Война роз. Воронья шпора - Конн Иггульден

Женщина чуть прищурилась, но скорее от неудовольствия, чем из подозрения.

– Если мастер Холт или констебль увидят, что ты пользуешься этой старой дверью, они с тебя шкуру спустят, и ты это прекрасно знаешь, так ведь? Ну и мальчишки пошли! Лень ему вокруг топать… Но ладно, ступай. Я запру за тобой. Только не забудь повесить ключи на место. Вернешься через ворота. Я не услышу твой стук за этим гамом.

И, к удивлению Генри, старшая кухарка протянула руку и взъерошила его волосы пальцами, способными согнуть железную поварешку.

Он невольно ощутил, как к его глазам подступают слезы, хотя не мог вспомнить, когда плакал в последний раз. Генри понимал, что ему представляется возможность навсегда покинуть Пембрук. Все, кто до сих пор образовывал некое подобие его семьи, находились внутри стен замка. И хотя Мэри Корриган действительно три раза побила его за кражу, однажды она поцеловала его в щеку и сунула ему в руку яблоко. Больше никто и никогда к нему по-доброму не относился.

Тюдор замер в нерешительности, однако тут же вспомнил темного всадника возле ворот. За ним приехал его собственный дядя. Решимость в душе Генри окрепла, и он кивнул кухарке. Дверь открылась, из темноты повеяло холодным воздухом, и он закрыл створку, оставив позади красные щеки и покрытый бисеринками пота лоб Мэри. Щелкнул замок, женщина, крякнув, подняла засов и опустила его в гнезда. Подросток остановился, привыкая к прохладе после кухонного жара.

Лестница сразу же поворачивала вбок, чтобы поднявшийся снизу недруг не мог размахнуться мечом или топором. Ступени с резким поворотом уходили вниз, в недра скалы, на которой стоял замок. Первые несколько ступеней еще можно было разглядеть в свете, проникавшем в потайной ход через щелку под дверью, однако этот слабый отсвет мог помочь беглецу только до второго поворота. А потом Генри оказался в полной тьме – такой плотной, словно к его лицу прижали мокрое полотно.

Никто не знал, когда обнаружили эту пещеру под замком – до того ли, когда он был построен, или же ее существование и стало причиной, по которой на этом месте сколько-то веков назад возвели первое деревянное укрепление. Генри доводилось видеть подобранные на полу этой пещеры кремневые наконечники стрел, сделанные охотниками в каком-то совершенно неведомом прошлом. Находили здесь и римские монеты, почерневшие серебряные диски с профилями давно почивших императоров. Это было странное место, и оно обрадовало Тюдора, когда он впервые нашел его во время одной из зим. Когда дождь лил день за днем без перерыва, когда каждый день приносил новые уроки, побои и сырость.

Легкая перемена в отзвуках собственных шагов предупредила подростка о том, что впереди находится нижняя дверь. Она тоже была заперта, однако он без труда нащупал ключ, висевший там, где и положено, на кожаном шнурке. Ему пришлось как следует потрудиться после того, как он отпер этот замок, – не раз и не два Генри наваливался плечом на разбухшую от сырости дверь, открыв которую провалился в куда более холодную тьму. Пыхтя от усталости и отнюдь не малого страха, молодой Тюдор захлопнул за собой дверь и, зажав в руке холодный ключ, принялся раздумывать над тем, что с ним теперь делать. Было бы неправильно забирать с собой столь важную вещь. Юноша ощущал над своей головой тяжелый свод огромной пещеры, ибо стоял как раз под Пембрукским замком. Тишину нарушал только шорох голубиных крыльев где-то вверху – птицы бездумно реагировали на его появление. Он прислушался повнимательнее, уловив на сей раз тихое дыхание реки.

В полной темноте Тюдор сделал шаг вперед и тут же ударился ногой о киль гребной лодки, вне сомнения, принесенной в пещеру для починки. Существование пещеры не было тайной Пембрука. Тайну представляла собой та самая оставшаяся во тьме за спиной потайная дверь, уводившая к самому сердцу замка. Генри ругнулся, потер ногу, вновь нащупал ключ и повесил его на нос лодки, где его точно потом найдут, после чего обошел суденышко по гладкому полу пещеры, ровному, как речное дно.

Последнюю преграду на пути к реке представляли железные ворота, преграждавшие путь в естественное устье пещеры. Генри нащупал последний ключ и крутил его в замке до тех пор, пока не услышал щелчок. Выйдя наружу, он остановился во тьме спиной к реке, снова запер ворота и бросил ключ далеко в реку. Мальчик делал это не ради Уильяма Герберта, при всем проявленном им пренебрежении и жестокости. Он делал это ради самого Пембрука – а может быть, и ради Мэри Корриган. Беглец не мог допустить, чтобы кто-то из посторонних узнал тайну замка.

Он не вернется назад. Услышав собственное громкое дыхание, Генри призвал на помощь всю свою волю, заставил сердце успокоиться… Покой вливался в его душу, словно сметана – в докипающий суп, и наконец, волнения улеглись. Сердце оставалось на месте – где-то в глубине, на самом дне.

