Выродок - Светлана Ст.

В этой главе (и в следующей) Драко придется много плакать. Дело в том, что в неполные 17 лет (в конце 6–ой книги) он регулярно рыдал в обществе Плаксы Миртл, — значит, признавал такой способ справляться с проблемами. Дальше (в моем фике) Драко прятался, а затом сидел в тюрьме. Когда человек прячется или сидит в тюрьме — он не взрослеет, и психологически Драко остался 16–тилетним пацаном. Со временем это пройдет.

(Кстати, ни в убежище, ни в тюрьме Драко не плакал: высокородным не стыдно ни скрываться, ни сидеть в тюрьме, а вот работать мелким клерком и подвергаться унижениям со стороны вышестоящих — это несмываемый позор.)

Новые порядки

14–24 февраля 1999 года

— Мистер Малфой, какая неожиданность…

— Мистер Малфой, неужели это вы?

— Мистер Малфой, вы, наверное, к нам с инспекцией?

— Да, конечно, давно что‑то Малфои здесь ничего не проверяли, пора уже!

— Мистер Малфой, мы все успели соскучиться по вашему ненавязчивому вниманию…

Драко шел по бесконечному коридору пятнадцатого — самого нижнего — этажа Министерства Магии с каменным лицом и молил Бога, чтобы не покраснеть. Он знал, что будет трудно, но все оказалось даже хуже, чем он ожидал. Люциус часто брал сына на деловые встречи, в его присутствии общался с чиновниками и не стеснялся распекать их на глазах у Драко. Хотя ниже шестого этажа старший Малфой не спускался никогда, все сотрудники Министерства прекрасно знали и сильно недолюбливали одного из самых богатых и надменных высокородных волшебников страны. Теперь настала пора реванша.

Каждый встречный сотрудник Министерства насмешливо кивал младшему Малфою и приветствовал его с издевательской любезностью. Юноша выпрямил спину, задрал подбородок вверх и надменно кивал всем, кляня про себя проклятого Уизли, устроившего себе кабинет в самом дальнем от лифта конце коридора.

— Мистер Малфой, а где же ваш батюшка? – осведомился одетый в ярко–красную мантию черноволосый парень с серьгой в ухе. Наглец, ехидно ухмыляясь, подпирал стену около двери с табличкой «Отдел ласковой обслуги дружелюбных магов». – Что же вы пришли один, без мистера Люциуса?

— Неужели он болен? – стоящий рядом светловолосый крепыш в синей мантии схватился за голову. – Мистер Малфой, как здоровье вашего батюшки?

— Не знаю, — Драко очень хотелось ударить этих ублюдков Круциатусом, и сдерживался он отчаянным усилием воли, — мы с отцом сидели в разных тюрьмах.

— Неужели Министерство не позаботилось поместить таких высокородных волшебников в одну камеру? – удивился черноволосый.

Когда ничтожный подонок оскорбил их род, у Драко потемнело в глазах. Такое смывается только кровью! Юноша сжал кулаки и стиснул зубы: придет день – и этот ублюдок заплатит именно кровью! А сейчас остается лишь терпеть… Драко надменно ухмыльнулся:

— Наверное, ни одна тюрьма не хочет лишиться чести принять у себя последних высокородных людей Англии. Нас ведь осталось мало – даже на все тюрьмы не хватит…

— И как же это вас выпустили такого высокородного?! – ужаснулся черноволосый. – Как не повезло тюрьме, которую вы осеняли своим присутствием, а теперь покинули!.. А нам‑то как повезло, — хмыкнул он, глядя, как Драко, держа спину неестественно прямо, удаляется по коридору.

Малфой, продолжая свой путь, успокаивал себя тем, что не стоит обижаться на сволочей, работающих ласковой обслугой. Драко подумал, что если бы ему предложили устроиться в такой отдел, он бы, наверное, предпочел убирать драконье дерьмо. А эти холуи и лизоблюды, судя по всему, даже не считают подобную службу унизительной для себя и ходят разодетые, как попугаи! Насколько юноша мог видеть, все остальные сотрудники Министерства, даже самые высокопоставленные, носили простые черные мантии. Драко и сам оделся так же, хотя мантий у него было много, причем пороскошнее, чем у парней из обслуги. Но Малфои уважают правила, а работать в цветной мантии – все равно что прийти на бал в пижаме. Что ж, обслуга есть обслуга…

Кабинет, где располагался Сектор выявления и конфискации поддельных защитных заклинаний и оберегов, оказался большой комнатой, забитой всевозможной мебелью. Там стояло восемь столов и дюжина стульев, высились набитые папками шкафы, а на стенах висели непонятные диаграммы. Хотя, как и все Министерство, кабинет располагался глубоко под землей, на одной из его стен имелось большое фальшивое окно, позволяющее видеть, что происходит на улице, где находится вход в здание.

Уизли еще не пришел, все столы были абсолютно пусты, и Драко, недолго думая, уселся за тот стол, что стоял у окна. Еще немного поразмыслив, юноша закатал рукава мантии так, чтобы была видна Черная Метка, и положил ноги на стол: пусть начальничек не думает, что его новый подчиненный станет ходить перед ним на задних лапках! Сидеть, закинув ноги на стол, было неудобно, да и непривычно: Люциус требовал от сына всегда вести себя с достоинством, подобающим настоящему высокородному волшебнику, и никогда не уподобляться наглым грязнокровкам, которые не получили должного воспитания. Но Драко решил, что в данном случае отступление от отцовских правил вполне оправданно: нужно сразу показать начальничку, кто есть кто, а иначе до этого дебила не дойдет.

Уизли, легкий на помине, вошел в свой кабинет через пару минут и взглянул на своего нового стажера. Юноша осклабился самой наглой улыбкой и молча кивнул.

— Вы, я вижу, уже устроились? – спросил начальничек рассеянно. – Ну, осваивайтесь, располагайтесь… (В английском языке нет разделения на «ты» и «вы»; обращение «you» в принципе безлично и понимается в зависимости от контекста – прим. авт.)

С этими словами Уизли уселся за ближайший к двери стол и начал изучать бумаги, которые принес с собой. Драко был очень доволен: все шло как нельзя лучше. Кажется, тактика выбрана верно! Этот нищеброд всегда был трусом. Наверное, увидев Черную Метку, он чуть не умер от страха!

Нейтрализовав начальничка, Драко задумался о вещах, гораздо менее приятных. Мать, встретившую его у дверей тюрьмы, он узнал не сразу: Нарцисса страшно исхудала и стала похожа на скелет, обтянутый кожей. Кожа лица болезненно пожелтела и была испещрена морщинами, волосы, превратившиеся из снежно–белых в бесцветно–грязные, спутались и загрязнились, в глазах, прежде надменно–отстраненных, появился страх. Увидев сына, женщина бросилась к нему с невнятным криком и разрыдалась у него на груди. Юноша был неприятно поражен этим всплеском эмоций: высокородные не проявляют своих чувств при посторонних. Он отстранил мать и огляделся в поисках их фамильной кареты, запряженной гиппогрифами.

— Карету и всех гиппогрифов у нас конфисковали, — объяснила Нарцисса, — я приехала на рейсовом корабле «Дельфин», а в порт добиралась на «Ночном рыцаре»…