неба,Какой незыблемый покойВ просторах зреющего хлеба;И как ясна моя судьба,Как этот мир и прост, и прочен.Волы бредут, скрипит арба;Домой приеду только к ночи,И будет темен отчий дом,Ни ожидания, ни встречи, ―Каким невероятным сномПокажется мне этот вечер,Когда у ветхого крыльца,Последние теряя силы,Я буду тщетно звать отца,И мне молчанием могилыОтветит запертая дверь,И незнакомые соседиУслышат крик моих потерьНа пустыре моих наследий…А завтра будет тот же день,В родных местах чужие лица,Все так же будет колоситьсяВокруг желтеющий ячмень.Вотще тебе, моя страна,Мои скитанья и страданья!Все также слышно табунаНа зорях радостное ржанье,И те же мирные стадаНа водопое у колодца,И вечерами так же льетсяВ корыто звонкая вода.О, как ясна моя судьба!С концом сливается начало,И мой корабль ― моя арбаСкрипит у верного причала.
Муза
Звенит над корками арбузаНеугомонная пчела.Изнемогающая МузаПод бричкой снова прилегла,Ища какой-нибудь прохладыВ моем степном горячем дне,И мнет воздушные нарядыНа свежескошенной стерне.А я сижу на солнцепеке,К жаре привыкший человек,Гляжу, как медленно на щекиИз синевы закрытых векСлезу подруга дорогаяРоняет в тяжком полусне,Иные страны вспоминаяВ унылой варварской стране.И, как дитя, протяжно дышитСреди окованных колес,И ветерок легко колышетСухую смоль ее волос.О, беспокойный дух скитаний!Но что я знаю и могу?..Когда в степи прохладней станет,Савраса в бричку запрягу,И снова с Музой по ухабамЗаброшенного большака,Где только каменные бабыДа грустный посвист байбака,Я буду ехать, иноходцаНе торопя и не гоня…Звезда вечерняя зажжется,И Муза милая моя,Когда небесный путь попозжеБлеснет над нашею дугой,Возьмет веревочные вожжиСвоею нежною рукой.
1929«Я знаю, не будет иначе…»
Я знаю, не будет иначе,Всему свой черед и пора.Не вскрикнет никто, не заплачет,Когда постучусь у двора.Чужая на выгоне хата,Бурьян на упавшем плетне,Да отблеск степного заката,Застывший в убогом окне.И скажет негромко и сухо,Что здесь мне нельзя ночевать,В лохмотьях босая старуха,Меня не узнавшая мать.
1930II
«He выдаст моя кобылица…»
He выдаст моя кобылица,Не лопнет подпруга седла.Дымится в Задонье, куритсяСедая февральская мгла.Встает за могилой могила,Темнеет калмыцкая твердь,И где-то правее ― Корнилов,В метелях идущий на смерть.Запомним, запомним до гробаЖестокую юность свою,Дымящийся гребень сугроба,Победу и гибель в бою,Тоску безысходного гона,Тревоги в морозных ночах,Да блеск тускловатый погонаНа хрупких, на детских плечах.Мы отдали все, что имели,Тебе, восемнадцатый год,Твоей азиатской метелиСтепной ― за Россию ― поход.
1931«В эту ночь мы ушли от погони…»
В эту ночь мы ушли от погони,Расседлали своих лошадей;Я лежал на шершавой попонеСреди спящих усталых людей.И запомнил, и помню донынеНаш последний российский ночлег, ―Эти звезды приморской пустыни,Этот синий мерцающий снег.Стерегло нас последнее гореПосле снежных татарских полей ―Ледяное Понтийское море,Ледяная душа кораблей.Все иссякнет ― и нежность, и злоба,Все забудем, что помнить должны,И останется с нами до гробаТолько имя забытой страны.
1931«Эти дни не могут повторяться…»
Эти дни не могут повторяться ―Юность не вернется никогда.И туманнее, и реже снятсяНам чудесные, жестокие года.С каждым годом меньше очевидцевЭтих страшных, легендарных дней. ―Наше сердце приучилось битьсяИ спокойнее, и глуше, и ровней.Что теперь мы можем и что смеем?Полюбив спокойную страну,Незаметно, медленно стареемВ европейском ласковом плену.И растет, и ждет ли наша смена,Чтобы вновь, в февральскую пургу,Дети шли в сугробах по коленоУмирать на розовом снегу.И над одинокими на свете,С песнями идущими на смерть,Веял тот же сумасшедший ветер,И темнела сумрачная твердь.
1931«Одних уж нет, а те далече…»
Одних уж нет, а те далече ―Недолог человечий срок.О, Боже, как я одинок,Какие выспренние речи,Как мертво падают слова,Как верим трудно мы и плохо, ―Что ж, может быть, ты и права,Для нас жестокая эпоха.И для каких грядущих днейХраню бессмертники сухие?Все меньше помним о России,Все реже думаем о ней;В плену бесплодного трудаИными стали эти люди,А дни идут, идут года,Разлюбим скоро и забудемВсе то, что связано с Тобой,Все то, что раньше было с нами.О, бедная людская память!Какой архангельской трубойНас воскресить теперь из праха?И мы живем, все что-то ждемИ песни старые поемВо имя русского размаха,Во славу легендарных лет,Давным-давно которых нет.
«Больше ждать, и верить, и томиться…»
Больше ждать, и верить, и томиться,Притворяться больше не могу.Древняя Черкасская станица,Город мой на низком берегуС каждым годом дальше и дороже…Время примириться мне с судьбой.Для тебя случайный я прохожий,Для меня, наверно, ты чужой.Ничего не помню и не знаю!Фея положила в колыбельМне свирель прадедовского краяДа насущный хлеб чужих земель.Пусть другие более счастливы,И далекий, неизвестный братВидит эти степи и разливыИ поет про ветер и закат.Будем незнакомы с ним до гроба,И, в родном не встретившись краю,Мы друг друга опознаем оба,Все равно, в аду или в раю.
Майдан