Вновь повернувшись к реке, Тюдор понял, что слышит совсем недалеко от себя негромкий плеск весел. Луны не было, и река казалась такой же темной, как и пещера, хотя ему показалось, что он может различить на ней еще более темное пятно длиной футов в двадцать. Он свистнул в сторону пятна, надеясь, что не ошибся.

Скрипнув, черпнули воду весла, нарушая ночной покой.

Лодка скользнула в его сторону, и Генри Тюдор ощутил страх. Контрабандисты, рыбаки, бандиты, работорговцы – в ночной темноте на реке мог оказаться кто угодно. И публика эта отнюдь не благосклонно отнесется к призыву мальчишки.

– Отлично, парень, – донесся из темноты голос. – Неужели учителя не хвалили тебя за проявленный ум?

– Дядя? – шепнул Генри. И услышав, как тот усмехнулся в ответ, полез через борт, пока, наконец, темная фигура не подхватила его под обе руки и не прижала к себе с удивительной силой, просто не позволяя вздохнуть. Щеки юноши коснулась мужская щетина. От его дяди пахло потом и травами, а еще лошадьми, чей запах насквозь пропитал его одежду. На лодке не было фонаря – и не могло быть, пока стены Пембрука высились над головой. Однако после угольной черноты пещеры света звезд вполне хватило, чтобы Генри отчетливо разглядел банку, на которую его усадили.

– Рад нашей встрече, парень, – промолвил Джаспер Тюдор. – Жаль только, что мой брат не дожил до этого дня. Половина стражников Герберта ищет меня в городе, остальные увязались за одним из моих людей, заметив горящий факел в его руке, а я здесь… И ты вспомнил про пещеру под Пембруком. Отец гордился бы тобой.

– Он не узнал бы меня, дядя, – нахмурился Генри. – Он умер еще до моего рождения.

Ему захотелось отстраниться от этого человека, от теплого тона и объятий, отодвинуться от всех этих чувств, найти привычное утешение в сдержанности. Он чуть шевельнулся на скамье, и лодка покачнулась.

– Не будем больше задерживаться здесь ради меня, дядя. Я понял, что нас ждет другое судно, побольше. Слышал ваш разговор с Уильямом Гербертом. Мы плывем в Лондон?

Младший Тюдор не видел, какими глазам смотрел на него явно обескураженный Джаспер. Они были абсолютно незнакомы друг с другом – и поняли это в один и тот же момент. Генри никогда не знал материнской и отцовской ласки. Ожидая в напряженном молчании, мальчик и представить себе не мог, что его дядя сохранит в себе какие-то родственные чувства к единственному сыну своего брата. Он не ощущал в себе желания ответить чем-то подобным, не ощущал вообще ничего – кроме черного холода, столь же глубокого, как и река под ним. Однако холод этот был подобием силы.

Джаспер кашлянул, изгоняя овладевшую им тишину.

– В Лондон, да. Да, мой мальчик! Мой корабль стоит на причале в Тенби, а этот маленький барк слишком хрупок для того, чтобы выходить на ней в открытое море. Но в миле вниз по течению нас ждут кони. Умеешь ли ты ездить верхом, сынок?

– Конечно, – коротко молвил Генри. Его учили наукам, необходимым рыцарю, ну или хотя бы сквайру Уильяма Герберта. Учили скорее тычками и руганью, чем наставлением, однако он мог держаться в седле. И умел владеть мечом.

– Отлично. Как только мы оставим замок за спиной, садимся на коней и скачем к берегу. А потом – в Лондон, парень! На встречу с твоим тезкой, королем Генрихом. Чтобы увидеть, как трон вернется к Ланкастеру. Истинно говорю, я и сам еще не могу свыкнуться с этим. Мы на свободе! И можем ездить повсюду, как полагается свободным людям, пока они ищут нас в лесах.

Лодку несло течение, и весла создавали не так много шума. Долгое время слышен был только плеск воды и напряженное дыхание гребцов. Джаспер тряхнул головой, удивляясь тому, что племянник молчит. Он рассчитывал встретить болтливую сороку, но оказалось, что выручил из плена маленькую сову, внимательную и спокойную.

2

Граф Ричард Уорик недовольно поджал губы. Король Генрих стоял перед лондонской толпой, глядя на город с высоких стен Тауэра. Здесь, наверху, задувал холодный ветер, и Уорик едва не скривился от мысли, каким хрупким сделался король. Генрих Ланкастер был сломлен и опустошен прожитой жизнью. И хотя в то утро Его Величество был облачен в расшитые ткани и толстый плащ, Ричард прекрасно знал, насколько истощен этот бедолага. Казалась, что даже плащ отягощает Ланкастера, безусловно сгибавшегося и горбившегося больше, чем хотелось бы. Генрих то и дело ежился, а руки его тряслись, словно от лихорадки или от старческой немощи. Когда из-под плаща высунулся его локоть, под рукавом камзола не обнаружилось никаких мышц – рука выглядела как ровная, от запястья к локтю, плоская кожаная трубка с набрякшими венами.